Константин Потапов - Никто не знает Сашу

«…чтобы не быть голословным, Александр, самое время исполнить для наших…»

«… достаточно старую, но мне она всё равно…»

В один миг изменился и звук, и воздух, и он. Из мужчины лет тридцати, простых рук, обыкновенного рта, поношенной одежды сложилась портовая улица, блеск мостовых, трамвай, уходящий прямо в море. Цветные двери в обшарпанных стенах, сигары в сморщенных лапах, стулья, шляпы, Командор. Дотянуться русской строкой до подвального бара, где пьют особенный ром – с каждым глотком забываешь родной язык, чтобы запеть на испанском. Так пьют и всё больше проваливаются в чужую речь.

– Как идёт, Саш? Всё комфортно? По звуку?

– Да-да! Можно чуть больше гитары мне… Да, вот так, спасибо.

– Давай после рекламы поговорим про группу «Зёрна»?

– Ну. Давай.

– Как бы предысторию? Тридцать секунд, поняла. Тридцать секунд, Саш.

Мелькнул телефоном, но я успела увидеть заставку с индийской рекой, перешёл на страницу девушки, закрытый для него профиль.

«…продолжаем, и сегодня у нас в гостях музыкант, поэт, автор и исполнитель, и, между прочим, солист группы «Зёрна», Александр Даль. Кстати, про группу…»

«…никто не умел совершенно. Кроме Лёни – он ходил в музыкалку. А пацаны все хотели на барабанах, но только у Димы был доступ к репбазе, потому он и …»

Играли в помещении буфета. Крупы, сахар, чехлы инструментов. Отсюда вздымалась квадратная спираль лестницы. Число ступеней менялось от погоды – в дождь сто двадцать два, в снег – того меньше. Лестница шла от полуподвальных танцзалов с одинокой балеткой, на подоконнике, уберёшь сегодня – возникает назавтра, забытая лодка – через кабинеты с разваленным пианино, что помнило учеников по пальцам – вверх, вдоль гулких площадок лестницы, где курили и крошили пепел мимо банок старые балерины, что натирались на ночь тальком, отодвигая смерть, шаркали в зал, где стайки в белых платьях, и раз-два-три, и раз-два-три – дальше, вверх, ступеньки подходили к последнему этажу, где под шифером, в перекрёстке проводов и птиц, у слухового окна – студия. Взошедшие зерна из недр.

«…сейчас с группой «Зёрна»? Должен был быть новый альбом …»

«… идёт, как планируется. Бывают разногласия. Да. И знаешь…»

«…щекотливая тема. Может быть тогда ещё..»

Когда он запел эту, похолодало. По всему городу из динамиков потянуло декабрём. Это была такая, что сбивала месячные, путала дни недели. От неё веяло бессонницей и у женщин ныло в груди. Такую передают в четыре утра по всем радиостанциям, но по частям – где-то припев, где-то куплет. Услышавший её целиком, седеет на полголовы. Он стал ниже ростом на два сантиметра, припев согнул его пополам, он стал собой.

«…Саш, у меня не то, что мурашки, у меня ком в…»

«…очень приятно, спасибо. Да. Такая, старая…»

«…уйти на рекламу, но после обязательно»

– Всё нормально?

– Да, всё хорошо

– Точно?

– Да-да. Всё отлично

– Десять секунд. Саш, телефон.

– Ага, прости.

«…ты недавно был в Непале и Индии. Расскажи об этой поездке и как она…»

«… скорее, потому что запутался. Было много вопросов».

«Каких, например?»

«… пафосно как-то сказать. Мне всё хотелось, чтобы как-то приняли меня что ли, и может это было, ну, важнее музыки, что ли. А не должно быть меня много в музыке. Просто ловишь волну»

«А что волну вызывает? Есть же это понятие музы?»

«Ну. Наверное»

Листы простыней без номеров путаются друг в друге. Может быть – эта: светлая, хохочущая, такая ледяная, и за льдом – тайна, из которой пить и пить. Но вода горька, ледяна и не сулит счастья пьющему, только сведённые зубы. Каждый поцелуй – строка, иней на губах. Напишешь с такой песню – умрёшь сорок раз.

Или – та: надменная, тёмная, прячет себя в ракушке обиды. В её роду обиду передают по наследству вместе с длиной ресниц. С обидой рождаются, с ней умирают, живут раздвоенные, кладут обиду в гроб. А потому такой невозможно посвятить стих или песню. Песни про неё ей не принадлежат, она никогда до них не дотянется. Только во снах, где от обиды – свободна.

Или та, угловатая, худая, с искусанными губами, лампочки с ней перегорают в два раза быстрее, и он был на такой женат, да нет, давай не будем про ту, давай больше ни слова – про ту, а давай просто собирать строчки из сладких деталек да горьких следов. Помада, резинка для волос. След в истории браузера. Дописывающий названия её любимых сериалов после развода, так пахнет тоска. Всё складываются в геометрию строчек, нот, аккордов, и река входит в комнату, вырисовывается в тумане излучина припева, а это половина песни, сердцевина песни, но на куплете река замирает. И надо снова трястись, искать, взгляд, улыбку, завлекать кого-то – на ночь, на пару лет. А всё ради двух, трёх, десяти хороших песен, цена которым – утренний эфир, где он сидит напротив.

«… знаю, у тебя планируются новые песни, может, презентуешь какую-то, специально для…»

«…конечно, они как раз и написаны в моём путешествии в…»

И он запел про Неё, но не про неё, а вообще – про Неё, про любую, запел, но по-другому. От этой захотелось пить, от такой цветы надо будет поливать заново. Он привёз из Непала засуху, а ещё даже не знает про это.

«… Спасибо тебе огромное, Саша! И кстати, давай ещё раз напомним, где тебя сегодня можно услышать вживую?»

«В пространстве «Платонов», будет акустический концерт. Можно приобрести билет прямо на входе, мест должно хватить всем… Приходите»

«Спасибо, это был наш гость, автор и…»

Я провожаю его из студии в весну. Я бы хотела рассказать о нём так, как думала сейчас. Но мысли не перевести, и воздух после него ещё долго остаётся немым.

Индия. Непал. Практика.

Он думал, так будет всегда. Тело точно течёт сквозь коврик, с кончиков пальцев до затылка. Три раза «Аум» и «Шанти». И вся боль уходила, он думал, так будет всегда. Он удивлялся, как можно жить тем, кем он жил. Гнаться за какой-то славой, переживать. С каждым выдохом его становится всё меньше. И когда учитель спросил, пойдёт ли он на ближайшую Випассану, он согласился. Он хотел растворить это. Он хотел вытащить это. Но когда он вытащил это, он не смог с этим совладать. Он не знал, что это будет так сильно. На пятый день Випассаны его накрыло с головой. Он тогда заметил, что не делает паузу после выдоха. Сразу после выдоха делает вдох. Из-за этого в и без того ноющей спине завязывается неприятный узелок. Он направил острый луч внимания туда, чтобы подцепить и выковырять этот узел словно глазок из картошки. И когда он понял, что дело в дыхании и стал специально делать паузу после выдоха, мышца постепенно расслабилась. Узелок стал разваливаться. И тогда его накрыло с головой. Вечером он нарушил правила и тайком залез в ВК на телефоне, который забыл сдать. От неё не было сообщений.