Владимир Ноллетов - Княжна на лесоповале

Доброхоткины молча сели за стол.

Вдруг возвратилась Полина. Глядя на повариху сверкающими глазами, она выпалила:

– Вы недостойная женщина! Жалко, что мама вас не уволила.

И вышла.

У Матрены даже рот открылся.

– Ишь ты! Малявка сопливая, а туда же, гонор свой княжеский показывает! Ничего, народная власть ее от гонора отучит… Недостойная женщина! Ишь ты!

В столовую спустились рыжеусый с Варькой. Она щеголяла в одном из самых дорогих платьев Марины. Ее украшали фамильные драгоценности Ясногорских. Рыжий матрос то и дело вынимал из кармана старинные золотые часы, сделанные известным немецким мастером для деда старого князя. Смотрел несколько секунд с важным видом на циферблат и снова засовывал часы в карман.

Вернувшись к себе, Фекла и Марфа дали Ясногорским денег.

– На неделю должно хватить, – прикинула Фекла. – Если шибко не тратить.

Княгиня горячо поблагодарила. И добавила:

– Вы с Марфушей помогаете мне сохранить веру в русский народ.

– Долг платежом красен, – ответила Доброхоткина. – Ваша семья всегда к нам с добром относилась. Мы это помним, такое грех забывать.

Настя пошла в магазин.

Полине трижды в это утро загораживал дорогу Степка. И начинал зло дразнить ее. Девочка ни разу не снизошла до перепалки с ним, молча, с горделивым видом, его обходила. Но придя в комнату, не могла сдержать слез от обиды. Полина старалась не попадаться Степке на глаза. Она его возненавидела.

В банке у Ясногорских были счета на огромную сумму. Официально личные банковские счета не были аннулированы, но представлялось немыслимым, чтобы новая власть позволила эти деньги беспрепятственно получить. Однако попытку надо было сделать. В банк, где Ясногорские хранили деньги, пошла Марина. По пути она наткнулась на солдат с красными повязками на рукавах, громивших винный магазин. Марина поспешила перейти на другую сторону улицы. После этой ночи в ней поселился страх.

Банк оказался закрытым. Бастовали служащие, как ей объяснили. Возвращаться она решила другой дорогой. И тут Марина подумала о Зубове.

Зубов был эсер, а часть эсеров, насколько Марина знала, поддержала большевиков. Возможно, он может помочь. Она поехала к нему.

Марина пыталась представить их встречу. Если Зубов не последний человек в новой власти, то он, конечно, что-то сделает. Пресечет это матросское самоуправство. А если он враг этой власти, если сам подвергается гонениям? Она размечталась. Вдруг Зубов скажет, что революция для него закончилась, что большевики ее задушили, что теперь он может подумать и о создании семьи. И сделает ей предложение! Как она этого хотела!

С сильно бьющимся сердцем княжна подошла к знакомой двери. Только она была уже не обшарпана, а недавно покрашена. И услышала взволнованный голос Зубова.

– Большевистский переворот – это циничная авантюра. Меньшинство узурпировало власть.

– Однако переворот прошел почти бескровно, – раздался в ответ картавый женский голос, самоуверенный и слегка ироничный. – О чем это говорит?

Послышались шаги. Очевидно, Зубов по своему обыкновению шагал взад и вперед по комнате.

– Да, в Петрограде многие рабочие и солдаты за большевиков. Но во всей стране – крестьянской стране, надо это помнить – их сторонников явное меньшинство. Поэтому этот переворот преступен! И поддержав его, вы, левые эсеры, стали соучастниками преступления!

Прозвучал женский смех, короткий и сдержанный.

– Не слишком ли суровые обвинения из уст эсера, пусть и правого? Когда же ты, наконец, изживешь в себе этот юношеский максимализм, Миша? Давно сказано: «Политика – это искусство компромисса». Программа большевиков во многом совпадает с эсеровской. Они тоже, например, за Учредительное собрание.

Марина вдруг спохватилась. Получалось, что она подслушивала. Она постучала. Дверь открыл Зубов. По лицу его промелькнуло неудовольствие. Как тогда, у Таврического дворца. Он впустил ее. С дивана поднялась молодая женщина в очках. Лицо у нее было восточного типа, довольно привлекательное. Комната выглядела ухоженнее и уютнее, чем раньше. И диван появился.

– Моя бывшая ученица Ясногорская. Моя жена Эсфирь, – представил их Зубов.

У Марины потемнело в глазах. Она чувствовала, что близка к обмороку.

– По какому делу вы теперь пришли? – тут же добавил Зубов, сделав ударение на слове «теперь». Словно хотел дать понять супруге, что визиты этой девушки исключительно деловые.

– Это… Это пустяки… – не сразу находя слова, ответила Марина. – Прошу прощения, что побеспокоила вас… Прощайте!

И неуверенными шагами направилась к двери. Никто ее не удерживал.

Марина медленно спустилась по лестнице, медленно пошла по улице. Миновала полквартала и только сейчас вспомнила, зачем приходила к Зубову. Она шла к нему ради сестер, матери, деда. Ради себя она бы не пошла. И что она сделала для них? Ничего. Даже не попыталась. Вероятно, Эсфирь могла как-то помочь. Если она левая эсерка. Марина остановилась. Но уже через мгновение продолжила путь. Не могла она о чем-то их просить, особенно Эсфирь! Это было выше ее сил.

«Вероятно, все обо мне беспокоятся», – подумала она, подходя к особняку. Она отсутствовала часа два. Ее впустил увешанный оружием матрос. Он охранял теперь входную дверь вместо швейцара. Тимофей отсиживался в своей комнате. Он был сбит с толку происходящим и не хотел ни с кем не общаться.

Матрос с усмешкой проговорил:

– Теперь-то уж не схоронитесь, взаперти не отсидитесь.

«Что он хотел сказать?» – думала княжна, идя по коридору. И столкнулась с Феклой.

– Час от часу не легче, – сказала та и вздохнула. – Матросы у Марии Евгеньевны ключи от комнаты отобрали. Дескать, ради большевистской бдительности. Буржуи-де должны быть всегда на виду. Ох ты, господи!

Решено было, что Марина и Настя поедут в имение одни, сейчас же.

– Это опасно, но оставаться вам здесь еще опаснее, – говорила княгиня.

Сборов в дорогу не было, нечего было собирать. У Феклы и Марфуши нашлась для княжон теплая одежда, правда, старая и потрепанная.

– Это даже к лучшему, – сказала княгиня. – В такой одежде вы меньше внимания к себе привлечете.

В коридоре послышался голос Варьки. Мария Евгеньевна вышла из комнаты, подошла к девушке своей величественной поступью и, глядя на свое любимое изумрудное ожерелье на Варькиной шее, высокомерно сказала:

– Я должна подняться на второй этаж и взять для нас смену нижнего белья.

Варька злобно фыркнула.

– Обойдешься!

Кровь прилила к лицу княгини. Она повернулась и медленно пошла назад.

– В обносках у меня будешь с дочками своими ходить! – крикнула Варька ей вслед.

4

Имение находилось недалеко от Малой Вишеры, станции на железной дороге Петроград – Москва. Княжнам повезло: пассажиры в их вагоне вели себя прилично. Правда, иногда по коридору шумно проходили пьяные дезертиры из других вагонов. Тогда Марина и Настя отворачивались к окну, чтобы не заметили их красоту.