Евгений Жмуриков - Коллекционер дождя

– Ты будешь звонить? – спросил я.

Она не ответила, рассеянно поглаживаю кошечку. Та мурчала, поворачиваясь то одним боком, то другим на её коленях. Наконец, нахмурившись, Олеся сняла трубку и быстро набрала номер.

– Я могу прийти домой? – спросила она.

Они с мамой долго ещё говорили, упрекая и прощая друг друга, два самых близких человека, два смертельных врага. Понятно было, что прийти ей можно. Но всё-таки ей было страшно, и я согласился проводить её домой.

***

Нет более беззащитного существа на этом свете, чем человек. Твоя любовь, твои привязанности, твои симпатии – всё может обратиться против тебя, и не дано предугадать, когда это может случиться. Всю осень и зиму, после того, как не стало Оли, я мучился страшными бессонницами, которые заканчивались наутро сильнейшими головными болями. Днём я что-то делал, с кем-то разговаривал, кому-то мило улыбался. Делал сверку статей в печать, сочинял рецензии на чужие работы, принимал участие в каких-то бесконечных семинарах и обсуждениях, ходил в библиотеку. Но потом с необходимостью приходил вечер, и я оставался один.

Всегда, сколько я себя помнил, я был молодым, и мало кто воспринимал меня всерьез. Я стал стариком только в этом году, из которого я не запомнил почти ни одного дня, ни одного вечера. Они все провалились в памяти, как будто их и не было. Были какие-то события, которые я помнил, потому что события происходили днем – встречи, да какие-то пустые разговоры. Еще были ночи, когда я просыпался, едва заснув, и эти ночи я тоже помнил. Иногда я снова засыпал, но чаще нет, и, зная, что заснуть уже не получится, просто читал до утра, что-нибудь, что первым попадалось под руку. Так мне попалась Лионская лекция А.Д.Сахарова, одно из самых последних его выступлений. Ему было отпущено судьбой ещё три месяца, на всё про все.

« Мое глубокое ощущение.... существование в природе какого-то внутреннего смысла, в природе в целом. Я говорю тут о вещах интимных, глубоких, но когда речь идет о подведении итогов и о том, что ты хочешь передать людям, то говорить об этом тоже необходимо ».

И в другом месте, совсем необычная мысль:

«… к счастью, будущее непредсказуемо, (а также – в силу квантовых эффектов) – и не определено ».

***

Этой зимой мне минуло шестьдесят девять, дата не круглая, меня поздравили мимоходом, вручили денежную премию в конверте, потом выпили все понемногу – коньяку, ещё чего-то, а вечером позвонила сестра, и мы долго разговаривали. Я пытался вспомнить, как называлось то место, куда мы ходили кататься зимой на лыжах, когда были малышней. Это был овраг, зимой его заметало снегом, но в начале спуска было круто, и очень трудно удержаться от падения, катаясь на коротких лыжах с мягкими верёвочными креплениями. Но потом, после крутого обрывистого спуска был длинный пологий склон, по которому можно было катиться долго-долго, вздымая вокруг себя настоящие облака снежинок, которые сверкали и переливались на солнце всеми цветами радуги.

В тот зимний вечер я снова вернулся к Лионской лекции:

« Для меня Бог – не управляющий миром, не творец мира или его законов, а гарант смысла бытия – смысла вопреки видимому бессмыслию ».

***

– Тебе придётся самой выбирать свое будущее, – сказал я девушке.

– То есть? – удивилась она.

Мы шли по улице, и я досадовал, что забыл зонтик, досадовал, потому что ощущение надвигавшегося дождя становилось всё отчетливее. Но Олеся хотела гулять, она взяла меня под руку, и так мы шли – она была чуть не на голову выше меня, стройная, с вьющимися каштановыми волосами, свободно падавшими на плечи.

– У тебя от природы есть всё для счастья, – сказал я. – Красота, физическое здоровье, ум, образование…

– Мне врач недавно удвоил дозу антидепрессантов, – перебила она мои комплименты.

– Разумеется. И ты начала бояться всего на свете в два раза больше, – сказал я.

– Да, – сказала она. – Лучше мне не стало.

– Тебе придется самой решить, нормальна ты или нет, – сказал я. – Понимаешь, не врач должен это решить, а только ты сама. Врач может тебе помочь, на время, в самом лучшем случае. Всё решит твоя готовность отвечать за свои поступки. Если ты не будешь считать себя больной, не будешь прятаться за болезнь – всё сложится в жизни. Во всяком случае, получится многое из того, о чем ты сейчас только мечтаешь.

– И я смогу выйти замуж?

– Конечно, моя хорошая, – сказал. – Что тут сложного. Замуж может выйти кто угодно.

– Я недавно выбросила телевизор в окно, – сказала она, словно не слыша меня.

«Все бы были такими ненормальными», – подумал я. Но вслух сказал совсем другое.

– Когда ты будешь сама зарабатывать деньги, работая дизайнером или ещё как-то, то десять раз подумаешь, прежде чем выбросишь телевизор.

Порывы ветра принесли, наконец, дождь, но совсем не такой сильный, как я ожидал. Вполне можно было ходить без зонтика и разговаривать. Достаточно было не выходить из аллей, где росли большие раскидистые деревья. У меня было ощущение, что в разговоре мы совсем близко подошли к тому, о чем никто ничего не знает. Что-то знал Скотт Фитцжеральд, быть может. И как сумел, рассказал об этом в романе «Ночь нежна». Всё остальное, написанное на эту тему просто несерьезно. В лучшем случае это пустые декларации о недопустимости применения больших доз нейролептиков. Или о том, в каких чудовищных условиях содержат психически больных. Или о недопустимости шоковой терапии. И никто не хочет думать о том, почему человек, которого намерены забрать в стационар, готов ни секунды не задумываясь выброситься в окно. Совсем как эта девушка, которая почти успокоилась, но всё-таки не торопилась домой.

***

В сентябре 1989 года, выступая в Лионе перед своими коллегами-физиками, Андрей Дмитриевич Сахаров сказал о XX веке: « Это был век двух мировых войн и множества так называемых «малых войн», унесших множество жизней. Это был век многих вспышек невиданного в истории геноцида… И все-таки, когда мы думаем о двадцатом веке, есть одна характеристика, которая для меня кажется невероятно, необычайно важной: ХХ век – это век науки, ее величайшего рывка вперед. Развитие науки в ХХ веке проявило с огромной силой ее три основные цели, три основные особенности. Это наука ради науки, ради познания. Наука как самоцель, отражение великого стремления человеческого разума к познанию. Это одна из тех областей человеческой деятельности, которая оправдывает само существование человека на земле ».

Лавируя между луж по дороге домой, я вспомнил давний и случайный разговор с новоявленным мессией, одним из тех, которых я без счёта насмотрелся на своем веку. «Я говорю свое решительное НЕТ современной науке», – заявил он мне. Я не знаю, на какой эффект от своих слов он рассчитывал, потому что я задал ему совсем простой вопрос: «А сотовому телефону говорите своё решительное ДА?». Он растерялся немного, совсем ненадолго. «Сотовый телефон у меня совсем простенький, без наворотов. Не как у всяких разных».