Виктор Улин - Подружка

Сбор плодов в чужом саду трудом не считался, она с радостью согласилась поехать за сливами в ближайшую субботу. В городе было пыльно, а Смирновская дача, где ей приходилось мыть окна, отличалась уютом.

Поездке он не придавал ни малейшего значения, вкладывающегося в факт совместного времяпрепровождения зрелого здорового мужчины и молодой девицы. Не быв монахом, но не имея качеств профессионального бабника, он пережил период плотских похождений. Все прошлое ушло в прошлое от приоритета покоя над остротой ощущений.

Этот день следовало просто промаяться и забыть.

Чтобы занять себя хоть чем-то, пока Лариса возится между колючих стволов, он решил прихватить фотоаппарат.

Несмотря на априорную досаду, субботним утром Смирнов проснулся с неожиданно хорошим настроением.

В последние времена оно стало редкостью: по будням его угнетали мысли о работе – нелюбимой в той степени, в какой может быть любима любая работа в его возрасте – а выходные приносили тоску от того, что их предстояло прожить не так, как хотелось.

Но на этот раз пробуждение принесло странную радость.

Открыв глаза и осознав себя бодрствующим, он ни с того, ни с сего подумал о Ларисе.

Не о ее длинноногости, не о запахе ее тела, который все-таки достигал обоняния, когда она убиралась, просто о ней как безразличной ему – и безразличной к нему – молодой женщине, с которой по необходимости предстоит провести несколько часов на даче.

Причин к радости от мыслей о ней не имелось, но радость имелась бесспорно.

Впрочем, разбираться в причинах беспричинного Смирнов не видел смысла; в его возрасте любая утренняя радость была самоценной и не требовала разъяснений.

Он побрился тщательней обычного – хотя всегда предавался занятию с тщанием – и долго принимал душ. Потом выпил двойную дозу кофе, съел полпачки печенья с шоколадной глазурью, оделся во все свежее, как делал каждое утро.

Перед уходом из квартиры заглянул в холодильник, чтобы прихватить с собой коробку копченых мидий – одну из десяти, сложенных штабелем. « Смирнов №21 » молча стоял на дверце и ждал вечера, который при любом раскладе обещал прийти. Ведь поездка на дачу ограничивалась временем сбора, больше там было делать нечего. Поистине стоило жить, как живется; отсрочка удовольствий из-за Ларисы со сливами обещала сделать эти удовольствия еще более удовлетворительными. А впереди ждало воскресенье, которое можно было провести чисто по-субботнему, взяв в понедельник отгул.

Уже без раздражения он отправился за девушкой, по пути купил еще целую упаковку минеральной воды, которая на даче всегда пилась легко.

Адрес был ему не только известен, но знаком: в минувшем феврале он отвозил Ларисе большую сумку с вещами, которые жена перестала носить, но сохранила в пригодном состоянии. Но та поездка доставила сплошные неудобства из-за снега, который занес богом забытый окраинный район, обитель пенсионеров да съемщиков, а сейчас все показалось почти прекрасным: лето расцветило солнцем убогие стены, заставило сверкать стекла, скрыло кустами разбитые тротуары.

И даже унылый бульвар радовал старыми липами, изумрудными и полными жизни.

Ларису он заметил издалека; в белых брюках и белом топе она сияла на условленном углу.

Обтянутые тонкой тканью, ее бедра выглядели невероятно привлекательными.

Девушка смотрела не в ту сторону – он посигналил, как мальчишка. Она услышала, обернулась, улыбнулась, у него на душе просветлело, хотя и так было достаточно светло.

Когда она подошла к машине, открыла заднюю дверь, поставила на пол два полиэтиленовых ведра, положила на сиденье пластиковый пакет, а сама села рядом с ним, Смирнову почудилось, что с ним едет не приходящая домработница за даровыми сливами, а просто женщина.

Правда, показалось это лишь на миг.

– Ты так сливы будешь собирать?

Сбор плодов всегда был сопряжен с пылью и грязью от коры.

– Нет, конечно.

Усмешка девушки вышла такой, словно она предугадывала нечто, лежавшее за пределами домыслов.

– В шортах, ясное дело. И еще купальник взяла.

– Это хорошо.

– Я тоже так думаю.

Сняв розовый обруч, она двумя руками растрясла по плечам длинные русые волосы – его обдало запахом свежих подмышек.

– Вы мне разрешите там чуток позагорать?

– Разрешу и не чуток.

Ответ вырвался непроизвольно, обусловленный вопросом.

На самом деле Смирнов думал лишь о том, как поскорее управиться и вернуться ко всему, что ждало дома.

Проехав до перекрестка и остановившись на красный свет, он все-таки еще раз взглянул на навязанную спутницу.

Лариса в белом была, конечно, хороша.

От нее сильно пахло телом, молодым и полным сил; длинные волосы, переброшенные на грудь, скрывали ничтожность последней, бедра круглились беззастенчиво, а отметка оспы на голом плече – левом, обращенном к нему – просила хотя бы потрогать.

Но тем не менее никакого отклика в себе он не ощутил.

Девушка не относилась к его типу. И, кроме того, была слишком близка его жене, вхожа в дом, являлась почти членом семьи.

Но на самом деле причина равнодушия крылась не в эстетике и даже не в социальном табу.

Смирнов не испытывал к ней живого интереса.

Лариса, для кого-то желанная и кем-то познанная, оставалась ему чуждой, как и он всегда был чуждым ей.

Но тем не менее, факт ее присутствия вызвал в душе нечто ненужное.

Именно в душе, а не в теле, но ненужное продолжало радовать той необъяснимой радостью, с какой началось утро.

Доехали они незаметно, по дороге слушая дорожное радио и перебрасываясь редкими ничего не значащими фразами.

Поднявшись на крыльцо, Лариса сразу прошла внутрь и спряталась в единственной комнате дома.

Смирнов притащил на веранду минеральную воду, положил коробку с моллюсками в холодок под крышку погреба, не спеша вынес шезлонги, разложил их в тени под черемухой.

Потом блаженно сел.

Его функции на несколько часов завершились.

Почти сразу вспомнил, что забыл взять из машины и книгу и фотоаппарат, но вставать было лень. Да и спешить не имело смысла, тары для слив гостья взяла больше, чем достаточно, ему предстояло сидеть и сидеть.

Закрыв глаза, Смирнов полностью расслабился, чему научился в совершенстве при отсутствия иных занятий на даче, когда рядом не имелось второго водителя и приходилось оставаться трезвым. Ночевать тут он не любил, всем лонам природы предпочитая душ с горячей водой. Впрочем, в эту субботу о ночевке речи не шло.

–…Так пойдет?..

Он вздрогнул, потому что устроился спиной к крыльцу, ничего не видел, перед глазами покачивалась только листва высоких яблоней.

–…Или сразу в купальник?