Ермаков Михаил - Rehab. Реабилитация

– Что за план? —я совсем проникся его рассказом.

– Ты идешь к метро, где стоит очень много транспорта. До метро идти минут десять. Это опять же с условием, если ты проснулся дома. —Серега хихикнул. – Пока идешь, ты чувствуешь на себе негативные взгляды людей. Ты понимаешь, как ты выглядишь в данный момент. Но ты так хочешь курить, что все равно подходишь к людям и просишь сигарету. Не все, конечно, дают. И вот ты прикуриваешь и чувствуешь первый плюс за этот день. Ты доходишь до маршруток, которые стоят и ждут своей очереди на маршрут. Подходишь к водиле и предлагаешь снять с твоей карты за проезд, а в обмен наличку, но чуть меньше стоимости проезда. И вот ты обходишь так всех попавшихся и согласившихся водителей, пока на твоей карте не заканчивается баланс. Мужики входят в положение и, в основном соглашаются. Эту тему не я придумал, а услышал где-то. Никогда бы не подумал, что пригодится. В итоге у тебя на кармане примерно триста рублей. А это примерно литр сивушной водки. Но и сигарет нужно купить. Покупаешь самые дешевые сигареты, пару пузырей, и радостный идешь обратно. Все. Это все, что тебе сегодня нужно. По дороге заходишь за какой-нибудь кустик. Выпьешь, проблюешься, закуришь и пойдешь дальше. А к вечеру уже кто-нибудь зайдет и ты, в надежде, что завтра уж точно будет лучше, нажираешься и снова засыпаешь где придется. И так изо дня в день. И самое, сука, интересное, что я и не заметил в кого превратился. Я же, блядь, Сережа! Чтобы я, да спился? Да никогда! А вот хуй. Водяра – это пиздец какая коварная штука. Вот так, Андрюха.

– Да-а. Знакомо. Только вот про обналичку карты у водителей вообще не слышал. Здесь, наверное, вообще постоянно мысли всякие посещают, да?

– Да. Не знаю, как остальных, но я каждый день что-то беру для себя. Убогое место, конечно. Ну, не само место, а отношение. Но, наверное, лично я должен был рано или поздно сюда попасть. Мне Макс рассказывал, на одной из реабилитаций, в которых он побывал, у реабилитанта умерла жена. Так его даже на похороны не отпустили. Так и поминал ее в четырех стенах на «ребе». Я, конечно, все понимаю, что может сорваться и все такое. Ну свозили бы его, проконтролировали бы. Совсем бесчеловечно с их стороны. Да и вешаются, говорят, на «ребах». Говорят, что полгода-год нужно посидеть, но при таких условиях и отношении, а тем более кормежке, ты просто деградируешь и уж точно в срыв пойдешь. Хотя, если башки нет, то тебе и всей жизни не хватит, чтобы выводы сделать.

– С этим я полностью согласен. —поддержал я собеседника.

– Ладно, пошли. Уборка сейчас закончится, Костян что-нибудь включит. —Серега позвал меня в дом.

В групповой уже все рассаживались. Кто-то выдвинул диван на середину комнаты и, усевшись поудобнее, ждал, когда Костя включит телевизор. Мы с Серегой сели подальше, пододвинули еще пару стульев и сложили на них ноги. Телевизор был достаточно большим, так что с наших мест было вполне комфортно видно. Я смотрел по сторонам и наблюдал за присутствующими. Мой взгляд остановился на Диме, парне, который очень любит громко включать музыку. Я подтолкнул Серегу:

– Слушай, а этот тут чего?

– Солевой. Приехал на месяц, а мать его на полгода заперла. Выходит скоро. Двадцать два года всего. Меня тут еще не было, когда он приехал. Но ребята рассказывали, что он тяжело отходил. Несколько ночей подряд, после посещения туалета, постоянно в женскую комнату приходил и ложился к какой-то тетке спать. Та его гоняла вечно. —смотря на Диму, рассказывал Серега.

– Во дает.

