Игорь Евтишенков - Римская сага. Битва под Каррами

– Здравствуй, Маркилия, – поздоровалась Тхао. Женщина медленно повернула голову в её сторону, потом перевела взгляд на Лация и указала рукой напротив себя. Они сели. Всё это происходило в полной тишине. Тхао не шевелилась. Лаций улыбнулся и украдкой осмотрел убогое жилище. Если бы не яркое солнце снаружи, он не смог бы различить в сумраке этой маленькой постройки даже кончики своих пальцев. Старая гадалка пожевала беззубым ртом и стала монотонно и нудно бормотать какие-то бессвязные слова: «Бу-ба-бу-ба-бу-ба-бу». Лацию это не мешало. Он закончил осмотр мешков под крышей, которые, скорее всего, были набиты травами и цветами, потом перевёл взгляд на чёрный котёл в углу и полу потухший костёр. От него, огибая котёл, к потолку тянулась струйка дыма, тоненькая, как нитка овечьей шерсти, и это показалось ему забавным. Он улыбнулся и провёл рукой над котлом. Дым не рассеялся, а просто прервался, как будто его аккуратно вырезали в этом месте острым ножом. В ноздри ударил сладкий запах. Старуха подбросила в кипящую воду немного пыли из мешочка. Её ритмичный голос, тем временем, продолжал бубнить те же самые непонятные слова, как глухой бубен на соседней улице. Она отщипывала от лежащих рядом пучков сухие травинки и не спеша бросала их в дымящиеся угли. В дурмане тлеющих трав Лаций вдруг заметил, что все предметы стали плавно двигаться по кругу. Это было удивительно, но страха не вызывало. Ему стало спокойно. Тело расслабилось. Губы сами расплылись в глупой улыбке. Завораживающий голос гадалки проник вглубь головы, и её размеренное «Бу-ба-бу-ба» раздавалось уже там, внутри него… Однако теперь она говорила вполне понятно! До конца своих дней Лаций так и не мог понять, как это произошло – он действительно понимал всё, что она говорила. Потом Тхао сказала, что это был язык египтян. Однако эта тайна так и осталась для него неразгаданной.

– Солнце будет жарким, – старая Маркилия перестала раскачиваться и уставилась немигающим взглядом ему в глаза. Лаций замер, с трудом понимая, что слышит её слова, но ничего не видит. Гадалка наклонилась вперёд, её серьги и браслеты тихо звякнули и стихли. Она повторила: – Солнце будет очень жарким! Оно будет расти и расти, пока не заполнит всё небо. И тогда больше не будет силы, равной ему! И ничто не сравнится с ним! Каждый луч будет стрелой, каждая песчинка – огненным шаром. Они будут жечь тебя, как огонь. Этот день будет последним для тебя. Слепой поводырь протянет тебе свой посох. Ты пойдёшь за ним прямо в бездну. Вы рухнете туда с высокого утёса. Все остальные дни ты проведёшь в другом мире – чёрном и чужом. Ты забудешь себя. Пустыня станет морем. Ты должен будешь переправиться через него сам. В холодный, очень холодный мир. Там люди замерзают от лёгкого дуновения ветра и потом стоят на земле, как статуи в храме. Там будут ворота в тёмный мир. Ты сможешь… Если найдёшь другую силу… – старуха на минуту замолкла. Лаций пошевелил языком. Он был, как деревянный.

– Какую силу? – всё-таки выдавил он из себя. – Сильнее Марса и Юпитера?..

– Да, сильнее. Я вижу женщину. Но не вижу её лица. Она привела тебя сюда. Она дала тебе медальон. Три круга огня, воды и земли защищают тебя. В них – сила и власть. Медальон хранит тайну золота. Много золота. И крови. Всё золото полито кровью. Но его не найти. Золото охраняет медальон и злой дух. За твоей спиной я вижу что-то огромное и чёрное. Это – глаза. Да, большие чёрные глаза. В них страшная сила. И она постоянно сопровождает тебя. Это – глаза женщины. Очень сильной. Она не отпускает тебя. Ей подвластны прошлое и будущее. Она охраняет тебя. Даже от твоих богов. Её любовь сильнее. У тебя на груди её часть. Я слышу, как она шепчет своё имя, но не слышу… Ла… ла… ла-ра-та… ла-ри-та… ла-ра-ни-та, – бормотала гадалка.

– Ларнита, – одними губами прошептал Лаций.

– Ларнита, да! – вздрогнула старуха. Она откинулась назад и покачала головой. – Она сейчас здесь. Рядом. Я чувствую её. Ты – настоящий воин. Не ищи золото… ищи сражение, – Маркилия ещё долго что-то бормотала о судьбе и врагах, но её слова уже не доходили до его сознания и рассыпались на пустые и бессмысленные звуки. Глупо улыбаясь, Лаций, не думая, повторял их, как ребёнок. Он не помнил, как вернулся в дом купца. Там его сразу же уложили на широкую лавку, где он проспал до самого рассвета. Утром, когда к дому подъехали ликторы и сообщили, что надо срочно приехать в лагерь, он с трудом встал с глиняной кровати, и долго не мог прийти в себя.

В лагере Гай Кассий недовольно пробурчал, что безделье развращает даже таких воинов, как Лаций Корнелий, но он ничего ему не ответил, потому что чувствовал себя очень слабым. До самого вечера Лаций пил только холодную воду, не в силах смотреть на что-нибудь другое. После полудня на военном совете Марк Красс сказал, что они выступают на юг. Чуть позже Квестор Гай Кассий и легат Гай Октавий рассказали Лацию, что старика воодушевили слухи о казне царя Парфии и его несметных сокровищах в других городах, но Лаций их почти не слушал. Он понимал, что разлука неизбежна и теперь у него остаётся совсем мало времени, чтобы попрощаться с Тхао.

Когда он вошёл в комнату, Тхао сидела на полу и смотрела перед собой невидящим взглядом. По стене уныло полз чёрный жук. В комнате было тихо и веяло грустью. Лаций проводил насекомое взглядом и сел рядом с Тхао.

– Кто такая Ларнита? – без приветствия спросила она.

– Ларнита? – переспросил он. – Где ты слышала это имя? – Лаций не был готов к такому вопросу. Настроение испортилось ещё больше.

– У Маркилии, – пристально глядя ему в глаза, прошептала Тхао. – Ты не помнишь? Это быть твоя женщина в Риме?

– Нет, нет, что ты! Не в Риме! Это было давно. И далеко отсюда. Она умерла, – Лаций вздохнул и положил ей руку на голову. – Не думай об этом. Её сожгли на костре, – он замолчал на мгновение, но тут снова вспомнил о гадалке. – Подожди, а что ещё сказала эта… как её? Маркилия? Ничего не помню. После её трав в голове как туман.

Тхао задумчиво посмотрела на него и, копируя голос старой прорицательницы, произнесла:

– Твоя женщина будет охранять тебя всегда и везде. Кто она? Расскажи мне.

– Её нет. Зачем?.. Это было давно. Не надо. Мне бы не хотелось сейчас вспоминать об этом.

– Она была красивая? – Тхао положила голову ему на колени. Лаций сидел, бессильно опустив руки вдоль туловища, и чувствовал, что снова начинает вспоминать Ларниту, её лицо, руки, голос и танцы.

– Я не помню её. Только так, чуть-чуть. Она очень красиво танцевала, – пробормотал он. Услышав это, Тхао встрепенулась, вскинула вверх длинные ресницы, прикрывавшие полные бездонной любви глаза, и, приложив руки к груди, горячо заговорила: