Антон Хапилов - На высоте десять тысяч метров

Что испытывает мужчина, узнав вдруг о том, что он стал отцом? Наверное, радость и душевный подъем, желание петь и плясать, полностью отдавшись охватившему внезапно порыву, – так джигит танцует зажигательную лезгинку, являя собой высший пример такого рода проявления чувств. Я за курил, и мне захотелось спать. Неужели это все? Задавшись этим вопросом, я вышел на ночную улицу и увидел, как ветер беспощадно гнет деревья и раскачивает фонари, заставляя свет плясать по асфальту и замерзшей траве. Зима, похожая на осень, шумела волнами где-то там, на берегу, и звезды были застланы рваными облаками, несущимися в ночном небе. Сама природа будто отплясывала безумный и удалой горский танец, захватив меня в свою круговерть и толкая то в спину, то в плечо, заставляла двигаться, словно в танце.

– Сын родился! – крикнул я рабочему заправки, пробегая, подгоняемый ветром.

– Поздравляю… – ответил мне то ли голос, то ли шум моря, едва уловимый за спиной.

Танец длился и длился, не ведая усталости. Я, находясь в центре этого круга, вдруг вспомнил жену, оставшуюся где-то там, вдалеке. Я явственно представил ее лежащей на неудобной больничной койке в полутемной серой палате, и в руках она держит только что родившегося сына. И крохотный сын пьет из ее груди молоко… Остановилось случайное такси.

– Сын родился!

Сейчас это был мой пароль, ключ ко всему внешнему миру, пролетающему за стеклом автомобиля.

– Поздравляю. У меня двое… – говорит таксист и уносится в темноту.

На пороге теща, ссутулившаяся, в длинной ночной рубашке.

– Сын, – говорю я ей и бреду спать.

Рождение сына стало первой невидимой нитью, связавшей мою душу и душу моей жены между собой. После нескольких лет, проведенных на дне жизни, я обрел женщину, а женщина подарила мне сына. В середине декабря, примерно в один час ночи, я вышел на улицу из комнаты ожидания районной больницы. Дул сильный ветер, и в этом буйстве я видел истинный тайный знак языческого единения человека и природы. Я был вымотан и опустошен, но на дне моей уставшей души растекалась тихая радость. Моя жизнь продолжается. Так говорил я себе и шел, обдуваемый всеми ветрами, по сухой и мерзлой земле. Я просто брел, и мысли почти исчезли из моей головы. Мне показалось, что я вот так, как путешественник Конюхов, обойду всю землю, если меня не остановить. А потом я устал и жутко захотел спать. Дома в полудреме мне привиделась моя жена с сыном на руках. И я уснул.

В какой-то момент ночь поглотила все вокруг. Мы мчались по горной дороге, и только фары автомобиля делали этот мир материальным. Я несколько раз ловил себя на мысли, что предательски дремлю и оставляю отца в одиночестве. А ведь он еще ехал в аэропорт и, значит, устал более того, чем мы. Но он был бодр и крепко держался за руль, слегка наклонившись вперед. Наверное, это говорило о концентрации и напряжении. Я вновь прикрыл глаза лишь на секунду, а когда открыл, то увидел, что машина стоит перед железными воротами. Ворота начинают откатываться в сторону. Мигает лампочка, установленная на вершине стойки. Машина въезжает на территорию и останавливается под большим кирпичным навесом, соединенным с двухэтажным домом общей стеной. От долгого сидения ноги стали непослушными, и я пытался размять их, вышагивая на небольшом пятачке у машины. Было тепло, даже скорее душно вокруг, и в воздухе витал аромат неизвестных мне цветов. Скрипнула дверь за спиной, и на пороге появилась женщина в простом цветастом халате.

– С приездом…

Иллюзия моей новой жизни началась вполне оптимистично. Бездомность, наступившая после продажи квартиры, была для меня чем-то вроде штампа в паспорте, который фиксировал утрату прописки. Более сложной процедурой была раздача имущества, нажитого мамой за прежнее время жизни. Шкаф, диван, холодильник, стулья и посуда. А еще книги. Я раздавал вещи, словно человек, получивший вид на жительство где-нибудь в США. Приходили знакомые, и я встречал их на пороге. Затем проводил в комнату и предлагал взять ту или иную вещь. Отдавал безвозмездно, словно щенков в хорошие руки. «Чемоданное» настроение позволяло не думать о будущем, которое наступило уже сегодня, и пить винцо, засыпая и просыпаясь по велению организма. Так я прожил в проданной квартире еще несколько недель, а затем погрузил остатки утвари на машину друга и переехал к другу на дачу. Перед отъездом я последний раз зашел в пустую квартиру. Две комнаты и небольшая кухня показались мне вдруг незнакомыми. Все это время они были наполнены мебелью, коврами, занавесками на окнах. Большой телевизор в углу, и столик на колесиках посреди комнаты. Дом наполняли предметы, а теперь, когда предметы вынесли, я стоял в пустом замкнутом пространстве стен и мне было бесконечно грустно. Захотелось заплакать от бессилия и глупости, но на дворе уже начиналась весна, дарующая надежду на лучшее.

Жизнь в дачном поселке сулила спокойствие и едва уловимый душевный покой, совпавший со вселенским пробуждением природы от холода и серости зимы. Оторвавшись от привычного мира, я с радостью взирал на проклевывающиеся из клейких бусинок почек листочки, нежно-зеленую траву под ногами, вдыхал чистый, едва согретый ранним солнцем воздух. Дача являла собой крепкое двухэтажное строение с несколькими комнатами и камином в зале. Колодец во дворе, с десяток фруктовых деревьев и деревянный клозет были обнесены забором. В центре возвышался каменный мангал, а в глубине торчал остов незаконченной бани. По утрам я умывался из ведра, кушал и отправлялся к морю, прихватив книгу и сунув в карман пачку сигарет. Дачный поселок был не просто большим, он был огромным, вытянувшимся вдоль моря на несколько километров клочком земли, поделенным и застроенным счастливыми обладателями шести соток. Когда-то участки раздавала советская власть, награждая достойных трудящихся и провинциальную интеллигенцию.

Домики, построенные во времена этой власти, были видны и узнаваемы с первого взгляда. Их отличали скромность и лапидарность. Это были одно-, двухэтажные строения, созданные своими руками. Примерно так строил дядюшка Тыква в итальянской сказке. Где-то доставался кирпич, затем шифер или доски. Все зависело от фантазии дачника и его возможностей. Основным посылом к стройке был именно дачный интерес. Место хранения садового инвентаря. Необходимо было создать дом, а затем вскопать землю и посадить в нее картошку и лук. По периметру высаживались фруктовые деревья, и все это окружалось деревянным забором. В советское время дача была экзотична и вполне утилитарна. Но все изменилось с приходом капитализма. Земля стала стоить дорого, ведь море буквально плескалось за дачным забором. Теперь дома строились с эпохальным размахом. Это были уже дома для комфортного проживания. Богатые люди потянулись на побережье коротать свободное время. Теперь это можно было делать круглый год. В результате дачный поселок разросся до гигантских размеров.