Дарья Быстрицкая - Теория выбора и случайностей. Часть 2. «Кто есть кто, или Долой маски!»

Когда его дорогой «друг» заговорил, у Михаила тут же отпало желание к нему прикасаться, ему стало противно. Миша с ужасом обнаружил в Роме такие качества, о каких прежде и не подозревал. Он не сумел их разглядеть из-за своей доверчивости, наивности. Зато увидел теперь.

Самойлов, наконец, понял, что они были похожи с Ромой когда-то давно, ещё в детстве, и это он, Миша, остался верен тем ценностям, тем понятиям о «хорошо» и «плохо», которые в них закладывали учителя и родители, а Рома стал подстраиваться под мир. Для него более не существовало никаких ценностей, кроме собственного удовольствия.

Михаил с отвращением и разочарованием смотрел на этого чужого ему человека, который столько лет попросту пользовался им. Он не стал с ним ни драться, ни ругаться, ни спорить – только посмотрел снисходительно и сказал:

– Мне тебя жаль, Рома. Всего хорошего.

После чего развернулся и ушёл. Больше он Романа не видел никогда.

После встречи с Аней и разговора с Ромой в Мише росло желание быть мёртвым, чтобы больше ничего не чувствовать. По ночам ему снились кошмары, и виделась та перепуганная Анна, прижимавшая к груди одеяло. Эта сцена часто являлась ему и мучила. У Самойлова началась глубокая депрессия, которая должна была неумолимо привести к самоубийству, если бы не Общество Дьявола…

– А как ты со своей девушкой познакомился? – спросила Ксюша, заставляя Мишу вернуться в реальный мир.

Мужчина протяжно вздохнул, собираясь с мыслями.

– Мы учились в педучилище. Со второго курса группы формируются по специальностям, и мы попали в одну группу.

– Что за специальность?

Он ответил.

– Она у тебя списывала? – с улыбкой полюбопытствовала вампирша.

Михаил рассмеялся:

– Было дело.

– А что ты в ней вообще нашёл?

Этот вопрос вызвал у оборотня новый приступ смеха.

– Теперь уже сложно сказать. Мне она казалась хорошей. И, пожалуй, странно было от неё ожидать большой верности: ей никто и никогда не был верен. Отец сбежал, когда ей было года два, мать почти не уделяла внимания, ездила в командировки, и Аня часто оставалась одна.

– Аня? – тихо переспросила Ксения. – Дурацкое имя. Но ты-то ведь был ей верен. Или не был?

Тёмно-зелёные глаза впились в его лицо испытующим взглядом. Миша улыбнулся и спокойно ответил:

– Был, но это совсем другое. Мы берём практически все понятия и знания о мире из семьи. А в семье никто не подал ей соответствующего примера. Но я не думаю, что она мне всё время изменяла. Тешу себя надеждой, что это был единственный раз. И, несмотря ни на что, Аня была хорошей. Мне было с ней хорошо.

– А как вы с ней дружили? Гуляли под ручку по улице и сидели в училище за одной партой? Ведь интеллигентные мальчики из хороших семей не позволяют себе лишнего.

Мужчина расхохотался во всё горло.

– Интересное же у тебя представление об «интеллигентных мальчиках из хороших семей»! Если хочешь знать, спал ли я с ней, но стесняешься спросить, то отвечаю: да, спал. Когда мы впервые стали с Аней близки, мне было лет семнадцать или семнадцать с половиной.

Он хорошо помнил, как это случилось. Он часто ночевал у Ани дома, когда её мама уезжала в командировки, но у них никогда ничего не было, кроме поцелуев, хотя Миша и испытывал желание. Но он не смел его навязывать.

А однажды ночью ей привиделось что-то в темноте, она испугалась и его позвала. Он успокаивал её. Потом они целоваться начали и как-то незаметно пошли дальше. Оба были молоды, невинны и влюблены друг в друга.

– Она беременела от тебя когда-нибудь? – осведомилась Ксюша, внутренне корчась от тех картин, которые рисовало ей воображение.

– Нет.

– Уверен? Может, она тебе просто не сказала?

– Сказала бы. Когда мы спали с ней в первый раз, она вполне могла забеременеть, но этого как-то не вышло.

– А если бы забеременела? Что бы ты делал?

– Женился бы. С радостью женился бы на ней. Тогда я этого очень хотел. Я устраивался на новую работу и планировал, что после этого мы поженимся, и будем жить вместе.

– Вот как? Многого она, однако, лишилась.

– Может, оно и к лучшему для нас обоих. Значит, не нужно было нам жениться, раз не получилось. А ты? Ты беременела когда-нибудь?

– Это… – Девушка осеклась. Она хотела сказать, что это не его дело, но поняла, что и сама всё это время лезла не в своё дело, а он не сказал по этому поводу ни одного слова против, удовлетворив её любопытство. И сочла, что справедливо будет ответить. Да и ей хотелось знать сразу, примет он это в ней или нет. – Честно?

– Честно.

– Да, однажды.

– Аборт делала?

– Да, делала.

– Бесплодие не приобрела?

– Нет. У меня был удачный аборт, если такое вообще может считаться удачей. Я вполне могу иметь детей.

– А-а… где был отец ребёнка?

– Отец? Я уже не помню. Но неужели ты полагаешь, что он стал бы мне помогать? Я не наивная идиотка, чтобы рассчитывать на это. Беременность – это моя проблема, и никому до неё нет никакого дела. И тогда не было.

– Ты ему даже не сказала?

– Нет.

– А вдруг он захотел бы этого ребёнка?

– О, не смеши, Миша! – воскликнула вампирша. – Это ты считаешь, что беременность – проблема общая, а все остальные парни думают иначе! Ты опять судишь всех по себе.

– Нет, – сказал Самойлов, останавливаясь и глядя ей в глаза. – Мне просто неприятно осознавать, что кто-то мог так поступить с тобой. Что кто-то мог спать с тобой, не желая от тебя ничего большего.

Мужчина развернулся и пошёл дальше.

– Ты всё ещё переживаешь из-за этого?

– Из-за чего?

– Из-за аборта.

– Да, – призналась Ксюша, – немного. Но, пожалуй, я не хотела бы ребёнка от того парня, да и одна с ребёнком не протянула бы и дня.

Михаил поморщился как от боли. Ему хотелось бы её поддержать, утешить как-нибудь, но он не смел к ней прикасаться, да и не знал, как к этой девушке подойти.

– Мне… мне очень жаль, что так вышло, – выдавил он из себя. – И что никто тебе тогда не помог.

Ксения тихо улыбнулась сама себе и сказала:

– Хороший ты парень, Миша.

Они продолжили ходить по своей части участка в молчании. Минут через десять наткнулись на группу подвыпившей молодёжи, среди которой начал зарождаться конфликт. Миша их махом разогнал, используя лишь твёрдый учительский тон. Ксюша над этим долго хохотала. После этого инцидента у молодых нелюдей вновь завязался разговор. Говорили обо всём подряд, спорили, смеялись. Отчего-то им вдруг стало легко в обществе друг друга.

Благодаря Мише их разговор не переходил в пустую болтовню, в нём оставался смысл, а стараниями Ксюши он не становился удручающе серьёзным и тяжёлым.

В Ксении была какая-то приятная лёгкость и радость жизни, несмотря ни на какие обстоятельства, и эта радость передавалась Михаилу, он заражался ею от собеседницы.