Наталия Семенова - Дата вечности

Фреджу Охману, антиквару и коллекционеру, часто приходилось сталкиваться по делам бизнеса с русскими ценителями искусства. За много лет сотрудничества с такими Охман научился неплохо понимать русский язык и даже кое-как говорить на нём. Его знаний языка оказалось вполне достаточно, чтобы понять просьбу посетителя. Михаил хотел получить примерную оценку старинной вещи, иконы, фото которой предъявил. Его целью было реализовать впоследствии эту икону, если назначенная цена его вполне устроит.

Охман внимательно рассмотрел фотографию. Икона несомненно была уникальной. Судя по всему – серебро, хотя точно сказать можно будет только видя сам предмет. Поскольку серебро имеет свойство чернеть от времени, необходимо вначале произвести очистку металла. Предположительно, 14-16 века, но существует вероятность более поздней подделки. Интересно, что на листах книги, которую держал в руке Христос, были написаны мелким шрифтом какие-то слова. Одно слово было чуть крупнее, и Охман предположил, что это слово "ждати". Следующие несколько слов было совсем не разобрать. На иконах такого типа никогда не писался текст, поскольку Иисус держит книгу раскрытой в свою сторону. А вот слова, которые написаны извне, склоняют к мысли, что написаны они для того человека, который смотрит на икону.

Охман не стал делать поспешных выводов. Он попросил фрау Дильс приготовить ему и их гостю хороший кофе и пригласил Михаила располагаться на диване. Сам тоже присел рядом.

Миша с благодарностью принял приглашение. За сегодняшний день он преодолел уже несколько километров пешком, пока кружил в поисках бюро.

Кофе взбодрил, а мягкий диван приятно расслабил мышцы спины.

Мужчины договорились, что удобнее всего им будет встретиться в Санкт-Петербурге, куда Охман планирует поехать в ближайшее время по делам бизнеса. Там они созвонятся и договоряться о встрече. Охман постарается определить стоимость предмета, изучив его лично, и если подтвердится уникальность иконы, Охман готов взять на себя оформление документов на покупку для провоза её через границу.

Обсудив детали, они тепло попрощались. Улыбчивый и позитивный Михаил понравился Охману. С таким человеком всегда приятно иметь дело, подумал он.

Михаил тоже остался доволен знакомством с гостеприимным немцем, не смотря на то, что немцев он не любил. В 1942 году, во время блокады немецкими войсками города Ленинград, от истощения умер его дед Михаил. Отец Миши, тоже Михаил, будучи подростком, смог пережить блокаду, но психическое здоровье его было сильно нарушено в результате тяжких условий жизни и потери родных. Будучи ребёнком Миша частенько слышал горькие рассказы отца о том тяжёлом времени. О смерти деда и маленькой сестрёнки отца, о смерти других близких родственников.

В возрасте 50 лет отец умер от инфаркта. У Михаила возникла навязчивая идея отомстить правительству Германии за причинённый вред его семье. Он решил подать иск в международный суд по правам человека и взыскать в свою пользу несколько миллионов евро.

Глава 3

– Панечка, ягодка моя! – усатый молодец обхватил статную молодку за талию, нежно прижал к себе.

Просторное помещение пекарни слабо освещено небольшими, плохо промытыми окошками. Эта пекарня снабжала хлебом и булками целую деревню, находящуюся в Богородском округе.

–Михаил Васильевич, не балуй – зарделась, щеки измазаны мукой, сквозь муку алеет румянец. Прасковья не избалована мужским вниманием, красавицей себя никогда не считала. Ухаживания старшего пекаря ей в новинку. Михаил Васильевич хорош собой, в плечах косая сажень, чубаст, глазаст, на веселье и работу мастер.

–Я вот что думаю, Прасковья Дмитриевна, выходи за меня! Я ведь вдовец давно, жена мне ух как нужна! Люба ты мне, Прасковьюшка, и хозяюшка чудо как хороша! Лучшей женушки мне не сыскать.

