Александр Малиновский - Собрание сочинений. Том 2

– Но ведь это похоже на угодничество! Где-то так можно! Наверное, на стороне, где спокойнее, а здесь? Непростое производство… – не соглашался Александр.

– Я тебе – одно, а ты – другое… И у заместителя его ты теперь будешь, как бельмо…

«В споре нельзя победить, – вспомнил Ковальский давнишние слова Анны. – Всегда противник может сказать, что ты не прав. А я и не собираюсь спорить, пусть Ганин говорит. Мне надо знать, как он мыслит. Он в чём-то прав, только я пока концы не свяжу», – вёл он молча диалог с Анной. Её лицо светило издали, из глубины памяти.

А начальник цеха думал о другом: «Птицу по полёту видно. Наработаемся ещё, возможно, под началом Ковальского. Замах не то что у нас – поболее. Оттого ли, что мы вечерний институт кончали, привыкли с рабочих в подчинении, или потому, что семейные и это заставляет быть покладистыми… Не затыркали бы… Аппетит у него на работу крепок… И вот эта его способность независимо мыслить…».

Если бы Ковальский знал, о чём сейчас думает Ганин! Пожалел бы, что сгоряча сравнил своего начальника с Троекуровым. А может, и нет. Александр понял уже, что Ганин вовсе не злой человек и его несдержанность идёт часто от желания сделать дело лучше. Но столько разных препятствий… Он уже начинал понимать, что одно дело – инженерная работа в технологии, другое – руководить людьми. Не смог же родной дядька работать на стройке прорабом. Когда бригадир, не выполнив норму, настаивал на закрытии липовых объёмов, с досады ударил его по спине подвернувшимся рулоном рубероида и уволился.

«Не такая ли участь ждёт и меня? Я, очевидно, больше специалист, нежели руководитель. Часто всё делаю грамотнее и быстрее, чем многие. Если бы имел профессию, которая связана только с собственной умелостью и работоспособностью! Больше бы успевал! Есть ли такие профессии? Есть! Часовые мастера, зубные врачи… Кто ещё? – думал он. – Вообще врачи. Но ведь это не моё. Очевидно, писательство!? Но этот род деятельности непостижим для меня. Здесь всё решает особый литературный дар. Талант!»

…Они с Новиковым всё-таки вывели цех на режим. Всю ночь были на ногах. Возились с наладкой контрольно-измерительных приборов. Дважды останавливали работу колонн.

В кабинет вошли около шести утра. Там Ковальский протянул Новикову аккуратный лист бумаги.

Тот деловито принял и прочёл с расстановкой:

– «Прошу принять меня в члены Коммунистической партии, так как хочу быть в активных рядах строителей светлого будущего нашего народа».

– Ну, вот и замечательно! Это – программа на всю жизнь. Она не даст ни хандрить, ни расслабляться… – заключил Новиков.

«Почему он проявляет такой повышенный интерес ко мне? Чувствует, очевидно, вину передо мной. Назначен на обещанную мне должность, а сам ещё только учится на четвёртом курсе. Мужик-то работящий и совестливый…»

Через неделю на техническом совете у главного инженера в присутствии Ковальского согласно его предложению решили по утверждённому графику установить дополнительные котлы-утилизаторы.

А через год новшество появилось уже на всех родственных предприятиях отрасли. Министерство стимулировало внедрение передовой технологии и техники. В ежеквартальных отчетах предприятий, копии которых оно рассылало, это отмечалось особо.

…Когда Ковальский вошёл в приёмную, секретарь Светлана приветливо улыбнулась:

– Заходите, Александр, Валентин Сафронович говорил о вас. В кабинете двое: Самарин и тот «Лановой», которого Александр видел здесь раньше.

Выйдя из-за стола и протягивая руку, Самарин сказал:

– А это наш молодой, но очень перспективный инженер Ковальский.

Александр кивнул сдержанно головой.

– Виталий Викторович, – представился гость. Руки он не подал и не встал.

Ковальский присел к столу.

Самарин, продолжая, очевидно, начатый до него разговор, произнёс:

– …такие объёмы, такие масштабы – архиважны! Но эти же масштабы и умножают воздействие на среду обитания. Так обстоят сейчас дела в Чапаевске. Я родом оттуда. При выпуске отравляющих веществ столько заболеваний и отравлений было во время войны! И сейчас хлорорганика делает своё… И наша нефтехимия…

– Ты хочешь сказать, надо сокращать производства?

«Кто позволит?» – спросил мысленно Ковальский.

– Нет, я не за это, – чётко ответил Самарин. – Не за сокращение. А за создание малоотходных технологий. За то, чтобы сам процесс, как таковой, был безопасным для окружающих. Науке надо крепко над этим поработать. И отраслевой, и вузовской. Вот увидишь: партия за это дело скоро серьёзно спросит. Инженеров надо со студенческой скамьи учить беречь природу. А вы, проектировщики, совместно с исследовательскими институтами должны создать общую концепцию…

– Да… да… Возможно, ты прав… Вы тут, в глубинке, надышались отравой. Острее чувствуете… Давай заканчивать – парень мается, – гость посмотрел на Александра.

Едва они остались вдвоём, Самарин быстро переключил внимание на Ковальского.

– Александр, я понимаю, тебе тесновато в рамках твоей должности, но так получилось. Сейчас открылась возможность заняться заводской наукой. Освобождается должность начальника лаборатории фенола-ацетона. Я предлагаю её тебе. Исследований – непочатый край. Давай решай. Там можно и диссертацией заняться.

Предложение было неожиданным.

– Я не думал о лаборатории, – начал Александр. – В цехе столько можно сделать…

«Наверное, не то говорю», – засомневался Ковальский и замолчал.

– Решай, – повторил Самарин. – Пока есть возможность. Определишься – приходи, не затягивай…

…Выйдя из кабинета, Ковальский спросил Светлану:

– А кто этот Виталий Викторович? Ну, у Самарина который был?

– Главный инженер проектного института, из Москвы. Он часто бывает, особенно после того, как Валентин Сафронович защитил кандидатскую.

Когда Ковальский был уже на первом этаже, его окликнул Костров – заместитель главного по производству.

– Что невесел?

– Получил предложение перейти в лабораторию фенола-ацетона.

– Кто предложил?

– Самарин.

– Странно… Ну-ка, пойдём ко мне.

Когда они расположились в кабинете, Костров произнёс:

– Буду рассуждать просто. Не хочу тебя захваливать, но сейчас ты на стремнине, на бурном потоке. Ты можешь стать, ну, хоть министром! Понимаешь? А уйдёшь в лабораторию – осядешь в тихой заводи. И все про тебя забудут. – Костров встал и прошёлся: – Это хорошо, что Самарин предлагает. Но говорят же, что корабль может затонуть и в порыве попутного ветра… Примерь на себя. Не такой ли случай?.. А встречный ветер несёт большую силу. Ты на взлётной полосе сейчас… Выбор за тобой и от него многое зависит.