Лана Земницкая - Верни звезду на небо

Минут десять, наверное, мастерица копалась в своей коробочке, когда очередь дошла до глаза мишки. Ничего не нашла – посмотрела на часы. Должно быть, хотела сходить в какой-нибудь магазин. Поджала губы, о чём-то подумав. Глубоко вздохнула и достала что-то из шкафа – какую-то большую вещь с иголками и рычажками.

Оказалось, это была швейная машинка. Мишка припомнил – ему и раньше шили костюмы. Например, однажды вместе с Лёвой они пошли на какой-то утренник, и…

Ох, да. Он узнал вещи, которые откуда-то из маленького ящичка достала мама его хозяина – это был тот самый пиратский костюм, который когда-то давно она собственноручно шила ему, смеясь и слушая весёлую музыку. Лёва, ещё совсем маленький, бегал тогда по этой комнате кругами, постоянно спрашивая, закончила ли она. Мишка ещё чувствовал себя нужным.

Теперь мама Лёвы вновь надевала на него эту одежду. И мишка быстро понял, зачем она достала машинку – из-за того, что животик его теперь был не таким круглым, костюм был ему немного велик.

Несколько булавок, стук огромной иголки по ткани – и вот, костюм сидит на нём, как влитой. Мама Лёвы грустно приподнимает уголки губ. Нет, ему показалось – улыбка вовсе не осветила её лицо, как раньше. Может, с ней что-то случилось? Игрушки могли сломаться. Могли ли сломаться люди? Может, и её Лёва как-то обидел?

Мишка никогда не понимал, зачем человеческие дети плачут, а взрослые в телевизоре постоянно пьют воду, когда расстроены. Но в ту минуту, когда на место его глаза мама его хозяина поместила что-то смутно знакомое – старую кожаную повязку, как у пирата, – он, наверное, приблизился к пониманию. В том месте, где его голова крепилась к заметно «похудевшему» туловищу, мишка ощутил какое-то болезненное давление. У него больше не будет глаза. Его не пытались починить – нет, из него, изуродованного во время жестокой игры, сделали пирата .

– Теперь будем звать тебя Джек, – снова грустно улыбаясь, сказала мама Лёвы, глядя прямо в глаза – глаз , – мишке. – Думаю, Лёва будет рад тебя видеть.

Что ж, впервые за столько лет у него появилось имя.

Но обратно к Лёве он вовсе не хотел.

Впрочем, его никто и не спрашивал. А даже если бы спросили, мишка не смог бы ответить – так что вечером, когда в чистую, вымытую, блестящую квартиру вернулись голоса взрослых, мама его хозяина вновь взяла его на руки. Прошла по коридору, приблизилась к двери в комнату Лёвы. Почему-то замедлила шаг. Зачем-то сглотнула, хотя ничего не ела. Может, жевала жвачку?

Наконец, мягко коснулась ручки двери, совсем тихо открыла её.

– Привет, – голос у неё был, несмотря ни на что, радостный. Странно.

– Привет, мамуль, – второй голос прозвучал сначала незнакомо. – Ещё таблетки? – лишь по тревожной интонации в конце мишке удалось узнать его. Этот голос когда-то артистично отдавал приказы бомбить только что построенный город. Этот голос переживал за него, когда к его шёрстке что-то прилипало.

– Нет, малыш, не волнуйся. Таблеток сегодня больше пить не надо, – мама Лёвы сделала несколько шагов вперёд, спрятав мишку за спиной. – Просто тут к тебе кое-кто пришёл.

– Пришёл? – голос зазвучал радостнее. – Кто?

Мишку выставили вперёд. Он впервые за долгое время встретился лицом к лицу со своим хозяином.

Что ж, Джек достаточно часто ездил с Лёвой на работу к его маме, чтобы понять, что его хозяин был болен. Прямо возле кровати у него стояли большие белые палки с какими-то пакетами наверху. Сейчас они просто стояли, но, наверное, их должны были как-то подсоединять к рукам его хозяина. Обычно эти штуки были в больнице, они с Лёвой когда-то и сами играли в капельницы – точно, так назывались эти палки с пакетами и трубочками. Мишка осторожно взглянул на маму Лёвы – видимо, поэтому она была так печальна. Видимо, поэтому в доме стало меньше детских голосов и больше взрослых – наверное, к ним приходили врачи.

– Помнишь его? – несмотря на печаль в глазах мамы, она улыбалась. Лёва растерянно моргнул, но вслед за мамой на его бледном лице стала расцветать неуверенная улыбка – гораздо более слабая, чем у неё. – Это Джек. Он по тебе соскучился, а ты по нему?

– Джек, – прозвучало немного увереннее – должно быть, хозяин даже не помнил, что не он дал ему это имя. – Он теперь пират?

– Пират. Будет храбро тебя защищать, пока ты спишь и набираешься сил.

– И от таблеток тоже? – наивно спросил Лёва, протягивая к нему руки. Мишка услышал тихий судорожный вздох, но не понял, чей – потому что его прижали к груди, практически зажав уши.

С тех пор он вот уже больше месяца жил практически, как и прежде. За исключением частых весёлых игр, конечно – и тяжёлой обиды где-то внутри, глубоко под шёрсткой. Лёва снова начал спать с ним. Снова гладил его – но лишь потому, что не мог встать, чтобы порвать его в драке с роботами, которые очень больно стреляли разными зарядами.

Теперь он уже не пачкал его шерсть и одежду – опять же, лишь потому, наверное, что не мог. Но Джек постоянно чувствовал, что это могло бы случиться, будь у Лёвы больше сил – это ощущение стояло между ними, словно стена. Мишка не верил в ночные объятия своего хозяина, когда тому было плохо. Не верил в слова мамы Лёвы, которая на ночь всегда говорила своему сыну что-нибудь ласковое от его лица – вернее, его плюшевой мордочки.

Впрочем, иногда во время уборки его забывали на окне – в том, его самом любимом уголке, где всё ещё стояли книжки, хоть и уже другие. Так, когда ему везло, и Лёва терял его во сне, Джеку удавалось перебраться с кровати на подоконник, чтобы провести ночь спокойно.

Вот и этой ночью он поступил так же. Когда, ворочаясь во сне, хозяин отпустил его лапу, мишка выждал несколько минут и тихо спрыгнул с кровати. Забрался на стул, постоянно оглядываясь, и быстро перелез на окно. Устроился поудобнее. Утром можно будет упасть на пол или вернуться обратно – а может, и остаться тут. Лёву мало волновало, на самом деле, засыпал ли он с ним в объятиях – ещё ни разу он не удивился, когда Джек не успевал к нему вернуться.

Вот его мама – неизменно пунктуальная со своими тарелками с кашей и таблетками, – могла бы что-нибудь заметить. Но сегодня она не давала мишку в руки сыну, и Джек был более-менее спокоен.

Впрочем, что случится, даже если люди заметят, что он странным образом оказался на окне? Мало кто подозревал о том, как устроен мир игрушек. В основном, их вообще не считали за живых существ. Никто не поверит, что какой-то плюшевый мишка вот так сам взял и перебрался на окно по собственному желанию. Никто даже не верит, что они у него вообще есть – эти желания. Видеть перемещения игрушек люди не могли: от человеческого взгляда, даже невнимательного, их всегда парализовало. Защитный рефлекс, или какое-то древнее проклятие – кто знает? Может быть, этакое решение эволюции. Маленькие и беспомощные, с ничтожной искоркой жизни внутри себя, они всё равно не могли бы защититься от человеческой воли. Что, если Сказочник, выдумывающий их на заре цивилизации, пытался таким образом их обезопасить?