Леонид Алеев - Лёня Алеев в школе и дома

Иллюстратор Владимир Шишков

© Леонид Алеев, 2022

© Владимир Шишков, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0059-0413-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящается Сергею Алееву

Каждый надеется, что первого сентября будет хорошая погода. В 1978 году этот день был ярким и солнечным. Я шел в первый класс с гладиолусами и знатным ранцем с вышитым грибом, производства то ли ЧССР, то ли ГДР – на плечах. Счастливая мама вела меня за руку и всю дорогу о чем-то спрашивала. А в людской поток вливались из всех дворов школьники. Младшеклассники— с красными нашивками в виде развернутой книги на новехонькой, как у меня, форме. У старшеклассников же нашивки были синими. Мы жили недалеко от школы, и уже довольно скоро стали протискиваться сквозь толпу школьников и родителей к табличке 1А, которой размахивала какая-то женщина.

В моей жизни только что начался важный этап. Я больше не дошкольник-малявка, а школьник. И этот новый статус меня очень волновал.

Я – Леня Алеев. Так меня назвала бабушка, в честь Брежнева. Я – совсем обычный московский мальчик из обычной московской семьи, мой папа – рабочий, мама – инженер, а бабушка – председатель домкома. Что это такое, я точно не знал, но в нашем районе с бабушкой все здоровались, и она часто ходила с кожаной папкой под мышкой, в окружении каких-то людей. Когда бабушка не была на собраниях этого домового комитета или парторганизации нашего района, она присматривала за мной. Однако, собрания занимали у нее большую часть времени, и чаще я сидел один. Мама была очень недовольна этим, когда приходила с работы усталой и ей вместо отдыха приходилось кормить меня. В те часы, когда бабушка была дома, она постоянно разговаривала по телефону. Телефон в нашей большой коммунальной квартире звонил ежеминутно, но никто из соседей не возмущался, потому что бабушку боялись. С нами жил мой старший брат, который насмехался надо мной и считал малявкой. Вообще, кроме нашей семьи в коммунальной квартире №9 проживало много соседей, я о них еще расскажу.

А пока, стоя в строю на праздничной линейке, я думал, какие красивые у девочек белые банты и фартуки, и как некрасива сама скучно-коричневая школьная форма. Что происходило вокруг, я совершенно не запомнил – волновался, особенно когда пошли в класс и началась толкотня. Я крепко прижимал к себе стройные гладиолусы.

И вот, наконец, шум затих, раскрасневшиеся родители удалились, и учительница провела нас в класс. Я, раскрыв рот, смотрел на ее вязаную кофту с орденами Красной Звезды, Великой Отечественной войны двух степеней и еще с какими-то медалями, какие я видел в «Книге будущих командиров», подаренной мне мамой. Любовь Георгиевна сказала хриплым, прокуренным голосом, что не надо ковырять в носу и звать на переменах маму, что мы уже взрослые, а школа – это не детский сад. Она была очень добрая женщина, хоть и курила «Беломор». Теперь я тепло ее вспоминаю. Кстати, в классе я оказался единственным, кто ничего не знал про детский сад и не мог сравнить эти два детских учреждения. В детский сад, рассадник всяческих болезней, меня запретила отдавать бабушка.

Нам выдали прописи, с которыми я неплохо справлялся, а мой брат смотрел и посмеивался. Еще у нас были счетные палочки в небольшом пенале, сделаны они были из мягкой пластмассы. Любовь Георгиевна предупредила, чтобы мы их не жевали, а использовали только по назначению, то есть для счета. Те, кто плохо считал, все равно их грызли, а я большую часть палочек вскоре растерял.

Так началась моя школьная жизнь. От важности метаморфозы, произошедшей со мной, я утвердился в мысли, что уже большой, и заявил маме, что провожать меня не надо. И как только стал ходить в школу самостоятельно, немедленно оброс друзьями на школьном дворе. В моем классе учились трое детей из нашего дома. Они жили в нем давно, может быть, там и родились, но я познакомился с ними только в школе. Одна из них, Галя, была очень бойкая девочка, другая – очень стеснительная Юля, она играла на пианино, а еще был Андрюша Фадеев – он жил на последнем этаже и открыл мне другой мир. О нем – мой следующий рассказ.

– Ты чё после школы делаешь? – спросил Андрюша Фадеев взрослым и простуженным голосом.

– Да ничего. Прописи писать, а больше ничего не задали.

– Айда ко мне в гости, грузовик покажу, – подмигнул Андрюша.

Я ни разу не был в гостях у своих одноклассников и согласился. Мне было интересно. Грузовик не особо меня интересовал, однако я выпендрился, набивая себе цену:

– А чаем напоишь?

Андрюша сказал, что если найдется – то обязательно напоит, и я, не придав значения неоднозначности ответа, отправился к нему в гости. Коммуналка, несколькими этажами выше нашей, по планировке была точно такая же, что меня весьма разочаровало ведь я надеялся увидеть что-то новое. Однако, войдя в комнату, я буквально остолбенел.

Неубранные кровати с грязным, почти черным бельем. Ужасный беспорядок, местами похожий на разгром, немытый замусоренный пол, грязная посуда и, что меня особенно поразило, колесо от ЗИЛ-130 в углу. На столе, застланном заляпанной газетой, стояли пивные кружки, как в сказке «Машенька и медведь» – большая 0,5 и две по 0,33. На дне большой кружки осталась светлая желтая муть. «Кто пил из моей кружки?!» – вспомнил я сказку. Повсюду валялись пустые бутылки. Вдобавок ко всему, в комнате стоял удушающий смрад перегара. Фадеев подскочил к колесу и извлек из-за него руль того же ЗИЛа, обмотанный толстой белой оплеткой. Плюхнувшись на грязную кровать, Андрюша начал дергать ногами, наклоняться в разные стороны и резко крутить руль.

– Чего смотришь, садись, поедем! – кричал он, изо всех сил давя на большую кнопку клаксона посередине.

Я что-то обескуражено мычал и стоял посреди комнаты. Немного погодя он, отбросив руль, сказал, что чая у него никогда и не было, а вот воды нальет сколько угодно. И с этими словами он схватил со стола ту самую большую кружку с остатками пойла и выскочил в общую кухню.

Эта комната до сих пор стоит у меня перед глазами. Фадеев был из семьи потомственных алкоголиков, как принято сейчас говорить. Его мать позже получила судимость, и ее лишили материнских прав. Отец работал водителем грузовика, но за пьянку был изгнан с автокомбината, и Андрюша, когда Фадеевы переехали воспитывался какой-то родственницы. Дальнейшая его судьба мне неизвестна. Последний раз я видел его примерно в 87-ом году, он был почему-то в кирзовых сапогах. Для Москвы обувь более чем редкая. Рассказал, что учится в ПТУ, но хочет бросить.

А тогда я засуетился, подхватил ранец и что-то прокричав в кухню, где Андрюша наливал мне воды из-под крана, убежал в свою квартиру. Бабушка, увидев меня запыхавшимся, прервала разговор по телефону и спросила: