Евгений Сидоров - В ожидании полета

– Я сейчас открою, поговорите.

Все понятно изначально. Царь, жаждущий изобличенья, и изобличающий самого себя. Рок. Долгая дорога впереди. Жертва. Двери открываются, и зрители подскакивают со своих мест. Они словно древние греки, собравшиеся в театре – все знают почему боги наслали проклятье на Фивы и лишь один Эдип ищет истину, ищет, чтобы к ужасу своему, ее найти.

Встречи, запечатленные на небесах. На небесах и в Авлиде. Полина потерла пальцем по поверхности парты. Гладкость синтеза и рыхлость анализа. В конечном счете должно ли все идти к великой цели? Очки на носике. Дужка, как прищепка. Она сидела на первом ряду и не думала отвлекаться, ведь заметив это Константин Евгеньевич мог бы саркастически прокомментировать данный факт. Такой уж он был. Но она знала, что даже случись это – он это не со зла, просто такой у него характер – язвительный, маскирующий за этим доброту. Представление, что составляется в нас, проистекает из индивидуальных впечатлений. Истовый богохульник. Константин Евгеньевич как-то говорил, что Библию он порвал. Но доброта ее прощала его. Хоть он этого и не просил. Впечатления… перед их первой лентой, видела она как он зачарованно посмотрел на эффектную, рыжеволосую первокурсницу, что выходила из кабинета. Да и не только он. Видела она что также, на нее посмотрела бледная, черноволосая девочка. Все решает красота? Мир спасает? Или мир обрекает? Разные эпохи – разные ответы. Метаморфозы времени. Время. Полина записала очередную порцию информации в красиво оформленную тетрадь. Огляделась по сторонам. Да, конечно, Сергей сразу отвел глаза. Стеклышки глаз, а за ними? В каждой паре – надежда мира. Ее одногруппник, который еще с прошлого года положил на нее глаз. Могло бы и надоесть уже надеяться, за целый год. Время. Но вот настал второй курс, а он все также питает надежды, надо признать, весьма туманные. Полина не стремилась к отношениям. Это вовсе не характеризовало ее как натуру холодную и отстраненную. Время. Когда-то они у нее были, но оставили только привкус горечи и неопределенное состояние надежды на что-то лучшее. Те времена, когда она была глупой старшеклассницей и это разочарование разбитого сердца. Слишком романтична для этого карнавального мира. Да и этот вечный страх перед мужским полом…помнит она, как в сумерках, после школы, некий мужчина вцепился в ручку ее рюкзака, и она лишь чудом смогла сбежать. Что он хотел? Страшно думать. Маленькая девочка, одна, в темноте и фонарь подмигивает чадно. А та ее любовь? Там-то она знала, она – такая несовременная. Время. Ей нужно было большее, а авансы раздавать она не желала. К слову, Константин Евгеньевич ей нравился, но скорее просто как человек, да и вообще она считала, что встречаться с преподавателем это крайне нелепо. И в мыслях нет! Нелепо и глупо для девушки правильной и честной. Она не была вздорна, капризна и порой милосердие волной захватывало ее. К страждущим, путникам усталым, искалеченным мечтам. Она умела быть справедливой и умела прощать. Редкое умение в наши дни. Она шла по этой жизни с тяжелой убежденностью в своей неправильности. Но была куда правильнее многих. Хотя возможно, это и делало ее неправильной. Умение помочь человеку, дать ему поведать о грузе собственной души, простить ему даже не во второй и не в третий раз. В длинных, темных канцеляриях, где раздаются приказания относительно всего в нашей жизни, явно произошла ошибка, когда формировалась душа Полины. Сергей… он вовсе не был ей неприятен, скорее она боялась самой себя, боялась обмануться и вновь остаться ни с чем. Ей очень хотелось быть сильной, ей хотелось, чтобы чувства ее могли сделать кого-то счастливым. Но страх перед тем, что в этом мире это никому не нужно, останавливал ее.

Груз чистоты, давивший на нее, не позволял ей отвлекаться от темы лекции. Основные черты эпохи Возрождения. Явно отдав должное обязательным моментам в первой половине вводного занятия, после перерыва на обед, преподаватель позволил дать себе волю в отношении более интересующих его проблем.

– Существенному преобразованию подверглось само понимание времени. Уже в пятнадцатом веке гуманист Джаноццо Манетти так комментировал появление первых механических часов, прежде всего в крупных итальянских городах. Он говорил, что счет человеческой жизни идет на время, и сам Бог подобен банкиру-часовщику – отпускающему в долг человеку определенное количество времени. Эта вторая существенная модификация понятия темпоральности, с которой мы сталкиваемся при изучении культуры Запада. Первая, как вы надеюсь помните, была связана с преобразованием циклической модели времени эпохи античности к единонаправленному времени у Августина в христианстве. Ах, вспоминаю Августина… Все мы… его теория свободы… Бог-то все знает, а мы? Своими помыслами ли движимы? Хм, о чем это я? Ах да. Теперь же понимание времени, как текущего из прошлого в будущее, сохранилось, но одновременно претерпело модификацию в своем осмыслении. Мы столкнемся с еще одним важным изменением в понимании сущности времени, когда дойдем до Канта и Эйнштейна. Но пока что вам стоит воспринять это изменение в его калькуляции. Да…

Полина улыбнулась. Константин Евгеньевич был, конечно, субъект странный. Всклокоченные, почти черные волосы, карие глаза, блиставшие мыслью в духе «дайте мне повод, и я устрою шоу», темно-синяя рубашка на выпуск, рукава которой были закатаны до локтей, черные, зауженные брюки и белые полукеды, весьма стоптанного (но не чрезмерно) вида. Пижонский пиджак с пятью пуговицами был повешен на спинку его стула. Да еще эти постоянные выходы покурить. Постоянные. Ох уж.

Солнце блеском отражалось на преподавательском столе, на котором стоял компьютер. Но Константин Евгеньевич за ним никогда и не сидел. Он сидел за обращенной к аудитории партой, а точнее чаще всего он сидел на самой парте. «Хулиган» – подумала Полина. Ангелы снисходительны к хулиганам и демонам, так устроен божественный бестиарий.

Полина вновь бросила взгляд на Сергея. Луч солнца блеснув от отполированного стола, отразился в волосах Сергея. Словно символ чего-то большего, чем то, о чем можно было подумать в данный момент.

Скажем несколько слов и о внешности самой Полины. Каштановые, длинные (но не слишком) волосы обрамляли ее лицо с правильными чертами. Голубые глаза смотрели искательно. Полина была красива, но не той красотой, которая почему-то сразу заставляет мужчин сходить с ума. Она была умна и весьма эрудирована. Константин Евгеньевич неоднократно это отмечал. Но делал это как бы вскользь, словно Полина не заслуживала длительного внимания с его стороны. Ее красивые волосы были собраны обычно в хвост. Она не придавала значение своей миловидности. На ней была одета рубашка белого цвета с галстуком, повязанным на манер банта своеобразной формы и юбка. Полина обычно носила очки, совершенно ее не портившие.