Владимир Хованский - Ледяная купель. Проза XXI века

Жил да был маленький Мальчик. Глазки у него голубые ясные, словно небо весною раннею, носик-курносик небольшой, да ох уж и озорной-то какой, а волосы густые, ершистые, что тебе пшеница наливная-золотистая. И ещё родинки. Одна на среднем пальчике уродилась, другая возле локотка расположилась, а третья на самой щёчке присоседилась.

И жили они в мире, да в согласии; днём спали-отдыхали, а по ночам, когда Мальчика сладкий сон-дрёма в кроватку укладывал да убаюкивал, в гости друг к дружке похаживали, чайком баловались, шутками-прибаутками забавлялись.

Только однажды, знать, кошка чёрная промеж них пробежала. Закричали они, заспорили: кто главнее и важнее из них будет, кого из них Мальчик больше всех любит.

– Я – самая главная! – шумит родинка на пальчике. – Я всегда на самом виду: и рисую-то я, и кубики собираю-то я, и колбаску с хлебушком держу – не выроню. Больше всех меня Мальчик наш любит.

– Ну, уж нет, я главнее тебя, – запалилась родинка на локотке. – Захочу локоток согну, а захочу и разогну, и тогда и на пианино не поиграешь и колбаску не возьмешь.

– А я, зато, выше всех устроилась, – перебила их родинка на щёчке. – Я на щёчке сижу, на вас сверху гляжу, значит, я и есть самая главная и любимая.

Ох уж раскричались они, рассердилися, чуть до драки дело не дошло. Только криком делу не поможешь, криком правду не найдёшь. И порешили они к зеркалу обратиться, чтобы рассудило оно по правде, по совести: кто из них самая главная, кого Мальчик больше всех любит.

Выслушало их зеркало и задумалось: да непросто это, и правду сказать и словом неловким кого не обидеть. Наконец говорит:

– Не ссорьтесь вы, родимые, понапрасну. Все вы, хотя и разные, да одинаково главные, потому как похожи только на себя. Сами себе и цари, сами себе и короли. И любит вас Мальчик одинаково. Заиграет он на пианино, увидит родинку на пальчике – улыбнётся. Поднимет ручку, согнет локоток, увидит родинку – опять же улыбнётся. Подбежит ко мне, посмотрится в меня, увидит свое отражение с родинкой на щечке – глазки засветятся, а в них – улыбка. А улыбка-то что означает? Радость! А радость всегда одинаковая – тепло сердцу, покой душе. Так-то вот.

– А теперь, дети, мы напишем небольшой диктант… Да-сс… небольшой диктант… совсем маленький диктантик…

В голосе учительницы с каждым словом нарастало сдерживаемое напряжение и класс, дотоле полусонный, разомлевший от жаркого света весеннего солнца, заполонившего огромные окна, подобрался и затих.

Лица второклашек, еще не утратившие наивной детсадовской доверчивости, не успевшие приобрести печати стадного безразличия старшеклассников, выразили готовность слушать и исполнять.

– Итак, начнем…

Взгляд учительницы пробежал по рядам стриженых и украшенных бантами голов и, не найдя там никакого беспорядка, остановился на небольшой книжке, которую она держала в руке.

– Итак, диктую: «Пастух гнал стадо мимо пруда…» Точка… Написали? Лягушка, увидевШИ ВОЛА, прыгнула в воду…»

Голос учительницы ровно и бесстрастно диктовал короткие, чёткие фразы, не давая разжаться тугой пружине дисциплины и порядка, и ручки ребят послушно скользили по чистым листам тетрадей, оставляя за собою ломаные линии слов и предложений.

Наконец, всё было кончено, последняя точка поставлена, и класс загалдел, задвигался, долго сдерживаемая энергия поглотила голос учительницы, рвущийся на самых верхних тонах.

– Ирка, ты как написала: «шивола», или «шевола»? – страшным голосом зашептала худенькая, вертлявая девчушка, толкая в бок свою соседку.

– Я, Шивола, а ты?

– Я тоже. А ты с большой буквы, или с маленькой?

– С большой…

– Сдавайте тетради, сдавайте… быстренько… быстро! – рука учительницы в ожидании зависла над партой, и в неё были послушно вложены две тетради с загадочным словом «ШИВОЛА».

По дороге домой, девочки едва не рассорились из-за этого таинственного слова. Ирка утверждала, что «ШИВОЛА» – это дикое животное, которое можно увидеть в зоопарке, а её соседка по парте уверяла, что это большая охотничья собака с ушами до земли и пушистым хвостом-колечком.

Дождавшись пришедшего с работы отца, Иришка еще в дверях прыгнула ему на шею и жарко зашептала на ухо.

– Погоди-ка, погоди… Мы ведь были в зоопарке совсем недавно…

– Ну и что же, папочка, ну и что же. Мы ведь не всех зверей увидели. Туда новых привезли, из Африки…

– Ладно, только дай мне поскорее умыться, а в воскресенье пойдём в зоопарк, если не нахватаешь двоек…

– Нет… нет… нет. Да… да… да, – заплясала от радости девочка, не забыв, однако, прихватить с собою в комнату папин портфель.

А глубокой ночью, она плыла на длинной и узкой лодке по широкой реке Лимпопо. С берегов, заросших пальмами, лианами и диковинными цветами, доносились крики обезьян, рычанье львов и трубные голоса, спустившихся на водопой, слонов.

Девочка крепко прижалась к доброму, лохматому, похожему на большую охотничью собаку ШИВОЛЕ, и он благодарно лизнул её своим тёплым шершавым языком прямо в коротенький вздёрнутый нос.

В одном большом городе, на тихой улочке, в маленьком старинном особнячке жила девочка. Девочка как девочка, с двумя косичками-хвостиками, в которые мама вплетала узенькие разноцветные ленточки, с большими, чуть удивленными голубыми глазами и маленьким вздёрнутым носиком, который придавал ей немного надменное выражение. Впрочем, так думали те, кто впервые видел девочку, а те, кто знал её давно, понимали, что это говорит лишь о весёлом и несколько своевольном нраве, и только.

У девочки были две большие мечты. Первая мечта совсем уже скоро должна была сбыться: осенью она шла учиться в школу, а вторая…

Со второй было значительно сложнее. Дело в том, что девочка страстно любила музыку. Ещё не научившись лепетать первые слова, она старательно подпевала папе и маме, которые пели ей колыбельную, а едва научившись ходить, неуклюже и смешно приплясывала под музыку, потешая и умиляя взрослых.

– Какая музыкальная девочка, – говорили они, и от этих слов у неё сладко замирало сердечко.

– Я буду музыкантом, обязательно буду, – твердила она про себя, но только никак не могла выбрать инструмент, который был бы ей по душе.

Сначала девочке нравился рояль, потом скрипка, затем рояль и скрипка взятые вместе. Выбор окончательный и бесповоротный она сделала в детском саду, слушая бойко извлекавшую весёлые искорки звуков из новенького пианино музыкального воспитателя.

– Когда я вырасту, я стану пианисткой, – однажды вечером заявила она папе и маме.

– И еще певицей и балериной, – усмехнулся папа.

– Нет, только пианисткой, – сжала кулачки девочка и носик её задрался в самое верхнее своё положение.