Денис Драгунский - Фабрика прозы: записки наладчика

Одиозный и мудрый Победоносцев полагал, что демократия в России вряд ли укоренится, потому что – внимание! – нет у нас личной чести и личной ответственности, которая – еще раз внимание! – формируется у независимого мелкого землевладельца примерно где-то в XIII веке…

Ну вот, все всё поняли. Легче стало?

В большом и красивом торговом центре уборщик-таджик стальной ковырялкой вычищает жвачку, втоптанную меж гребешков эскалаторных ступеней. В стеклянных пустых магазинчиках этого центра пустяковая хлопковая куртка стоит 14 799 рублей. После 30 % уценки. Продавец скучает. Через дорогу у магазина трое бездомных и один алкаш видом поприличнее. Алкаш просит двадцать рублей. «Уважаемый! Выручи!» У него больные глаза. Всех жалко.

И вдруг чувство, что такая вот жалость – бессмысленна и пуста.

В Милане наша гостиница – на улице Баракини. А рядом – улица Растрелли. Когда мы, путаясь в миланских перекрестках, спрашиваем у местных жителей, как пройти к отелю «Брунеллески», пожилые миланцы отвечают:

– Как выйдешь на Расстрельную, там тебе сразу и Барачная…

Главное впечатление от Италии – духовная мощь. Картины – вся Священная история, тысячекратно осмысленная в образах, начиная с XIV века. Статуи античных, средневековых и современных героев. Гармония архитектурных форм. Бесконечные мемориальные доски с сотнями имен. В Миланском соборе висит список епископов, возглавлявших кафедру – с 55 года по наше время. Нынешний – кардинал Анджело Скола – номер 144.

Мир традиции, мир духа.

Покаяние в Страстную пятницу. По поводу греха под названием «гнев». Входим с приятелем в кафе. Три окна. У каждого окна по столику с четырьмя креслами. За каждым столиком сидит девуля. На втором кресле ее сумка. На третьем – ее куртка. Четвертое свободно, но на фиг оно кому-то нужно.

Перед девулей – макбук и чашечка кофе.

Она уже сидит часа два. И просидит еще столько же, водя пальчиками по тачпаду и иногда что-то набирая. Наверное, она с кем-то чатится в фейсбуке. Или скачивает курсовую. Или играет в шарики. Это не важно. Важно другое – когда ни придешь в кафе, всегда столики у окна заняты вот такими девулями…

Превратности возраста и воспитания! Кто или что мне мешает поступить так же в промозглый осенний или жаркий летний день? Сам не знаю. Неудобно в одиночку долго занимать столик на четверых. Неудобно прийти в кафе на два часа, а заказать на сто рублей: неловко перед официантом. И вообще намертво вбитое в мозги понятие «неловко», «неудобно», «некрасиво» и просто-напросто «так не делается, нельзя, неприлично». Неправильно меня воспитывали мама, папа и обе бабушки. Не дали они мне той прелестной свободы, которая на любой упрек позволяет ответить – «а что такого?».

А действительно – что?

О, Господи, даруй мне, грешному, видеть свои прегрешения… Аминь.

Кстати, в итальянских кафе нас почти всегда спрашивали:

– Caffè o mangiare?

Если манджаре, то есть «пожраре», – усаживают за хороший столик, тут же несут приборы, корзинку с хлебом, матерчатые салфетки. А если только caffè – то посадят куда ни то… И вообще чашечку эспрессо можно выпить у стойки. Одним махом, как стопку водки. Что итальянцы и делают.

Моя дочь Ира говорит, что и в Париже так же: «Cafè ou manger?»

«Умные люди вызывали теперь у нее еще более презрительную жалость, чем прежде» (Джордж Элиот, «Мидлмарч», 1872). Она – у которой умные люди вызывали презрительную жалость – молоденькая девица. Но вот она выросла. Теперь она – это мировая общественность. То есть жизнь, если одним словом.

Сегодня получил письмо от знакомого литературоведа. Замечательные слова об одной книге: «Роман очень плохой. Но, честно говоря, у этого писателя я читал кое-что и похуже».

Умер Бенедикт Сарнов. 87 лет. Толстые и очень полезные книги про литературу и власть. Source books (книги-источники; останутся, извините, в веках). Помню его смутно – очень давно они с Рассадиным приходили к нам в гости. Стасик Рассадин и Бен Сарнов. То есть к папе в гости.

Вчера. Полночь в метро. Среди кроссовок, кедов и сапог – вдруг – бальные черные шелковые туфельки с бантиками. Красивая, явно к случаю сделанная прическа. Черное весьма короткое платье. Светлая накидка на плечах. Стройные ноги. Ухоженные руки.

Лет – ближе к семидесяти.

Опять метро. В вагон входит девушка с небрежной прической, в короткой куртке. Лиловая футболка из-под куртки налезает на брюки. Девушка на ходу читает; садится, не переставая читать. Книга называется: «Георг Зиммель. Избранное. Созерцание жизни».

Читает, отмечая строки ногтем, как читывал Евгений Онегин. Через две остановки девушка встает и, не отрываясь от книги, выходит из вагона. Вижу, как она медленно идет по платформе, уставившись в книгу.

В тот же день. Спускаюсь по эскалатору. Слышу – кто-то насвистывает старую мелодию.

По встречному эскалатору вверх едет молодой человек примерно 25 лет. На нем темно-бордовый пиджак. Светлые слегка волнистые волосы. Сложив губы трубочкой, он свистит: «Где-то на белом свете, там, где всегда мороз, трутся спиной медведи о земную ось… Ля, ля-ля-ля-ля, ля-ля, вертится быстрей земля…» И прическа у него тоже из шестидесятых. Вылитый Шурик.

Чудеса.

Вчера в передачу «Новая культурная политика» позвонил очень молодой человек и сказал:

– Конечно, государственная поддержка литературы нужна. Чтоб продвигать наши ценности. Вот, например, «Гарри Поттер» – это ведь проект британского правительства! Известно, что британское правительство вложило огромные деньги и напечатало «Гарри Поттера» гигантскими тиражами, были созданы фильмы… Чтоб продвигать британские ценности!

Хорошо моют мозги нашим мальчикам и девочкам.

Светлым вечером у магазина стоит пестро и помято одетый старик с рюкзаком за плечами. Нищий, но не бездомный – это видно. Растрепан, но побрит. Большие, явно от соседей доставшиеся, бутсы. Жеваные мешковатые джинсы. Поношенная суконная куртка. Пахнет перегаром и куревом, но более ничем.

Рядом с ним, на низкой деревянной тележке, которую только что подвез магазинный грузчик, – целый штабель картонных ящиков с водкой. Крупно написано наискосок: водка водка водка водка. Старик смотрит на эти коробки, потом на дверь магазина. Там стоит охранник. Старик вздыхает. Его взгляд исполнен романтической тоски.

Как у серьезного коллекционера живописи, когда он попадает в галерею Уффици.