Анастасия Горкина - Верный

Это был взрослый статный мужчина, и хотя в его глазах читалось высокомерие, рваная и застиранная одежда говорила о нищете и безысходности. Про обувку и говорить нечего, просто потому, что ее не наблюдалось. Лицо его изрезано так, словно незнакомец поддался грубой шлифовке, причем оттесал его явный новичок, а не мастер.

– Жена? – простужено прохрипел нежданный гость.

– Сколько? – вопросом на вопрос ответил Крушин.

– Что «сколько»? – мужчина в недоумении выпучил глаза.

– Так, оборванец, давай сразу договоримся. Не дави на жалость. По тебе понятно, что на водку клянчишь. Зачем же обмениваться ненужными любезностями? Просто скажи, сколько тебе для счастья надо, и разойдемся без войны и мира.

Незнакомец обошел могилу и встал за спиной Крушина. Он долго изучал надгробную надпись, потом вернулся на прежнее место и сказал:

– Мне для счастья… надо даром.

Федор Константинович счел оборванца психом и решил не продолжать разговор. Когда тишина уже стала давить на обоих, проходимец вновь заговорил:

– Молчание никогда не вознаграждается.

Крушин тяжело вздохнул и с непринужденным видом ответил:

– Как можно перечить человеку, который молчит?

– Еще как можно, – рассмеялся незнакомец.

– Молчание – золото, – не отступал Крушин. Он неотрывно глядел вдаль, а собеседника слушал не так уж внимательно.

– Да что вы? Правда? Никогда не замечал. Если только то золото, которое люди бросают в море или фонтаны, чтобы вернуться.

– Возможно, – устало сказал Федор Константинович и поднялся.

– Нет, подождите, – пробормотал прохожий, выставляя руки в протесте. – Вы же не услышали моей просьбы.

– Так говори или проваливай! – закричал Крушин. – Мне осточертело с тобой беседы беседовать.

– Я хочу, чтобы вы взяли мою собаку, – спокойно сказал незнакомец.

– Жалкое отрепье! – Федор Константинович терял терпение. – Ты хочешь, чтобы я взял твою собаку?!

– Да, – спокойно подтвердил мужчина.

Взгляд хозяина трактира обратился к предмету разговора: собака поскуливала и терлась о ноги прохожего. Величественный вид: густая коричнево-рыжая шерсть, кожа свисает на голове и шее глубокими складками, большие карие глаза чуть отливают краснотой, висячие уши, покрытые короткой бархатистой шерстью, длинный толстый хвост, крепкие лапы.

– Породистая псина, – заметил Крушин.

– Чистая линия.

– Откуда у бродяги такая роскошь? Тебе бы с дворнягой хлеб делить, а тут такой король на привязи.

– Он сменил тысячу хозяев, – отвечал прохожий, – кстати, пес не на привязи.

Крушин еще раз посмотрел на пса и еле заметно кивнул. Поводка не было.

– Веревка не нужна. Пес, который верен своему хозяину, никогда не покинет его по собственной воле, – сказал незнакомец, обращаясь к мыслям Крушина.

– Зачем он мне?

– Вам же нужно существо для души.

Федор Константинович взорвался:

– Не смей! Не смей приплетать сюда Иришу, подлец! Мне твоя псина, как ослу очки. Катись!

Мужчина даже не шелохнулся. Он опустился на колени и что-то прошептал на ухо собаке, потом потрепал ее по голове и со словами «тогда я подарю его твоей жене» ушел. Крушин от увиденного не мог сдвинуться с места. Через какое-то время волнение прошло, зато разболелась голова. Он медленно опустился на лавочку. Пес смирно сидел возле могилы Ирины и воспаленными глазами смотрел на Крушина. Еще через мгновение собака заскулила, привлекая внимание, тогда мужчина и заметил на хризантемах сложенный вдвое листок. Выгоревшая бумага, выцветшие чернила, ужасно неразборчивый почерк, но Крушин смог разобрать: «Я совсем один. Чувствую, смерть близко. Надо хорошо позаботиться о собаке. Пес понимающий и верный. Привязывать без надобности».

– Давно же бродяга тебя отдать хотел, – сказал Федор Константинович, убирая записку в карман. – Ишь ты, а ведь и правда: он тебя без всякой веревки приволок. Хэх, смерть его близка, – усмехнулся Крушин. – Да этой бумажке столько времени, сто раз помер бы. – Он обратил свой взор на пса и продолжил: – Если ты такой верный, то и звать тебя буду – Верный. Пошли, скотина беспомощная, сдам тебя Швырягину.

Бладхаунда действительно не нужно было уговаривать или тянуть за собой. Он тихо трусил позади, то отставая, то догоняя Крушина. Федор Константинович никого ждать не собирался. Он спешил в трактир, решив: сдам пса бармену, а если потеряется по дороге, то и черт с ним. Но черт сегодня остался один, потому как Крушин и пес без проблем добрались до «Синих елей». Дверь трактира с грохотом открылась. Бармен протирал очередной стакан, небрежно беседуя с Веркой, которая, сидя на своем стуле, постукивала вилкой по барной стойке. Оба синхронно повернулись на источник шума, но, увидев хозяина, вернулись к разговору.

– Так что, Верка, клиент остался доволен? – спросил Швырягин, искоса поглядывая на Крушина и придумывая: откуда могла взяться собака. – Что-то быстро ты с ним справилась.

– Что ты за шило, Илюша? Конечно, клиент доволен, когда по-другому было. Зануда только ужасный.

– Хм, иностранцы такие. Рот откроют и все. Через пару часов ты уже интеллигент.

Швырягин с Веркой начали смеяться, но их прервали:

– О, лярва, быстро же ты вернулась. Чужаки, поди, послаще наших распущенных мужиков, да? А ты, Швырягин, пес блудливый, слыхал фразу «каждой твари по паре»? Вот тебе и пара, – Федор Константинович указал на бладхаунда, а потом сунул в руки бармену записку. – Инструкция по использованию прилагается. Зовут Верный. Верка, быстро по номерам пройдись, насчет ужина узнай.

– Машкина же очередь! – возмутилась девушка.

– Машка с таким брюхом ходит, что один неверный шаг – и пузо лопнет. Сама же знаешь, какая лестница крутая! Сходишь, не обломишься.

Крушин скрылся за дверью своего кабинета и не показывался до вечера. Верка поднялась на второй этаж, где находились спальни. Первый номер принадлежал мадам Жазель. Конечно, это было прозвище, просто женщина стеснялась своего настоящего имени. «Смородина Таня Яковлевна – что это за жалкий набор букв?! – причитала гостья. – Лучше зовите меня мадам Жазель, так поприятней». Таня Яковлевна не имела ни детей, ни мужа, ни даже кошки. Она жила одна в огромном особняке в соседнем городе. В первый раз женщина посетила трактир пять лет назад. Как-то за ужином мадам сильно напилась и в полном беспамятстве ввалилась в кабинет хозяина, а тот по доброте душевной проводил ее до номера, покинув его через пару минут. Однако на следующее утро мадам Жазель заявила, что влюбилась в своего спасителя. С тех пор каждые два месяца женщина поселяется в одном и том же номере «Синих елей» в неугасаемой надежде завладеть сердцем Крушина.

Верка довольно громко постучалась: