Алексей Поселенов - Десять дней октября

– Да я не об этом. Ты вот сказал, что ты в итоге заслужил? Я и смутился – ты любовью что-то заслужить хотел, что ли? Это вроде как корысть уже получается… Ты мне – я тебе. Или я чего не так понял?

Артем совсем растерялся. Он не ожидал такого поворота. Он думал, дядя Гена посочувствует ему, поддержит, а тут…

– Да причем здесь корысть-то? Ведь вполне естественно, что если сам любишь, то в ответ хочется тоже и любви, и ласки, и уважения. Что в этом плохого? Ведь это нормально! Корысть какую-то увидел… Что это за семья такая получается, если один любит, а другой плюет на него? Ты её, дядь Ген, оправдываешь, что ли? – Артем достал из сумки сигареты и зажигалку.

– К печке, к печке иди. – Дядька кивнул в сторону прихожей. – Это ты прав, конечно, что не семья уже получается при таких отношениях, только ты мне вот что скажи… Ты её боготворил, на руках носил, на божничку ставил, а она тебя?

– Что – она меня?

– Ну она-то тебя любила?

Артем недоуменно пожал плечами.

– Ну а как, раз замуж пошла?

– Ну, милый мой, замуж ходят не только по любви. Есть браки и по расчету. Может, у неё какой интерес был на тебя? Квартиру там получить, машину, денег, ещё чего. Я же с твоей женой не знаком.

Артем задумался.

– Я не знаю. Я думаю, любила. Как без любви-то семью создавать? У нас же и дочка есть.

– Да, дочка… Вот дети-то поболе вашего в таких случаях страдают, – вздохнул дядя Гена и покачал головой. – У них ведь весь мир рушится, когда родители разводятся. Их жальче всего.

– Дядь Ген, я всё же не пойму, ты к чему клонишь?

– Да чего тут понимать, племяш? Ты сам себе напридумывал про эту Эльвиру свою, чего у неё и в помине не было. Можно сказать, сел голым задом на печку, а потом печку же и ругаешь. Дескать, я тебя, печка, люблю, а ты жжешься. Или ты думаешь, когда женился на ней, она другая была, лучше, да потом испортилась? Нет, так не бывает, это я тебе точно скажу. Конечно, она тебе, наверное, какой-то пыли в глаза напустила, а ты и уши развесил. Надо было получше человека узнать, может и жениться бы передумал, сейчас бы не страдал?

– Да куда лучше-то? Мы же с ней ещё до армии познакомились, год дружили. Потом она из армии дождалась меня, ну я и подумал, чего тянуть-то? Вот и поженились.

– М-да… Неприятно, конечно, всё это, чего уж тут говорить. Только ты, Артем, не серчай на меня, но я тебе в лоб скажу – её это всё, конечно, не красит, но ты виноват не меньше. Хотя бы в том, что слеп был от страсти к избраннице своей. Заметь, я не говорю «от любви», я говорю – «от страсти». Тем более что и второй раз снова на ней женился, считай, на те же грабли сам и наступил, а теперь её одну во всем винишь.

– Так я же говорю, дочка у нас уже была, – вконец растерялся Артем. – Считал, одумалась она, повзрослела, дурь всякая вышла. Надеялся, семья будет, наладится всё у нас, – он опустил голову.

– Вот видишь – думал, надеялся… Ладно, не кисни, чего ты голову повесил? Ты ещё молодой, у тебя всё впереди. А Эльвиру твою простить да пожалеть надо вместе с другом этим твоим, как его, Олегом?

– Как это? – Артем поднял голову и прищурил глаза. – Пожалеть? Олега пожалеть? Это за что же? За паскудство его, что ли? Её пожалеть за то, что семью разрушила, за то, что в душу наплевала, за измены? Ты чего говоришь, дядя Гена? Слушай, ну не ожидал я от тебя, честное слово…

Тот улыбнулся в ответ и кивнул.