– Соль – это вообще пиздец. Люди так убиваются ей. Из окон выходят, творят всякую хуйню. В общем мрак. Недолго живут, если плотно сидеть.

– Так, с интернетом беда! Спикерские я не скачал. Сейчас поставлю вам рассказ одной девушки, не известно, кто и откуда. Кто-то в интернете накопал и записал. А потом возьмите что-нибудь из дисков и фильм тогда посмотрите. —произнес речь Костя.

По комнате прошелся довольный гул. Костя подошел к телевизору и воткнул флешку. Через несколько секунд на экране появился бегунок звуковой дорожки и началась запись приятного женского голоса:

«Здравствуйте Всем. Пишу наверно от отчаяния, так как очень страшно осознавать, что мне двадцать семь, а моя жизнь разрушена. Вернее сказать, жизни нет много лет-существование, вот как назвать то, что сейчас осталось. Крик мой, наверное, больше для тех, кто еще может что-то исправить, ведь моя история, которую я опишу-реальность, страшная и ужасная реальность. И, если хоть один человек задумается, значит я все же сейчас не зря пишу…»

В комнате повисла тишина. Было заметно, что девушка, которая записывала это аудио, старалась как можно больше передать эмоции той, кто действительно это написал. Все уставились в экран с интересом, хотя на экране, кроме бегунка и таймера ничего не было. Из колонок продолжилось повествование:

«Началось все пять лет назад, в небольшом провинциальном городке. Я послушная дочка, закончившая школу с медалью, сдавшая ЕГЭ на самый высокий балл, поступившая в ВУЗ на желанный факультет, мастер спорта по художественно гимнастике. Первая любовь, как мне тогда казалось, беременность, свадьба, рождение любимого сыночка. Потом муж стал мне изменять и я как-то поняла, что и не любовь это вовсе. Развод. Жила с родителями, не нуждаясь ни в чем, закончила институт, устроилась на престижную работу. Ребенок в садик. И жизнь закипела. А потом любовь, настоящая, когда человеку хотела отдать все что есть. Любовь взаимная. Он и его семья приняли моего ребенка как родного. Съехались почти сразу и вот о такой семье я и мечтала. Семейные прогулки, походы в кино и театры, выезды на природу. А потом в миг все рухнуло. Стала замечать, что супруг меняется – раздражительный временами, ночами иногда не спит, похудел. Стала понимать, но гнать от себя мысль о наркотиках. Прожив в таком режиме месяц, не выдержала и задала вопрос. На что получила правдивый ответ, что да, он увяз в болоте под названием соль, именно с этого дня, все рухнуло.»

Мы переглянулись с Серегой. Только что разговаривали про это и тут на тебе. Потом посмотрели на Дмитрия. Тот, в свою очередь, заметил наши взгляды и, ухмыльнувшись, с видом, мол, все это бред, продолжал слушать.

