Александр Малиновский - Голоса на обочине

И это ещё: матерок у неё в разговоре порой выскакивает. Тут на общем дворе это вроде бы даже подмога. Рычаг. А там как с этим? Но раз уж честь нам такая оказана, как не дать? Других-то кандидатур нет, а Настёна в работе – ломовая лошадь. Выбрали Анастасию Карповну в депутаты в тот раз.

…Решились всё-таки мы вопрос о ремнях поручить поднять на сессии нашей Настёне.

Пригласил её Пётр Гордеич на инструктаж.

– Трактор К-700, – говорит он ей, – без клиноремней – это как мужик, к примеру, тот же начальник областной сельхозтехники, Макар Ильич, у которого из брюк вынули ремень. Ему ни туда, ни сюда, а его заставляют бежать, поняла?

– Поняла, – отвечает Настёна, – чё ж я мужиков, что ли, не видела?

– Я про трактора и комбайны, – уточняет на всякий случай председатель. – С мужиками потом разберёмся. Нам ремни нужны?

– Ясно всё, – чётко отвечает Настёна, – без ремней, как без штанов.

– Во, во! – с опаской соглашается председатель. И озирается. Поехала Настёна на сессию.

Потом нам рассказывали.

…Вышла наш депутат к трибуне и прямо к начальнику сельхозтехники:

– Уважаемый наш, Макар Ильич! Вот вы сидите в президиуме, бляха-муха! И с виду, и так навроде неплохой человек… А по делу если?.. Сидите… вместе со всеми, расплющили зады, животами колышите… А нам каково? У нас социалистическое соревнование! Встречный план! А трактора и комбайны на приколе. По вашей вине, между прочим!

Здоровенный, лысый Макар Ильич сначала дёрнулся, как заведённый трактор, потом попытался своим тонким голосом что-то сказать. Но смолк, будто солярка кончилась под натиском Настёны. Её понесло без остановки. Как на дрожках мчит:

– Вот пообрезать у вас пуговицы на штанах, выдернуть ремни и заставить бежать стометровку, что будет? Или хотя бы махнуть по этому помещению, где сидим все! Слабо!

Председательствующий попытался её остановить:

– Анастасия Карповна, вопрос понятен. Мы в рабочем порядке рассмотрим.

– «Рассмотрим», меня мужики ждут в Лопатино. Все без ремней. То исть трактора у них без штанов… Тьфу ты! Запутали вы меня. На это все тут мастера!.. Ё… ё… моё! Сколько вас тут! А в поле вас не видать чтой-та!

…Это было её первое и последнее выступление. Последнее потому, что нашему председателю строго-настрого запретили Настёну отпускать на сессии райсовета. А Пётр Гордеич был человек исполнительный.

Про ремни спрашиваете? Дак мы к уборочной всё, что надо, тогда получили. Даже с запасом!

Такая она, Настёна, деловая!

Под Сызранью дело было. Отец мой на заводе работал. Там добывали и перерабатывали горючие сланцы. И сейчас ихтиол получают: мазь такая лечебная. Многие знают.

Отец сызмальства на заводе работал. А главным инженером при нём был друг его, дядя Саня, то исть Александр Маркин. Оба они с тысяча девятьсот третьего. Вместе росли на одной улице. Их отцы были осмотрщиками вагонов тогда. Только он окончил индустриальный институт и воспарил, стал главным инженером нашего завода, потом директором. А отец мой после училища всю жизнь, считай, на одной должности – в токарях. А он химик! Они продолжали знаться. Свои жа!

Ну вот, перед войной забрали дядю Саню в Москву руководить уже сланцами всей страны. Ему и сорока ещё не было.

Потом ушёл на фронт. Отца-то забраковали: нога у него, вишь, с детства вывернута. А тут приезжает на побывку дядя Саня, значит, к своим, на родину. Изменился, конечно, а всё равно свой!..

Я его с Валерием Чкаловым сравнивал, обоих их видел. И по фотографиям, и так довелось. Волгари! Похожи друг на дружку. Ну, родные родными. И друзья… Всех дядя Саня обошёл, со многими, с кем хотел, повидался. И – на завод.

Два дня и со специалистами, и вообще со многими встречался, ходил, смотрел. Уж и не начальник теперь на заводе, а всё едино. Все уважительно к нему относятся.

Перед отъездом в Москву поехал он в Самару, в Куйбышев, то исть. По делам каким-то. Он потом рассказывал так отцу моему, ну, примерно:

– Еду, – говорит, – кругом народ всякий, разный. И вши!

Ползают с одного пассажира на другого. С чемоданов на узлы всякие. Некуда от них деться. Маются все. Целый поезд вшей…

Думал, только в окопах так. Насмотрелся: на передовой вши заели нашего брата-солдатика. До крови расчёсывали себя. Зуд, невмоготу. Иной, не стерпев, выскакивал из окопа, потеряв разум от зуда, и… попадал под пулю. Живые мишени.

…Сижу, – говорит, – в вагоне, наблюдаю, как вши копошатся, и… спохватываюсь: меня-то они не трогают! С чего бы это?

Вначале не понял, что к чему.

А поразмыслив, потом сообразил, что едет он прямо с завода в той же одежде, в которой был. А она пропахла ароматами заводской продукции. Её-то и боятся насекомые. Так получается!

Нашёл он стеклянную банку, набрал в неё вшей этих. Случай, как с Ньютоном. Только тому яблоко упало на голову, а тут вша эта…

Вернулся на завод и проверил он свою догадку в заводской лаборатории. Всё подтвердилось: от мази, которую они там приготовили с химиками, вши бегут. А какие околевают тут же.

Уехал в Москву. А вскоре завод стал в бочках грузить эту серную мазь на фронт. Целыми партиями. Стратегическое оружие, не иначе! Во спасение наших солдатиков. Во как! Какой молодчина, земеля наш!

Опосля в кажном поезде стояла бочка с этой мазью. В обязательном порядке.

Вот поразмысли. Левша, конечно, – великий талант! Аглицким мастерам нос утёр: блоху ихнюю подковал. Но ведь и забава это!..

А тут дядя Саня столько народу нашего от мук спас.

Ты книжки пишешь. Вот и упомяни про эту историю. Чтоб знали… Не только Левшу… А и про нашего земляка из Сызрани, Александра Маркина!

Некоторые сочиняют. Шут с ними. А ты напиши дельное. Как было!

Помню, погнали нас, школьников, на уборку арбузов.

День сентябрьский, а жарко. Умаялись. К вечеру – уже никакие. Стали ребята перед отъездом домой подворовывать арбузы. Откатывали в посадку, кто как мог…

А я не решалась никак. Не в обычай было чужое брать.

А так хотелось привезти маме подарок. Она болела бруцеллёзом и лежала в лёжку.

Я подошла к бригадиру тёте Паше Борисовой, она жила на нашей улице. Знала, что мы с мамой мыкаемся без папы, который с войны не вернулся. Знала, что мама болеет. Подошла к ней и молчу.

– Ты чего столбом стоишь? Каланча какая, язык проглотила? Я решилась. Мне показалась, что она не откажет:

– Тётя Паш, можно взять маленький арбузик для мамы. Она хворает сильно.

Спросила и получила своё:

– Чего ещё? Много вас таких! Арбузик ей! Придумала!

Шофёр дядя Коля, который знал мою маму, повернулся так к ней:

– Дай ты для Нюры арбуз, она ж безотказная в колхозе. Положи девчонке в сумку.

– Нет, не дозволено! И всё тут, – стояла бригадир на своём.