Юрий Мори - Ватник

Героям Русского мира

посвящается.

Низкий вам поклон!

Все страны, люди, события и выводы, упомянутые в книге, вымышлены в силу вечных сложностей политической обстановки внутри и вокруг моей Родины. Любые совпадения случайны и не нацелены на разжигание, обострение и эскалацию напряжённости.

И в то же время всё это – правда.

Так было…

Так есть.

И не дай Бог, так будет.

Кавинская Республика, посёлок Тюневка,

июль 2019 г.

Это по лесу надо ходить цепочкой, друг за другом, глядя в затылок идущему впереди, но посматривая по сторонам. Здесь – нет. Здесь лучше рассыпаться, разделиться, отойти под заборы по обеим сторонам неширокой дороги, скорее, проезда между домами, и внимательно следить за улицей. Нет ли чего-то тревожного вокруг.

В посёлке стояла тишина. Странная, не должно быть так: люди, возможно, ушли, всё же зона боевых действий. Но собаки-то где, а? С собой забрали?

Непонятно. А на войне всё непонятное – сигнал тревоги.

Ватник остановился на секунду, перехватил удобнее автомат и нажал кнопку рации – не орать же на весь посёлок – хоть и небольшой, но растёкшийся широко, привольно:

– Дрон, что у вас?

– Чисто, командир! – булькнула дешёвая китайская коробочка. – Идём параллельной улицей.

– По плану. Встречаемся у магазина. Отбой связи.

– Принято, – замолчала рация.

Посёлком Тюневка считалась номинально: вроде как на отшибе, в восьми километрах от городских кварталов Кавино, а на самом деле по карте – в городской черте. Здоровенные, недавно построенные на месте развалюх коттеджи по обе стороны улицы, то за глухими заборами, то – напоказ – за прозрачной сеткой или коваными пиками ограды. Домов не особо много, с полсотни. Густая зелень, лето в самом разгаре, душный аромат каких-то невидимых цветов, тонкое жужжание пчёл. Мирная картина. Мирная…

Непонятно только, куда все подевались.

– Ватник…

– Что, Шлёма? – командир повернулся к напарнику, не теряя, впрочем, контроля за сектором обстрела. Да нет, всё спокойно.

Шлёма был классическим местечковым евреем, хоть карикатуру рисуй – низенький, носатый, с обильной плешью. Остатки кучерявых волос, кое-где тронутые сединой, окружали лысину венчиком, вставая дыбом. А ещё Шлёма был в той, прошлой жизни, ювелиром. Маленькая мастерская, крохотный магазин. Всё как у людей. Он за кредитами обращался к Ватнику, тогда же, кстати, и познакомились. Кто ж знал, что в годах, за шестьдесят уже, мужик окажется одним из ценнейших членов группы. Мастером по всему, что взрывается – хоть сам поставит, хоть чужое обезвредит.

В Советской еще армии учили на совесть.

– Хреново здесь что-то, Ватник. Таки сердце вещует, поверь старому…

– …ювелиру, ага!

Оба рассмеялись. Коротко, просто выпуская копящуюся тревогу. И правда, стало легче.

– Сам чувствую, но как та собака – сказать не могу, – произнес Ватник. Они шли на расстоянии пяти метров друг от друга, рация здесь была ни к чему. – Кстати о собаках…

Улица плавно поворачивала влево. Дома новые, а планировка Тюневки старинная, никаких тебе квадратно-гнездовых кварталов, запутано всё. Да и улицы далеко не всегда прямые. Зато место престижное, здесь из городской, да и областной верхушки многие имели счастье проживать до войны. До Кавино двадцать минут на машине, да и то из-за делавшей петлю между двумя горками дороги – по прямой было бы ещё меньше.

– Собак нет, – кивнул Шлёма и вытер вспотевшую лысину.

Его до боли мирный вид резко контрастировал с камуфляжем, разгрузкой, берцами и автоматом в руках. А что делать? Воевать пришлось всем, кто может. И кто хочет, конечно – нежелающие давно испарились. Одни через границу, к Восточному соседу, вторые – наоборот, в сторону столицы, краснокаменного Хорива, под чёрно-белое знамя великой и могучей Песмарицы.

Дьявол её побери.

– Хотя почему нет, – близоруко прищурился Шлёма. – Вон одна впереди валяется.

Ватник уже разглядел метрах в десяти впереди бурую кучку под забором, ещё день назад весело лаявшую на прохожих. Запах доносился до обоих бойцов, да и мухи, мухи… Первый признак того, что нечто в их назойливом окружении не может быть живым.

Догавкался, бобик. Но кто ж тебя приложил, а, главное, зачем?

В отличие от подслеповатого Шлёмы, Ватник видел прекрасно. Ему, даже не подходя близко, не нужен бинокль или очки, чтобы рассмотреть во-о-он там в пыли россыпь гильз. Из «калаша» бобика сработали, к бабушке не ходи. Уж на гильзы он успел насмотреться, и в армии двенадцать лет назад, и сейчас, за последние месяцы.

Особенно, сейчас.

– Приём, командир. Две мертвые собаки, на вид – около суток назад. Воняют…

– Принято, Дрон. И у нас одна. Людей не видел?

– Вообще никого, таки да. «Мария Целеста», а не посёлок.

– Начитанный, – хмыкнул Ватник. – Отбой связи.

А похоже, похоже на легендарный корабль, найденный в открытом море с полным набором груза и прочих принадлежностей, но – без единого человека на борту. Там только кот, помнится, был. Голодный судовой кот.

Интересно, здесь они остались?

Но всё это были мысли досужие, пустые. Даже обнаружив кота, не допросишь, что здесь было примерно сутки назад. Алексеев их потому и послал, что какой-то его агент, то ли садовник, то ли повар кого-то из местных богатеев ночью перестал выходить на связь. Хлоп – и вне зоны.

Судя по собакам, может быть и навсегда.

Ещё один собачий трупик, вон, за забором. Проходя мимо, Ватник тронул ручку калитки. Та послушно открылась. Заглянул во двор: машина под навесом, вторая виднеется из не до конца опущенной дверцы гаража, собака на газоне. Огляделся – да, тоже пара гильз в наличии, блестят в траве.

– Есть тут кто? – негромко и непонятно на что надеясь, позвал Ватник. Были бы люди, сами на глаза попались. Артиллерия по Тюневке не работала, ни песмарийская, ни – упаси Господи – наша. Вряд ли они все по подвалам сидят.

А в ответ – тишина. Кошка где-то воет голодным мявом, заслышав человеческий голос, есть такое. Но не больше. Придётся потом методично обходить посёлок, дом за домом, двор за двором, всю полусотню крепких хозяйств. И искать ответ на загадку.

Ватник, Ватник… Вообще-то всю сознательную (да и бессознательную тоже) жизнь его звали Дмитрий. Дмитрий Васильевич Разин. Тридцать два. Женат, дочь. Не был, не привлекался, не участвовал. Даже не состоял – по природной скромности. Внешность обычная, в мирной жизни работал в банке. Более мирную профессию даже в богатой на странности Песмарице – одном из осколков Советского Союза, пустившемся в одиночное плавание по решению нескольких жуликов в Беловежской пуще – и придумать сложно.