«Естественно я плакала, перечитала кучу форумов, и поняла одно, что страшнее этого наркотика еще нет, и не было. Он отрицал зависимость, говорил, что просто курит и может обходиться без этого. Я не могла уйти, он был сердечник и я знала, что как только я уйду он свалится в эту яму и умрет. Он был моей жизнью, я им дышала. Год я провела в кошмаре, страхах, что опять придет невменяемый, он становился все агрессивнее. В какой то момент я, от усталости наверное, напилась до одурения, не помнила ничего, помню он пришел, ушел в ванну, а я уже не раз, видя как он забивал сигареты этой дрянью, стала шарить по карманам, нашла и совершила самую главную ошибку-решила показать ему, что будет, если он будет смотреть как я убиваю себя. Я испытала дикий кайф, голова отрезвела, я стала мега быстрой, появилась радость и счастье, я побежала искать рецепты еды которую я хочу ему приготовить. Он даже ничего не понял когда вышел из душа. А я с этого момента захотела еще и больше. Я скрывала то, что я употребляю около 2-х месяцев, по мне и никто не замечал. Худобу списала на диету, уставший вид от начавшейся бессонницы. А потом он догадался, мы подрались, впервые в жизни. Крыли друг друга матом. И я уехала к маме, ребенок был как раз у нее. Я продолжила употребление, он тоже, через месяц мы встретились уже в притоне, где плавно вдвоем перешли к внутривенным инъекциям. Все, тут крест, родители поняли все с первых увиденных проколов, пытались нам помочь, сплотились, но мы падали все глубже и глубже. Два года из жизни я хочу забыть, это постоянные уколы, притоны, вонь. В итоге я попала в больницу с пневмонией, где мне диагностировали ВИЧ, я сразу поняла, что заразилась от шприца, другого быть не может или он от чьей то иглы. Тогда впервые я остановилась и поняла, что жизнь кончена. Хотела в прямом смысле скинуться с крыши. Зачем жить, для чего? Но поговорив, мы решили, что это не приговор и, соблюдая правила, мы можем жить нормально, главное избавиться от наркотика. Но хватило нас на два с половиной месяца. Ежедневные звонки друзей наркоманов изводили, они приходили к нам домой уже с наркотиками и шприцами. В один день срыв. И тут я попадаю в больницу без сознания, оказывается у меня начался сепсис, который поразил клапаны сердца, у меня лопнуло легкое, начался некроз, в легком гнойные свищи, меня ввели в кому. Муж в раскумаренном состоянии даже не понял, что меня нет. Только на четвертые сутки беспрерывного употребления у него начались галлюцинации, мании что я в соседней комнате с кем-то, обрыскав всю квартиру, он понял что меня нет. Он остановился и ему сказали, что еще в первый день я укололась, почувствовала себя плохо и уехала на такси. Через четыре дня, отойдя, он приехал в больницу, где главврач посоветовал ему начать искать деньги на мои похороны. Он был уверен, что я не выживу. Меня на реанимобиле доставили в областную клиническую больницу, и через три недели меня вывели из комы. Отрезали две трети легкого, я была вся в трубках, которые выходили из живота, легкого, катетеры, я была в памперсах и весила тридцать один килограмм. Первое, что я закричала: „Где муж?“ Мне дали успокоительное, сказали, что завтра я буду переведена в обычную палату из реанимации и приедут родные. Я успокоилась. Но на утро, увидев только своих родителей, поняла, что что-то не так. Мне сказали, что муж намеренно передознулся солями, зная о том, что у него больное сердце, он рассчитал дозу и написал смс родителям, что он виноват в моей смерти, что я сейчас такая из-за него, что без меня жить он не сможет. Но его откачали и он проходит лечение в кардиологическом отделении четырьмя этажами ниже, там же, в областной больнице. Я умолила медперсонал, отвезти меня на инвалидном кресле к нему, иначе я бы не дошла. Описывать то, что с нами было – бессмысленно. Это не передать! Мы плакали в голос и решили начать все заново. Решили, что раз Бог не дал нам умереть, значит, мы сможем. Я пролежала в больнице в общей сложности шесть месяцев, выписалась с весом сорок килограмм, после его выписки он не уехал, а остался со мной, так как за мной нужен был уход. Он менял мне памперсы, кормил, поил, мыл, возил на процедуры. И каждый день умолял, чтобы я выжила. Мы стали понемногу налаживать прежнюю жизнь, он работал, я сидела дома, все вроде бы стало возвращаться на круги своя, планы на отдых этим летом. А потом, в одну ночь, двадцать седьмого февраля, он встал попить, и, не дойдя до раковины на кухне, упал. Смерть была мгновенной, остановилось сердце. Я перестала есть, пить, спать и спрашивала: „Ну почему так?“ Сейчас я не могу оправится от потери и только начавшейся нормальной жизни с таким концом, полностью сожранная ВИЧем. Лежу в нашей больнице и доживаю вероятнее последние недели, а может и дни. С полностью гниющим организмом, болями, криками и слезами. Я потеряла все – любимого человека, работу, уважение, друзей, здоровье, мой ребенок останется сиротой, я лежу и знаю что умираю и остановить этого не могу, да и не хочу.»