Валерий Лимонов - Потерянное поколение

– Да ну что ты, я так…– Девушка ядовито повторила Санькину фразу.

– А это че за фуфел с тобой?– Олег изволил взглянуть на рядом стоящего,– О, Лева! Я и не признал! Фу ты какой! Еще и при гавриле!– потянулся к галстуку,– дай потрогать, настоящий?

– Отвали!– Санька с силой долбанул по протянутой к галстуку руке.

– Олег, не тронь его одежду!– Застрожилась Тамара,– испортишь, а мне еще танцевать с ним.

– Танцева-ать?– уже искренне удивился парень,– Лев, че правда?

– Тебе че надо?!

– Лев, да нормально все. Не дрейфь!– Что-то вроде поддержки.

Не смотря на то, что Тамара на сколько возможно упростила его партию в танце, сделав практически сольным, парень все равно терялся. В свое время, наотрез отказавшись, хотя бы раз прогнать выступление в спортзале, Тамара особо, после нахлобучки от матери, не настаивала, и результат налицо, он напрочь забыл чему учили. Девушка это чувствовала, и как когда-то перед самым выступлением ей, простым, обыденным тоном; «Ну что, пошли, выступим, коль больше некому»,-говорила Марина Павловна, так и она, повторив слово в слово, повела партнера на исходную позицию.

С началом музыки, она, каким-то странным, словно чего-то просящим и несколько виноватым взором, полыхнула в глаза парня, потупилась и, он это почувствовал, напряглась, ушла в себя. Еще мгновения, и повела, пригласила в свой мир, мир, где музыка, душа, и тело сливались в одно, мир, где, она провела большую часть своей коротенькой жизни, да, очень трудоемкой, тяжелой, но там она была

счастлива, даже не по детски счастлива. Она билась за свое счастье, в первую очередь, билась сама с собой, побеждала, билась за место на пьедестале, ставила новую цель, билась, и опять побеждала, и снова, и снова… По большому счету всегда одна, одна с собой. И вот теперь не одна, с ним, с ее светлым и теплым лучиком. Она не знала, она ведала, что его душа воспримет ее мир, и он станет одним на двоих, только их миром, в котором, совсем не надо, а если и придется, то уже вдвоем, вместе отвоевывать, биться, теперь уже за их счастье. И в момент, с началом ее сольного выступления, она, словно птица-подранок, вновь встающая на крыло, с опаской окунулась в свою стихию, и, почувствовав силу, взметнулась, она

не разучилась, она умеет, она может! С каким наслаждением, она внимала музыку, отражая каждый нюанс мелодии, своим, так послушным ей телом, что казалось не она под музыку, а музыка услужливо подстраивается под нее, и витала, и радовалась, так искренне, такая счастливая! И словно, языком жестов, языком своего танца, пыталась что-то поведать ему, что никак не передать словами, и старалась, на грани возможного.

Понимал ли? Такая сильная, гордая, вызывающая восторг зрителей, никто и не замечал, что именно он, партнер, своим скудным присутствием в выступлении подчеркивал ее необычайную легкость, ее мастерство, ее порыв… Да он и сам не замечал, не придавал никакого значения, лишь бы она, лишь бы ей! Как бережно, с трепетом в душе, он подхватывал ее на лету, совершенно не задумываясь над своими элементами танца, и все получалось, кружил с ней, и отпускал, замирая в ожидании. Он любовался ей, и, какое-то, наверное, уже взрослое чувство к ней

зародившееся еще тогда, в коридоре, с новой силой овладело им,– нежность. Ничего

не требующее в ответ, лишь бы она, лишь бы ей…

– Это, откровение какое-то.– взволнованно пробубнила директриса, когда девушка с последним аккордом доверчиво прильнула к груди партнера. Тонкий психолог, Таисия Яковлевна довольно наплевательски относилась к рекомендациям из районо по поводу моральных устоев в отношениях между комсомольцем и комсомолкой. Чуткая от природы, всегда видела, где настоящие чувства, а где так, зов взрослеющей плоти.

