Игорь Евтишенков - Римская сага. В парфянском плену

– Что будет на этот раз? – спросил Ород. – Ты обещал «Вакханок».

– Да, «Вакханки» Еврипида 3 3 Еврипид (также Эврипид) – 480—406 г. до н. э., древнегреческий драматург, представитель новой аттической трагедии, в которой преобладает психология над идеей божественного рока. , – ответил тот.

– О, это интересно. С огромным удовольствием принимаю твоё предложение. Все с радостью послушают «Вакханок» на греческом, не так ли? – с иронией спросил парфянский царь своих приближённых. По кислому выражению их лиц он понял, что те предпочли бы охоту или скачки в поле, но сказать об этом никто не посмел.

Представление проходило в знаменитом театре, описанном ещё Лукуллом. Шестнадцать лет назад, сразу после победы н ад армянами, тот устроил здесь своё представление. Ород, пройдя вдоль рядов, обратил внимание на красоту некоторых женщин, которые сопровождали своих мужей, и решил поговорить об этом с Артавазом после спектакля. Представление его действительно захватило. Главная героиня Агава, которая оскорбила бога Диониса 4 4 Вакх (Дионис) – бог растительности, покровитель виноградарства, вина и виноделия, сын Зевса и Семелы, дочери Кадма. Культ Диониса, сначала имевший весёлый характер, мало-помалу становился всё более невоздержанным и переходил в неистовые оргии или вакханалии. Отсюда прозвище Диониса – Вакх, т. е. «шумный». Особенную роль в этих празднествах играли жрицы – Диониса исступлённые женщины, известные под названием менад, вакханок и т. д. и участвовала в женских вакхических празднествах, пребывая в опьянённом состоянии, не различила в пробравшемся на гору юноше своего сына Пенфея и убила его вместе со своими подругами вакханками. И вот она возвращается домой, неся с собой его голову. Подходила к концу двенадцатая часть, и актёры хора на сцене самозабвенно пели греческий текст:

«Мы будем смеяться и петь до рассвета,

И Вакху хвалу возносить в небеса,

Пусть страшная смерть будет в песне воспета,

Смерть зверя-Пенфея – зловонного пса!

Он в женской одежде пытался прокрасться,

Надеясь, что жало змеи утаит,

И шёл за быком, чтоб до места добраться,

Но бык этот вёл его прямо в Аид.

Менады из Фив, ваша песня пустынна,

В ней горе хоронит остатки любви,

Там мать убивает любимого сына

И руки свои обагряет в крови!

Пенфея дворец мать-Агава обходит,

Но взором безумным его не находит.

Твой пир подготовлен, о, Эвий, Эвоэ!»

На сцене появилась толпа актёров, изображающих фиванских вакханок. Среди них был и главный актёр, играющий Ага́́ву.

– А это кто? Не вижу под маской. Новый актёр? – тихо спросил Ород.

– Да, грек из Афин. Зовут Ясон Траллиец. Хорошо играет, – прошептал Артаваз и замолчал, так как началось тринадцатое действие. Ород одобрительно кивнул головой.

Агава остановилась посреди сцены и стала ждать, когда народ бросится её приветствовать. Но при виде окровавленных одежд хор замолчал, танцоры остановились в разных позах, не успев закончить танец, и обратили удивлённые взоры на главную героиню. Ороду очень нравилось, как они играли свои роли, и он наслаждался представлением.

Агаву тем временем встретила другая героиня по имени Корифейка. Она протянула руки к окружающим её людям и сказала:

«Я вижу, Агава идёт по дороге,

Она уже близко подходит к дворцу,

Они там, в горах пели песни о боге

И вам почитать её тоже к лицу!»

Полуголая Агава, дико озираясь, приблизилась к лидийским вакханкам:

«Вакханки из Азии, вас призываю!»

Но вместо приветствия из толпы прозвучал полный отвращения голос:

«Зачем ты зовёшь нас? Уж лучше уйди!»

Агава показала им голову своего сына Пенфея и запела:

«Цветок этот, срезав в горах, посылаю,

Добычу счастливую вам впереди!»

Корифейка:

«Ликуешь ты, вижу! Трофей очень свежий».

Корифейка:

«Так чья же добыча, скажи мне сначала?

Кто первый ударил, а кто лишь добил?»

Агава:

«В горах совершила я подвиг для славы

Где только лишь боги да птицы живут!

Вы видите подвиг «счастливой Агавы» —

Так все меня здесь меж собою зовут».

В этот момент справа от сцены раздался громкий шум, послышались невнятные голоса, актёры занервничали, певцы хора невольно повернули головы в ту сторону. На сцене неожиданно появился грязный и взлохмаченный человек. Судя по одежде, это был парфянский воин. Ород не сразу узнал его. Тот был в потрёпанной накидке, на складках темнели следы глубокой пыли, к тому же, на голове у него был странный шлем, не похожий на защиту парфян или кочевников. Это был шлем римского легата! И на сцене сейчас стоял Эксатр. Ород с трудом узнал его. Воин поднял над головой что-то странное. Зрители ахнули. Это были отрубленная голова и рука человека. Эксатр сделал страшное лицо и крикнул, грубо коверкая греческие слова:

– Мой это подвиг! Я это сделал!

– Эксатр, что это такое? – не повышая голос, требовательно спросил Ород в полной тишине. Артаваз сидел рядом, открыв рот и хлопая глазами. Никто ничего не понимал. В зале повисла неловкая тишина. Ород повернул голову в сторону и заметил приближавшегося к нему Силлака. – Это что?! – грозно повторил он.

– О, великий сатрап! – помощник визиря упал на колени и коснулся лбом холодных каменных плит. – Это – голова твоего злейшего врага, Марка Красса. Все присутствующие сразу же притихли. Силлак испугался и вжался в пол, стараясь не дышать.

– Марка Красса? – тихо прошептал Артаваз. Его мысли лихорадочно закрутились вокруг тех событий, которые могли теперь произойти, но ничего угрожающего пока в них не было. Он рассчитал всё правильно.

– Красса? – повторил за ним Ород и расхохотался. – Красса? Ну и ну! – он повернулся к сцене и сказал Эксатру: – Мне нравится твоя роль. Очень нравится. Артаваз, а тебе как? – спросил он съёжившегося рядом армянского царя. Тот с улыбкой закивал головой и захлопал в ладоши. Зрители одобрительно загудели, а Эксатр, бросив голову на сцену, спустился вниз.

– Дарю тебе талант серебра! – сказал Ород. Эксатр, не отличавшийся красноречием, стал на колени и коснулся лбом пола. – Идите, от вас слишком воняет, – махнул Ород. Силлак и Эксатр отошли назад. – Пусть продолжают, – сказал он Артавазу. Армянский царь сделал знак, и молодой актёр Ясон сразу же вошёл в роль. Натянув маску, он, не брезгуя, схватил зловонную, почерневшую от гнили голову за волосы и поднял её высоко вверх.