Натали Синегорская - Арход. Жезл Ктора

Книги на удивление оказались нужной тематики. Одну из них, «Артефакты опасныя, огненныя и убийяй» я как-то видела у одной из моих соседок по общежитию, Ольяны. А вот вторая… Я даже рот разинула, не веря своим глазам и счастью. На несколько мгновений у меня перехватло дух от радости. Второй книгой оказался фолиант, на который я так долго копила деньги. «Редкие артефакты древности». Книга и сама являлась большой редкостью, и мастер Тряк, взявшийся ее для меня отыскать заломил несусветную цену – сто голдов, которые мне и за год не накопить. Если только перерисовывать руны, не поднимая головы. Чем, собственно, я и занималась последние несколько месяцев.

Я нежно погладила обложку, корешок и, затаив дыхание, открыла первую страницу.

Артефакты были моей слабостью, страстью и, как я опасалась, призванием.

Почему опасалась? Из-за родителей, конечно.

Папа и мама закончили в свое время тот же факультет, на котором училась я – факультет магических артефактов. Там же они познакомились, полюбили друг друга. Решили пожениться. Сложность заключалась в том, что папа был человеком с небольшой примесью гномьей крови, а мама – эльфийкой. Нет, никакого запрета на смешанные браки, конечно, не существовало. Другое дело, маминого избранника никогда и ни при каких обстоятельствах не могли принять в Кленовом Доле. Эльфы относились ко всем прочим расам хоть внешне и нейтрально, но на самом деле – с плохо скрываемым презрением, считая себя на голову выше, умнее, утонченнее. Взять хотя бы ту самую воспетую в бесчисленных балладах эльфийскую верность. Человек способен сколько угодно раз влюбляться, жениться, разводиться. У эльфов же такое было просто невозможно. Влюблялись и женились они всего один раз и на всю жизнь.

Вот так и мама. Выйдя замуж за папу, она фактически порвала все связи с эльфийской родней.

Потом родилась я, абсолютно не похожая ни на маму, ни на эльфов вообще. Черноволосая, кареглазая, с нормальными человеческими ушами и смуглой кожей – почти копия папы. Может, поэтому эльфы из Кленового Дола не захотели меня видеть, и мамину родню я совершенно не знала.

Первое время после окончания института родители жили в столице, работая в лаборатории при кафедре. Но потом…

В один далеко не прекрасный день собрали вещи, продали квартиру и уехали далеко на восток Сенталии, в небольшой городок Тусвент. И это очень странно, ведь Кленовый Дол соседствует с нашей страной на западе, и, значит, мама обрекала себя практически на вечную разлуку со своей родиной.

Валином сказал, якобы их выслали за изготовление запретных артефактов. Очень сомнительно. Очень.

Дальше – больше. На востоке эльфов не очень-то жаловали, и маме приходилось тщательно скрывать свое происхождение. Мазать серебристую кожу темными кремами, прятать белые волосы под платком и разговаривать шепотом, объясняя сей факт последствием тяжелой болезни.

С той поры (а мне тогда исполнилось пять лет) я больше никогда не слышала маминого хрустального голоса. Однако в подвале, где они с папой оборудовали лабораторию, мама позволяла себе обсуждать важные вопросы вполголоса. Поэтому когда родители работали там, внизу, я тихонько спускалась по лестнице, ведущей в подвал, садилась на нижнюю ступеньку, а то и пряталась в маленьком чуланчике, и подолгу неподвижно сидела, слушая тихий мамин голос.

У меня и в мыслях не было подслушивать или узнавать какие-то секреты. Но так получилось, что все или почти все, связанное с работой родителей по созданию артефактов, становилось известно и мне. Конечно, понимала я немного, но и этого хватало с лихвой. Знала, какой минерал используется при изготовлении бытовых помощников, какой – для управления погодными явлениями. Играя с ребятишками, могла безошибочно сказать, например, чем заколоты волосы у соседки – простым гребешком или артефактом, так называемым венцом безбрачия, подарком завистливой подруги. А колокольчики на шеях у коров зачастую выполняли не только поисковую функцию, но и, так сказать, противоугонную, чтобы, значит, не угнали со двора злые люди.

С одной стороны, местные жители охотно обращались к маме и папе за помощью, с другой – относились с опаской. В дальних от столицы селах и городках до сих пор бытует мнение, будто колдун держит соседей на коротком поводке, и если что не так, может жестоко отомстить: порчу наведет, скот погубит, нищету накличет. К сожалению, кое-где именно так и происходит. Не слишком чистоплотный маг держит в страхе окрестное население, собирая неплохую дань за якобы охрану от злых чар, сохранение мира и благоденствия, здоровья и процветания, ничего при этом не делая.

Мои родители вовсе не помышляли о власти над местными жителями. Они продолжали вести исследовательскую работу, начатую еще в студенческие годы, поддерживали отношения со своими научными руководителями. Как я поняла, их основной задачей было воссоздание древних магических артефактов, не имеющих аналогов по силе и уникальности. Их интересовали символы власти, принадлежавшие древним правителям прошлого, их действие и свойства, способы изготовления и возможность воспроизведения.

Конечно, каждый артефакт создавался порой не один десяток лет, а для его воплощения применялись редкие, уникальные материалы, такие например, как минерал эженит, добываемый в недоступном месте на самом высоком зубце в Железных скалах. Как их удавалось доставать папе и маме, я не знала, но к нам то и дело прибывали посыльные с огромными коробами. Иногда приезжали друзья по институту и тоже, я уверена, не с пустыми руками.

Так что выбора, куда поступать, у меня практически не было. Только на факультет магических артефактов. Для отвода глаз я подала документы еще на два факультета: прикладной магии и научных суеверий. И если первый еще был худо-бедно полезен, а выпускники его пользовались спросом в самых различных областях, то второй, по моему мнению, следовало назвать «шарлатанство в чистом виде». На его кафедрах на полном серьезе обосновывали различные приметы и необъяснимые явления, подводя под них (а если точнее – загоняя пинками) научную почву.

На ФМА меня приняли без долгих разговоров, хотя никто не мог признать в никому не известной провинциалке дочь Южина и Санниэль, так звали моих родителей. Потому что незадолго до их смерти, сразу после переезда к папиному двоюродному брату, меня вынудили сменить и имя, и фамилию. Теперь я зовусь не Тинниэль, а Юстинния. Сначала я сопротивлялась и даже плакала, несмотря на то, что это было мамино пожелание, и лишь теперь поняла, насколько она была права.

Вот какие воспоминания навеяли «Редкие артефакты древности». Грустные и светлые одновременно.