Лана Земницкая - Верни звезду на небо

Секундная заминка. Даша – кто же знал, что куклы так могут, – закатила глаза. Видимо, вместо глубокого вздоха. Помедлила, но отступила в сторону, пропуская Варю.

– Хорошо, – проворчала она. Прежде, чем странная процессия двинулась бы в сторону подоконника, Даша добавила: – Но я пойду с вами. Провалитесь ещё куда-нибудь, коротышки… – и, хоть Наташа была даже чуть выше неё, Даша гордо направилась к подоконнику.

Наблюдая за тем, как эта своенравная и упрямая кукла решительно прыгает с полки шкафа прямо к окну, Женя только теперь в полной мере осознала, что сейчас ей предстоит освоить паркур.

Это был не самый худший вечер. Такой же тяжёлый, как и все две тысячи сто семнадцать вечеров, что неотвратимо вели к этому, очередному.

Сложно было сказать, с какого момента его жизнь пошла кувырком. Может быть, с того самого, когда его, ещё совсем нового, заметили на полке в магазине. Безымянный, полный надежд на светлое будущее и безнадёжно идеализирующий своего будущего хозяина, он оказался в пакете, а потом и в какой-то квартире.

Что ж… поначалу всё было хорошо. Наверное, как и у всех новых игрушек: с ним всюду бегали, его обляпывали кашей – и потом чьи-то мягкие добрые руки заботливо чистили его шёрстку. Он бывал и в песочнице, и в снегу, и где только ни бывал – за него дрались, ругались, спорили, его обнимали во сне, щипали, тянули за лапы…

Но время шло. У него всё ещё не было имени, а его хозяин становился всё старше и активнее. В доме стали появляться новые игрушки, начали звучать новые заставки к мультикам – и обычный плюшевый мишка без особых способностей оказался переведён из разряда лучших друзей в разряд главных жертв во время разворачивающихся на полу детской военных действий.

По нему стреляли разными зарядами из пластиковых и металлических роботов. Его бросали, давили танками и пожарными машинами. И он даже перестал спасать маленькую куколку феи из-под поезда – теперь её всегда спасали супергерои.

Но каждый раз – новые. У хозяина быстро сменялись пожелания и любимчики.

А у мишки всё так же не было имени – и всё так же росло количество повреждений на шёрстке.

Однажды хозяин оказался особенно жесток с ним. Кажется, к нему пришёл кто-то из друзей: мальчишки принесли свои игрушки, другие большие танки и незнакомых роботов. Это было самое жестокое сражение, в котором мишке довелось участвовать – родители ребят были где-то в другой комнате, в квартире громко играла музыка, звучали радостные голоса и смех взрослых, и никакого надзора за детьми не было.

И вот – когда битва была окончена, и уставших мальчишек забрали шумные и весёлые родители, мишка впервые остался лежать на полу. Его не забрали и не усадили на любимое место возле книжек на подоконнике. Его не забрали в кровать. Игрушки, вопреки расхожему мнению, могли чувствовать боль: но не могли о ней закричать.

Хотя бы потому, что их парализовало от человеческого взгляда. А если кричать, когда на тебя никто не смотрит – всё равно никто не услышит. Слабая, беспомощная раса, пусть и почти такая же древняя, как само человечество.

Так мишка и лежал на полу до следующего утра, глядя в потолок и не понимая, почему стал видеть гораздо меньше, чем раньше.

Утром его наконец подобрали. Мельком он увидел себя в зеркало – теперь у него не было глаза. Мягкий, когда-то хорошо набитый ватой животик был порван, и куски набивочного материала валялись на полу. Где-то мишка успел заметить и собственный глаз – но его небрежно бросили куда-то в тёмный угол, а потом достали пылесос. Должно быть, глаз оказался среди другого мелкого сора, вроде конфетти, что были рассыпаны по всей комнате.

С того дня его не трогали… сколько? Он точно не знал. Может, год – может, больше. Или меньше? Мишка не имел возможности точно посчитать – да ему было и незачем. С ним больше не играли, его больше не чистили и не брали с собой в постель. Он слышал, как к хозяину приходят друзья, как они играют с другими игрушками – и некоторые из них время от времени присоединялись к нему в этом тёмном угрюмом месте, куда его засунули подальше, наверное, от грозных глаз родителей. То были сломанные роботы и машинки – впрочем, машинки иногда доставали, чтобы снять с них колёса или разобрать их целиком. Должно быть, ради интереса.

Он уже смирился со своим пустым существованием – но в какой-то день всё поменялось.

Отчего-то давно уже не было слышно смеха хозяина и весёлых голосов его друзей. Слишком часто в комнате звучали голоса каких-то серьёзных взрослых людей, а родители стали чаще молчать и больше говорить шёпотом. Мишке было плохо видно из его тёмного угла – но он стал замечать, что и света в комнате стало гораздо меньше. Всё чаще открывалось окно, но всё реже раздвигались шторы.

И вот однажды, когда голоса в доме снова стихли, мишка услышал шаги возле себя. Он давно привык к ним, и уже не испытывал ложной надежды по поводу того, что его могут вытащить отсюда – но в этот раз шаги были непривычными. К полке подошёл не хозяин, шестилетний Лёва, а кто-то, кто явно был выше него и тяжелее.

Чьи-то руки скользнули по полке, отодвигая разные вещи. Роботов, которые часто стояли в неудобных позициях месяцами – лишь бы не нашуметь, попытавшись передвинуться, – ловко и быстро расставили по местам. Мишка бы зажмурился, будь он человеком – в единственный глаз ударил непривычно яркий свет.

Руки смахнули пыль какой-то мягкой шуршащей штукой. Потом помедлили – и потянулись к нему. Взяли, на мгновение притормозили – видимо, заметив разодранный живот. Прозвучал глубокий вздох, но мишку всё же не оставили на полке.

Впервые за долгое время он увидел маму Лёвы. Всегда весёлая и добрая, она казалась очень печальной и тихой, даже ничего не напевала во время уборки, как раньше. С аккуратно заправленной кровати мишка проследил за тем, как она заканчивает убираться в комнате. Может, его обманывало зрение – теперь немудрено, верно? – но лицо женщины казалось каким-то серым. Наверное, стоило бы ей улыбнуться, и эта иллюзия исчезла бы.

Закончив уборку, она вернулась к кровати, где кроме мишки, оказались ещё и некоторые роботы. Кому-то она вправила неловко вывернутые конечности, кого-то перемотала скотчем, наверное, понятия не имея, как починить их. Последним мама Лёвы подхватила мишку – и унесла из комнаты, где напоследок открыла окно, чтобы сменить застоявшийся воздух.

Она долго над ним колдовала. Набила прохудившийся животик заново, пусть уже не так плотно, как было раньше. Зашила его – в зеркале за её спиной мишка видел, что стежки были аккуратными, но их всё равно было видно. Как шрамы на телах у людей – сравнение пришло в голову, когда он заметил несколько похожих прозрачных следов на коже мамы Лёвы. У людей, значит, раны тоже редко заживали насовсем.