Ольга Пустошинская - Лёшенька. Часть вторая

– А что это, Вера, Яшенька с узелком? Ай собрался куда? – спросила Матрёна, перетирая полотенцем блюдца и чашки.

– Да куда… к Константину в ученики приехал, – осторожно отозвалась мать, ладонью разглаживая на столе клеёнку с пышными розанами. – Школу закончил, рукомеслу надо-тка учиться.

Матрёна пошла рваными красными пятнами и принуждённо засмеялась:

– А и правда, рукомеслу обучится – не пропадёт.

Хоть и ласково говорила, а глазами недобро зыркала, руки нервно двигались, переставляли без надобности вещицы на полочке. Яшка поднялся, потянулся за картузом:

– Я к дяде Косте…

– Иди, сынок, мы с Лёшей только вечером назад поедем.

Закипел самовар. Матрёна разлила чай, пододвинула тарелку с пряженцами. Мать посмотрела на румяные лепёшки и вспомнила:

– Не чутко, не собираются ли из развёрки (так она назвала развёрстку) за хлебом приехать?

– Не, не чутко… Да сейчас-то зачем ехать, ещё не жали, не молотили – брать нечего. Вот к Покрову, может, нагрянут… Ой, как я тогда испужалась, душа в пятки ушла! Мы с Иваном хлебушек-то в курятнике припрятали. Они туды и не сунулись, но всё равно боязно было. Четыре мешка забрали, а могли и больше… Коська в кузницу зерно увозил, там, грит, тоже не искали. А у вас-то как?

– Да тоже взяли… Своя мучица вышла вся, покупала… Умолота ждём. Ох дорого, хлебушек-то золотой нынче. – Мать отхлебнула из чашки, украдкой поглядывая на Лёшу, играющего с девочками в углу комнаты.

Он сводил и с усилием разводил светящиеся ладони, словно они были намагничены.

– О-о-о! – задохнулись от восторга близняшки, потянулись, прикоснулись пальчиками.

Лёшка приложил руки к больной ноге Танюшки. Ладони закололо, но он закусил губу, не одёрнул. Таня скривила ротик, скуксилась и захныкала.

– Больно? Перемогись, потерпи, – уговаривал Лёша.

И она словно поняла, зажмурилась, вцепилась ручонками в свою куклу. Резво побежали по ладошкам искры, вливалась сила в искривлённую, напряжённую пружинкой Танюшкину ногу. Лёшка растирал её, надавливая на нужные точки то в одном месте, то в другом.

– Получится, беспременно получится. Вот так, ещё чуть-чуть… – шептал он. – Ещё побегаем с тобой наперегонки. Эге?

– Эге…

Стукнула калитка, послышался обрадованный возглас.

– Никак Фенька… – Матрёна отодвинула занавеску и выглянула во двор.

В избу вошла раскрасневшаяся от солнца и ветра Феня, поздоровалась со всеми, перецеловалась.

– А я вижу: Вишенка во дворе! Гости приехали, а хозяйки нет, – улыбнулась она, обмахиваясь краем платка. – Благодать какая на улице, последние тёплые денёчки стоят.

– Отец-то где? – спросила Матрёна.

– Домой пошёл.

– Ну и я пойду, – подхватилась она. – Проводи, Феньк, а то чёрт рыжий кидается, без рук и ног оставит, ирод пучеглазый…

Хорошо живётся Яшке. Уже месяц работает он с Константином, постигает все тонкости кузнечного мастерства. В кожаном фартуке стоит возле полыхающего горна, такого яркого, что смотреть больно; стучит молотом по наковальне, высекает искры. Ему радостно и удивительно смотреть, как из бесформенного куска железа получается замечательная скоба или щеколда. Не чудо ли? Яшка чувствует себя самим Сварогом, богом-кузнецом.

Он получил первые деньги и гордился собой: пусть небольшие, но свои. Не дядя Костя дал, а сам заработал, вот этими мозолистыми руками. Скоро домой поедет, поможет мамке отмолотиться. Не управиться ей одной без мужика-то…

Матрёна приходила нянчить внучек, бросала на Яшку полные боли взгляды и едва заметно морщилась, но молчала. К счастью, они не так часто встречались, иначе кусок хлеба у Яшки поперёк горла бы встал.

Фенечка тоже замечала недовольную мамкину физиономию и успокаивала:

– Ты, братец Яков, не тушуйся, на маменьку мою не гляди, она завсегда любила личики делать.

– Да я и не…

– И правильно. Как я скажу – так и будет.

«Ого, характерная», – подумал Яшка. Он смотрел на близняшек, бегающих за белым котёнком, Зайкиным сыночком, и замечал, как легче стала двигаться Танюшка. Уже не так сильно выворачивала ногу и меньше хромала. Он поделился своим наблюдением с Феней, та радостно и немного испуганно согласилась:

– Я вижу… молчу – боюсь сглазить.

– Это Лёшка наверняка помог.

– Лёшенька? – округлила глаза Фенечка.

Яшка рассказал о появившемся у брата даре. Свои люди, можно.

– В ноженьки поклонюсь, – Феня вытерла глаза передником, – я завсегда знала: Лёша – особенный.

Вот и дождался Яшка молотьбы. Раньше, когда он был маленьким, жатва проходила весело, с песнями, шутками и прибаутками. Первый срезанный пучок мать обязательно обматывала вокруг пояса, чтобы не болела от работы спина, потом эту вязку по обычаю закладывала за иконы. Сжатый хлеб они убирали в снопы, а снопы – в суслоны. И когда ставили последний суслон, все громко кричали: «У нашего хозяина: стоги высоки, засеки глубоки, мякушки гладки, налитушки сладки!» И громче всех звучал голос отца. Да, весело было…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.