Лана Барсукова - Ничего, кроме личного

– Я бы с радостью, – вздохнул Виктор. – Но, госпожа Ольга, не велите казнить. Вынужден отказаться. Мне и тут неплохо.

Он дерзко посмотрел ей в глаза.

– Ну что ж. Свободному человеку свободный полет. – Ольга встала.

Аудиенция подошла к концу. Виктор с явным облегчением поспешил на выход. По дороге он продолжал разглагольствовать.

– Удачная у вас квартира, Ольга Петровна. Рискую прослыть противником материализма, но в каждой квартире есть своя аура, уникальный дух. Помните, как у Булгакова? Нехорошая квартира на Большой Садовой. А у вас хорошая квартира. Здесь легко дышится. И разговоры всегда приятные.

– Спасибо, дорогой. – Ольга подала ему рожок для обуви. – Кстати, о приятных разговорах. Тут на днях меня Тихон Ерофеевич брал с собой на день рождения одного влиятельного лица. Там тоже приятные разговоры велись. О вашем ведомстве в том числе.

Виктор застыл с рожком в руке.

– Какие разговоры?

– Я же сказала, приятные.

– Про наше ведомство?

– Да.

– Что-то существенное?

– Не особо вникала. Уже и не помню.

– Может, вспомните?

– Зачем? – Ольга открыла входную дверь. – Ну все. Привет подруге.

Виктор постоял, потоптался и прикрыл дверь рукой.

– Ольга Петровна, я вас внимательно слушаю.

Она испытующе посмотрела на него.

– Виктор, я не оракул, но, похоже, у вас грядут сокращения.

– Это серьезно?

– Конечно нет. Для вида кого-то куда-то передвинут, все как обычно. Уволят для галочки буквально пару человек.

Ольга выждала красивую, полную интриги паузу.

– И что-то мне подсказывает, что в числе этих людей будешь ты, дорогой мой Виктор. Я так поняла, что ты очень ценишь свободу, вот я ее тебе и подарю. Совершенно бесплатно.

Возвращаясь в комнату, она даже не оглянулась. Зачем? И так понятно, что Виктор идет следом.

– Итак, сокращение по случаю реорганизации вашей конторы или прекрасная работа на Черном море. Мне крайне любопытно, что же ты предпочтешь? – спросила она, даже не оборачиваясь.

– Я же говорил, что мы живем в мире победивших дихотомий. Секс или пиво? Безработица или черноморские закаты? При такой постановке вопроса ответ очевиден, – Виктор пытался балагурить, но было видно, что он едва не плачет. – Я выбираю море.

– Неожиданный выбор, – усмехнулась Ольга. – Ладно, иди, обрадуй подругу.

Она жестом показала, что хочет остаться одна.

– Слушаюсь и повинуюсь, госпожа Ольга.

Виктор исчез, послав на прощание улыбку, в которой в правильных пропорциях смешивались рабочие отношения и личная симпатия к Ольге Петровне.

Закрыв за ним дверь, Ольга поздравила себя с ожидаемой победой.

Теперь у Петухова будет соглядатай. Как говорится, береженого бог бережет. Если у Антона, так кажется его зовут, созреет коварный план, Скунс выпустит сигнальную струю удушливой вони, и Тихон примет меры по недопущению поползновений на свою собственность.

Увы, российский рынок так устроен, что чиновник вынужден притворяться бессребреником. По законам жанра до некоторых пор собственность Тихона будет принадлежать Петухову. «Интересно, а где-нибудь в живой природе петухи встречаются со скунсами?» – подумала Ольга. И тут же отмахнулась от глупой мысли. Она была не биологом, а стратегом.

Ничто так не украшает мужчину, как уверенный взгляд из окна дорогого автомобиля.

Виктор стремился к этому долгие годы. Совсем недавно он купил дорогую машину, осталось приобрести соответствующий взгляд. Казалось, что до желаемого образа осталось рукой подать. Но звонок Ольги Петровны спутал все карты.

Виктор возвращался от «госпожи Ольги» в подавленном состоянии. Как он сообщит Владе, с которой жил последний год, о необходимости переезда в дыру, на Черное море? Она девушка с ногами от коренных зубов. Такие должны купаться как минимум в Средиземном море. А он? Разве он не заслужил того же?

Как долго и упорно он шел к своему нынешнему благополучию! И теперь должен всем пожертвовать ради новой прихоти Ольги Петровны. Будь она трижды проклята! Таким, как она, судьба все преподносит на блюдечке с голубой каемочкой, а он собирал свой успех по крупицам.

Баюкая свое горе, Виктор погрузился в воспоминания. Кажется, это было только вчера: томительные годы обитания в съемной квартире, где он лечил душу мечтами. Закрывшись в совмещенном туалете, он изображал перед зеркалом мужчину, который небрежно разглядывает трехдневную щетину, прикидывая, стоит ли побриться перед вечерним светским мероприятием. Упирая язык в правую щеку, он рассматривал щетину с прицелом на каннский кинофестиваль. Затем переходил к левой щеке и размышлял о скачках в Монте-Карло. Не определившись с этим сложным выбором, он дарил своему изображению великодушную ухмылку уставшего от радостей жизни человека, спускал воду в унитазе и покидал туалет.

И сразу жизнь меняла окраску. За порогом туалета простирался узкий коридор, ведущий в захламленную комнату. Вещи принадлежали хозяйке квартиры, поэтому не подлежали выбросу. Хотя ближайшая помойка давно мечтала получить этот хлам в свои объятия.

Квартира, которую снимал Виктор, находилась в Коммунарке, в так называемой Новой Москве. Хотя жители старой Москвы продолжали считать эту местность Подмосковьем, высокомерно наплевав на административные перекраивания карт. Коммунарка приобрела печальную известность благодаря тому, что там располагалась больница, принявшая на себя первые волны ковида. Есть места, в которых отметились писатели или поэты, а пристанище Виктора ассоциировалось у всех с болезнью. Даже неудобно было сказать друзьям: «Приезжайте ко мне в Коммунарку». Все равно, что пригласить на Колыму. В ответ он получал неизменное: «Нет уж, лучше вы к нам».

Много лет назад Виктор приехал в Москву, ободранный как липка после кровавого развода. Все, на что он мог рассчитывать, это снять квартиру в Коммунарке.

Нельзя сказать, что в браке удалось нажить внушительное благосостояние, но что-то все же у него было. Квартирка, дачка, мебелишка. Именно так называла нажитое имущество его жена, профессиональная домохозяйка. Она всегда пользовалась уменьшительными суффиксами для обозначения того, что сделал муж. Потом она и его обозначила как мужчинку, после чего развод стал делом времени. Когда это случилось, Виктор испытал облегчение и решил, что пришла пора делить имущество. Эта мысль показалась жене дикой. Она сразу перешла на язык жестких требований и впилась зубами в квартиру, дачу и мебель. Уменьшительные суффиксы неожиданно ушли из употребления.

Виктор женился не с бухты-барахты. Он целился в высшее общество. Помимо подобия любви, его влекло к жене восхищение перед ее отцом, прокурором, который так бдительно охранял законность, что жизнь отблагодарила его благосостоянием, которого хватило бы внукам и правнукам. После развода тесть занял однозначную позицию: мужчина должен уходить от бывшей жены в одних трусах. И плевать на закон. Ну ладно, пусть оставит себе еще и носки. А мнение прокурора в судебных коридорах приравнивалось к закону.