– Да, Артемка, пожалеть. Потому как у людей, которые так поступают, жизнь, ох какая нелегкая бывает, поверь мне. Это попервости они гоголем ходят, думают, что высоко взлетели, да только жизнь-то она длинная, а цыплят по осени считают. Поэтому ты зла на них не держи, а лучше пожалей. Им ещё это аукнется, если не раскаются вовремя, да прощения не попросят.

– У кого прощения? У меня, что ли?

– А зачем тебе их прощение, ежели ты сам их наперёд простишь да пожалеешь?

– А у кого тогда?

– У бога.

– А бог-то тут причем? – Артем окончательно запутался в дядькиных рассуждениях. Весь их разговор шел куда-то не в ту сторону, не так, как он думал.

– Как это причем? Он-то как раз везде причем.

– Слушай, дядь Ген, ты мне чего-то голову совсем заморочил – жену-стерву прости, друга-предателя пожалей. Чего-то там им когда-то аукнется, только я-то сейчас живу! У меня сейчас душа на куски разрывается! – Артем встал с дивана и начал расхаживать взад-вперед по горнице, так и держа незажженную сигарету в руке.

– Ну и живи, кто тебе не дает? – Дядя Гена спокойно посмотрел на племянника снизу вверх. – Я ж тебе объясняю, вашей с женой вины в создавшемся положении ровно поровну – она тебя обманула, но ты ведь сам в ней не разобрался до конца и женился, да ещё и дважды. Или она тебя силком на себе женила?

– Смеёшься? – Артем хмуро глянул на дядьку и снова сел на диван.

– Ну так я и говорю. Ты сам в ней толком не разобрался, боготворил, по твоим же словам (чего она явно не заслуживала), в жены взял, а сейчас всю вину на неё перекладываешь. Это честно, по-твоему? Мне кажется, нет. Поэтому возьми свою часть вины на себя и отпусти эту голубку на все четыре стороны. А сам свою жизнь строй дальше. Сделай правильные выводы и живи. Только вот, «жена-стерва, да друг-предатель во всем виноваты, а я бедный и несчастный, посочувствуйте мне», – это выводы неправильные будут. Жена и друг такими всегда были, такие сейчас есть, а будут дальше или нет, это нам не ведомо. У них своя жизнь, может, и изменятся, но не нам их судить да переделывать.

Племянник сидел и молча смотрел в пол, в конец озадаченный дядькиными словами.

– Ну и не сочувствуй, не надо… Запудрил ты мне мозги своими рассуждениями. Я с этой стороны не смотрел на всё это.

– А ты посмотри, подумай. Сам сказал, что за этим ко мне и приехал. Тебя же никто не торопит. – Дядя Гена поднялся со стула, вышел в прихожую и стал одеваться.

– Ты куда? – спросил его Артем.

– Так, уже баню готовить пора. Она у меня большая, просторная, ей часа три-четыре топиться надо. Зато париться потом одно удовольствие, сам увидишь. Ты мне поможешь воды натаскать? Вон у нас колодец, за огородом, вёдра я тебе дам.

– Конечно, помогу. – Племянник тоже вышел в прихожую и стал надевать свою куртку.

– Погоди, одень чего попроще. – И дядя Гена дал ему старенькую фуфайку.

После обеда, часам к четырем баня была готова.

– Ты сразу париться не начинай, полежи сперва на полке́, попрей, чтоб пропотеть хорошенько, по сухому прожариться, – говорил дядя Гена, показывая Артему, где и что у него в бане. – На вот, простыню на поло́к постели, чтоб не жгло. А потом уже, как выйдет из тебя вся гадость вместе с по́том, тогда и веничком себя не жалей. Я свеженький запарил, в тазу вон лежит, на лавке. Да, чуть не забыл… Я ещё кипятком веток пихтовых залил с душицей. Как на поло́к ляжешь, так совсем чуток плесни на каменку, только чтоб для запаха. Оно дышать приятнее будет, да и для здоровья, для легких хорошо. Только немного, чтоб жар сухим оставался, без пара.