– Да всерьез ли это говоришь, Михаил Михайлович?

– Дюже как серьезен, я ведь не малец, своим словам хозяин.

Слезы навернулись на глаза : – Согласная я …-

– Эх, милая, заживем теперь!

Обвенчавшись, собрали свои нехитрые пожитки на телегу; запряг Михаил вороного коня, своего любимца, усадил молодую жену и направились в далёкий город Петроград.

Остановились у дяди Михаила. Дядька был бодрым весельчаком, худым, но широким в кости. Голубые глаза со смешинками дополняли оттопыренные крупные уши, придавая лицу добродушное выражение. Его жена, полненькая невысокая брюнетка, под стать ему, была легка на характер.

Михаил помогал дядьке по хозяйству, вместе сколотили добротную мастерскую с верстаком, поставили баню. Его приняли на работу, выпекать хлеб и булки для фабриченых рабочих. Паню тоже трудоустроили, помощницей пекаря.

Вскоре у них родился сын, Мишенька. Молодой семье выделили комнату в коммуналке. В окно их комнатки на третьем этаже виден крохотный квадратный дворик, образованный примкнувшими друг к другу зданиями. Скоро зима, и дворик почти полностью завален чурками, из которых мужики кололи дрова.

Самые счастливые годы их жизни потекли словно серебрянный ручеёк по ровненьким круглым камешкам. Отец в любую свободную минуту возился и играл с малышом, щекотал его своими усищами. Мишунька визжал, звонко смеялся, дергал папу за усы.

Михаил по прежнему работал на фабрике пекарем. Паня дома, занимается с сыночком. Ей хочется быть рядом с мужем, помогать ему как раньше, печь хлеб, булки для рабочих. Им всегда было весело работать вместе, Миша сыпал шутками и не скупился на комплименты в адрес своей любимой женушки. Прасковья и вправду была хороша в те минуты – разгоряченная, пышет бодростью, ямочки на щечках, и румянец не сходит. Чудо как хороша. А ловкости ее ручек муж не переставал удивляться. Как быстро могла она закрутить тесто в крутой калач, накидать шарики в формы для хлеба да так точно отмерит, весов не надо.

Вот шьет Прасковьюшка рубашечку для Мишуньки, а сама улыбается, вспоминает свою работу и румянец вновь на щечки, и ямочки. Нитка закончилась, Паня поискала рукой в коробке . Пальцы наткнулись на что то твердое. Икона с изображением Господа. Бережно спрятана на дне коробки с шитьем. Паня с Мишей тайно крестили Мишуньку в маленькой заброшенной церкви. Батюшка благословил малыша этой иконой, которую они принесли с собой. Она – какая то великая реликвия. Самого Мишу крестили ею. Маленького его возили крестить в Церковь Архангела Михаила, где то на юге Франции. Там святой отец крестил и благословил этой иконой Михаила в православной вере, отдал его семье икону для сохранения. В те годы на лазурном берегу Франции было неспокойно. Паня бережно протерла лик Господа платком, поцеловала уголок иконы, перекрестилась.

– Миша! Сынок! – прислушалась, метнулась к дверям. Вдруг сердце пронзил страх, на секунду показалось, что в окне мелькнула большая тень от крыльев. Черные мохнатые крылья огромных размеров закрыли солнце, небо, весь свет. В ушах отчетливо послышался дикий скрежет. Боль навалилась на сердце, острая и тянущая. Потом все стихло. Махнула головой – Что это? Наваждение? Где Мишуня? – стрелой выскочила за порог. Заметалась по двору, взгляд дикий, в нем страх. Издалека его увидела, лежит не шевелится. Дико завыла, кинулась, упала рядом. Живой. Дышит тяжело, жаром горит. Схватила Паня своего Мишеньку и побежала вдоль улицы. К доктору.