Глядя на эту пару, понимала, здесь все серьезно, даже через чур серьезно для их возраста. Это ее и радовало и все же, больше пугало, уж слишком молоды. Знала, может быть, на собственном опыте, если не удержат любовь, то, это уж точно, если уж не у обоих, так у кого-то из них будет трагедия, которая оставит глубочайшую душевную рану, от которой никогда не оправиться полностью. Или… Об этом, она даже запретила себе думать.

– И не говорите! Прям страсти-мордасти. А Лева хорош, аж завидки берут.-прочирикала старшая пионервожатая.

– Его Сашей зовут.– С неприязнью поправила Тамара Васильевна, на что, женщина отмахнулась, знаю мол.

– Тебе сколько лет, завистливая?– поинтересовалась директриса.

– Тридцать девять…

– Не поздновато завидовать?

– Потому и завидно, что поздновато.

– Ты бы лучше за своими пионерами следила!– озлилась Таисия Яковлевна,– позавчера в пионерскую комнату захожу, а там мальчишки в трясучку играют, на деньги!. Жаль не нашла тебя, на урок надо было.

– Ну, мне-то не жаль…

– Дед Мороз-то дотянет?– Зная, что ругаться на вечную пионерку, себе в убыток, какой-то бронебойный характер, директриса сменила тему,-сколько ему налила?!

– Стакан.

– А, тогда дотянет.

Дед Мороз лихо, вместе со всеми наяривал современный танец, изредка постукивая посохом по полу. И даже обутые на ноги валенки, ему не помеха.

В тот вечер, Тамара написала письмо своему тренеру, Марине Павловне Светобок.

17

Миновали праздники, жизнь возвращалась в свое обыденное, привычное русло. Все стало на свои места, для кого-то, избавиться от жуткого похмелья, для других, я бы еще выпил, да пора на работу, для третьих, пожалуй самой большей части, по пословице; «Делу время, а потехе час», просто- напросто надоело праздное времяпровождение. Так или иначе, всех объединяло одно: На работу! Да, именно на работу, где каждый находил свое, кто опохмелялся, кто отходил от похмелья, кто,

опять же, согласно пословице на счет часа, входил в привычный ритм жизни.

В первый рабочий день, Фаина встала даже до того, как зазвонить будильнику. Еще в прошлом году, пять дней назад, ни в чем не повинный механизм, исправно исполнявший свои функции, вызывал острую неприязнь его владелиц, и иначе как дебильник, его не называли.

Не как всегда, если и не в спешке, то в быстром темпе уж точно, а спокойно, размеренно, с предвкушением встречи с коллективом, женщина собралась, напоследок заглянув в комнатку спящей дочери, вышла из дома. Как по заказу под ее настроение, шел снег. Крупные снежинки, плавно опускались на землю, передавая ей какую-то, свою таинственную, мягкую задумчивость. Она всегда любила, когда шел

снег, особенно такой как сейчас. «Хорошо-то как.» Имея запас времени неторопливо вышагивая по улице, она вдруг поняла, ей все здесь нравится. Даже с удивлением обнаружила, что за каких-то полтора года все стало таким родным и близким, словно живет здесь с самого рождения. Здесь она обрела покой, о котором даже не знала. Все проблемы решаемы, оказывается нет нужды особо нервничать, даже если что-то не так, главное, дочка и она были спокойны. И вдруг словно пронзило! А ведь это Сергей, он, чуть ли не с первого дня, своими капризами, недомолвками, обидами, создавал ей ту обстановку при которой она испытывала какую-то постоянную тревожную напряженность. Она вспомнила, даже в лучшие годы их совместной жизни, все время опасалась, как бы не сказать ему чего-то лишнего, как приготовить обед по его вкусу, как не мешать со своими глупыми вопросами, как, как, как… Он всегда первом месте. Но теперь, уже никто и никогда не сможет указывать ей, что можно, а что нельзя, решать ей, только ей самой! Неожиданно,