Елена Чутская - Заявка в друзья

Прежде чем сесть за стол и открыть ноутбук, Олег часа полтора лежал на диване и сосредоточенно смотрел в потолок, изо всех сил стараясь не отвлекаться на вечерние звуки, доносившиеся из распахнутого окна. До последнего этажа панельной девятиэтажки долетал приглушенный рокот уставшего города и редкие, пронзительные гудки электровозов. Там, вдалеке, за частными домовладениями, в две колеи тянулась железная дорога, а долгие переговоры диспетчеров посреди глубокой ночи слышала вся округа, включая и двухкомнатную квартиру, где на продавленном диване, вытянувшись во весь рост и заложив руки за голову, лежал уже давно немолодой мужчина и таращился в потолок.

Он лежал в полной темноте. Из всей квартиры свет горел только в коридоре, где в старой плетеной корзине спал шпиц по кличке Фурсик, доставшийся ему в наследство от жены. В последнее время он охотно поддерживал с ним дружеские отношения, а поначалу всерьез подумывал пристроить бестолкового пса в надежные руки, но затем передумал, и все благодаря ей. За прошедший месяц она многое изменила в его жизни.

Широко раскрытыми глазами он наблюдал за блуждающими тенями на потолке. Желтый прямоугольник света, перекошенный в трапецию из-за приоткрытой двери в коридор, отвлекал внимание и манил ровными, четкими границами. Взгляд невольно пробегал по потолку, спускался по стене и останавливался на полу, где лежал второй прямоугольник – точный двойник первого.

Чтобы не отвлекаться на посторонние мысли, Олег закрывал глаза и анализировал прожитый день, выбирая из него самое запоминающееся событие, такое, о котором он сегодня же напишет ей , а она, в свою очередь, непременно его оценит. Он пытался сформулировать в уме стройные фразы, подобрать красивые эпитеты. Предложения в голове лились плавным потоком, и надо было пересилить себя, подняться с дивана и записать все на бумагу, но ему не хотелось отвлекаться от предвкушения долгожданной встречи. По большому счету они всего лишь переписывались, но свое состояние он определял именно как ожидание настоящей встречи и никак не меньше. Они общались по интернету в популярной соцсети и не знали друг друга. Вернее, не знала она , а он ее знал. И знал очень хорошо!

Он не задумывался, зачем изводить себя томительным ожиданием вместо того, чтобы сразу набросать черновик письма и не сожалеть потом о растраченных понапрасну душевных излияниях. Но прежде чем сесть за ноутбук, ему хотелось привести и чувства и мысли в состояние полнейшего штиля. Только так он мог настроиться на общение с ней, и сейчас с упоением пытался до мельчайших подробностей восстановить в памяти именно тот день, когда случилось необычное знакомство…

Пушистый комок ярко коричневой масти ранним утром истошно царапал входную дверь. Неприятные звуки по каким-то особенным законам физики проникали через все щели и будили хозяина именно в то время, когда больше всего хотелось спать.

– Фурся, заткнись! Или пойдешь на улицу через окно.

Громкий крик урезонил пса на пару секунд, затем послышался отчаянный лай с повизгиванием, но последнее предупреждение о крайней терпимости действий не возымело. Хозяин нежился в остатках угарного сна.

«Пусть хоть все в коридоре обоссыт. Не встану… да чтоб тебя…» Мысль оборвалась на высокой ноте собачьего фальцета, ноги сами подскочили с дивана. Подъем по тревоге – механизм, отлаженный за долгие годы армейской службы. Движения доведены до автоматизма, ничего лишнего, нельзя терять ни секунды. С полузакрытыми глазами он прошел в туалет, на ходу натянул легкие спортивные штаны, прямо на голый торс надел легкую ветровку. В горле горело огнем. Это после вчерашнего. Водички бы испить, но Фурсик мешался под ногами, поторапливал хозяина на прогулку и пару раз получил легкого пинка под хвост, пока не успокоился и не вжался пушистым туловищем в проем между входной дверью и обувницей.

Олег прихватил с кухни бутылку с остатками минеральной воды, для подстраховки проверил карманы, чтобы не забыть электронный чип от подъезда и паспорт на всякий непредвиденный случай.

– Вот так, Фурся, молодец, хороший мальчик, хороший, – бубнил он уже в лифте.

Пес не мог сидеть на одном месте, все время перебирал лапами, вращался вокруг своей оси и жалобно поскуливал.

– Ты, Фурся, мужик, а мужики должны терпеть. Но мне терпеть нельзя, а тебе можно, поэтому крепись.

Лифт неторопливо спускался с девятого этажа. Старый механизм скрипел, троса издавали протяжный гул, пару раз незримая рука острыми когтями царапнула стену кабины, но Фурсик крепился. Голова хозяина раскалывалась на миллион осколков, и каждый острой занозой колол желеобразный мозг. Возле подъезда спущенный с поводка пес молнией понесся в кусты, а хозяин допил жалкие остатки живительной влаги и точным попаданием отправил смятую бутылку в переполненную урну. Снаряд попал в цель, рикошетом зацепил пустую тару из-под пива, и все с грохотом полетело на тротуар.

– Ну и что ты, старая, головой качаешь?

Проходившая мимо бабулька из соседнего подъезда с укором смотрела на крепкого, коренастого мужичка, разворотившего урну, и с удивлением приметила на его коротко стриженных волосах седину. Ну ладно молодежь хулиганит, ей дозволительно, а этот-то что вытворяет!

– Ничего. Дворники уберут, – усмехнулся Олег и почесал щетину на подбородке. – Кстати, где они, труженики ближнего зарубежья? А нигде. Праздник ведь сегодня.

Резким свистом он подозвал Фурсика, пристегнул к ошейнику поводок и задумался о маршруте предстоящей прогулки. В любой другой день он без сомнения выбрал бы самый длинный путь, но в похмельное утро шляться по жаре, изнывая от жажды, дело рисковое, даже опасное для здоровья. Короткий маршрут был самым надежным. Шаткой походкой Олег прошел через детскую площадку к трамвайному полотну и, повернув налево, направился к хлебному ларьку.

Стационарная хлебная будка считалась у местного населения оазисом блаженства, особой славой пользовалась у мужчин, но и женщины не гнушались иногда обращаться в пункт милосердия. Ларек принадлежал частной пекарне, и наряду с хлебобулочными изделиями в нем продавали молочку, всевозможные печенья-пряники, а сигареты выдавали из-под полы приятным бонусом и только проверенным клиентам. Милосердие продавщиц заключалось в том, что товар иногда отпускался в долг, который с особой тщательностью, буквально до копеек, записывался в толстый блокнот с потрепанными, засаленными страницами. Ответственные, но в основном пристыженные, покупатели к концу месяца спешили погасить накопившиеся долги. Большая часть списка переписывалась на первое число месяца по новой, и сумма задолженности постепенно увеличивалась в размере.