Алла Полански - В ритме сердца

Пленэра я с нетерпением ждала каждый день, с придыханием слушая рассказы девочек о романтических вечерах в палатке, на дикой природе. Особое чувство полной свободы кружило голову. И хотя спать в тесной брезентовой палатке, остро ощущая каждую неровность всем телом, не очень-то приятно, а преподаватели поднимали рано утром, заставляя с воодушевлением писать восходы и нисколько не сочувствуя только что заснувшим студентам, – мы всё равно включали по вечерам на всю катушку музыку, танцевали, кутили, горланили песни до хрипоты в голосе и… влюблялись без оглядки.

Как можно терять голову от мужчины, сходить с ума? Оказывается, можно. Я, наконец, поняла что значит «влюбиться», когда к нам приехали парни с архитектурного. Вообще-то, мне были знакомы многие мальчики с разных факультетов, но этот оказался новеньким. Появился он внезапно и только с началом третьего курса. Такие либо зачисляются после окончания колледжа, либо возвращаются уже отслужившими в армии.

Парень всем своим видом напоминал серьёзного волка-одиночку. Один в стае, сам по себе, на своей волне. Преподаватели не заставляли его рисовать, скорее, он поднимал их своим неуёмным желанием писать просыпающееся утро. Писал акварелью, гуашью, маслом. Вечером на дискотеке, постояв в стороне какое-то время, незаметно уходил. Надевал наушники, включал плейер и заваливался в палатке, не слыша возвращения остальных парней, мыкающихся в любовных приключениях.

Я впервые не знала, как обратить на себя его строгое внимание. Его не надо было просить поднести нагруженный тюбиками масляных красок этюдник. Он просто брал и нёс его в полном молчании, не говоря ни слова, даже помогал устанавливать. Но потом с головой уходил в работу.

Однажды он похвалил меня за удачный этюд, и тогда я стала писать с особым усердием и рвением, писать много, очень много. Комкала работы, которыми в прежние времена оставалась довольной. Только себя не обманешь и картинами не отвлечёшь: я не приблизилась к предмету своей любви ни на шаг.

В последний вечер четвёртого семестра, по сложившейся традиции, жгли большой костёр, пили сухое вино и прощались на всё лето. Я, погружённая в грустные мысли о том, что теперь не смогу видеть виновника своих страданий, который так основательно поселился в моём сердце, не сразу заметила, что вся группа разошлась парами, и только мы вдвоём сидим на брёвнышках у яркого, неугасающего костра. Тогда мне пришлось принять трудное для себя решение: пойти ва-банк и стать той отчаянно-нахальной девчонкой, которая сбивала парней с толку.

– Эй, друг, а ты целоваться умеешь?

– Вообще-то, меня зовут Демид.

– Я знаю. Так ты не ответил на мой вопрос, Демид.

– Я многое могу, но зачем тебе это нужно? Сделать зарубку об очередном покорении?

– Ладно, если трусишь, так и скажи.

Я обиженно встала и, показав ему спину, прямиком направилась по тропинке к палаткам, расположенным поодаль от костра. Но он успел ловко схватить меня за руку, резко дёрнул за неё и чуть не упал вместе со мной на землю. Не ожидав такого резкого поворота событий, я буквально потеряла равновесие. Однако рефлекторно оттолкнувшись сильной рукой от земли, он лихо усадил меня к себе на колени, с жаром притянул за бёдра к широкому торсу и начал неистово целовать. Эти поцелуи были одновременно и злые и чувственные, и в какой-то степени дикие.

– Ты думаешь, тебе всё позволено, – кривя губы, он нагло скользнул рукой под футболку, ладонью обхватил грудь и снова жёстко поцеловал.

Я, привыкшая к покладистости парней, начала вырываться и кричать, освобождаясь от плена его губ:

– Дурак, отпусти меня!

Придушенная его ласками, наконец высвободилась из железной хватки и, свалившись на землю прямо у его ног, вдруг услышала с сарказмом пропетую строчку из песни «Ты у моих ног».

– Придурок. Дерьмо, – нагнувшись, набрала в ладонь горсть земли и, с яростью швырнув ею в него, ушла прочь.

Я не смела оборачиваться. Всё тело предательски била мелкая, противная дрожь. А утром, с синими кругами под глазами и бледным лицом, сама погрузила свою сумку в багажник автобуса, молча оттолкнув Демида, который хотел помочь. Сев в одиночку на сиденье у окна, устало прикрыла веки. Мне никого не хотелось видеть. Однокурсники громко шумели и дурачились, но я не обращала внимания, полностью погрузившись в собственные мысли, уйдя с головой в себя. Даже почувствовав, что кто-то опустился рядом на соседнее место, не разомкнула глаз. Из упрямства сжала их сильнее, чтобы не быть втянутой в бессмысленный разговор и… уснула.

Проснувшись, не сразу поняла, где нахожусь. Щека прижималась к чему-то уютно-мягкому, а тело спелёнато чьими-то цепкими руками. Открыв глаза, я встретилась с насмешливым зелёным взглядом. Спросонья, сначала улыбнулась ему, отвечая тёплым вниманием, но потом, вспомнив вчерашний вечер, резко отодвинулась. Оглянувшись по сторонам, увидела, что все однокурсники уже вышли из автобуса, а значит, и мне непременно нужно поспешить, дабы вновь не почувствовать себя неловко.

– Спасаешься бегством, принцесса? – этот иронический голос звучал до самого порога дома.

Потом как в тумане слышала радостные возгласы соскучившихся родителей, которые наперебой то целовали, то пытались накормить домашними вкусностями и оживлённо выкладывали новости, накопившиеся за три недели моего отсутствия. А я с трудом изображала радость встречи – искрящиеся, дерзкие, задиристые зелёные глаза не отпускали из своего тленного рабства, всё туже затягивая на моей шее толстую прочную верёвку.

– Рома… Ром, ты где?..

Услышав знакомый звук, очнулся – настолько явственно прозвучал голос Алины, что я невольно обвёл глазами комнату, хотя даже во сне знал, что её больше нет. Свет оставленной со вчерашнего дня включенной в коридоре лампы пробивался через стеклянные вставки дверей. Посмотрев на часы, стрелки которых медленно ползли по циферблату, отчётливо понял, что до утра уснуть уже точно не получится. Опять. А ведь только полвторого.

Провалявшись ещё минут пять, всё же поднялся с кровати, включил электрический чайник и, пока закипала вода, открыл крышку ушедшего в сон ноутбука. Вот она, та самая папка на рабочем столе. С фотографиями. Вся наша с Алинкой счастливая жизнь.

Сам себя не узнаю. За месяцы их рассматривание превратило меня в какого-то слюнтяя. Я вновь и вновь пытался оживить и наполнить каждый снимок её смехом и движениями, не замечая, как воспоминания туманят глаза, в беспамятстве уплывал в такое солнечное, счастливое прошлое.

Я помню, как мы познакомились. Мы с другом радовались первому крупному контракту на строительство дома одного местного олигарха. Быть выбранными из большого количества фирм, для совсем ещё молодой тогда кампании, которую мы возглавляли вдвоём – это вам не фунт изюма. Я старательно изображал из себя солидного бизнесмена, пока не встретился взглядом с ней. Встретился и пропал: она танцевала с парнем и игриво улыбалась мне из-за его плеча. Но я не сразу решился пригласить её на танец: мой друг Денис здраво рассудил, что нам могут прилично накостылять за то, что лезем в чужой огород. И всё-таки ближе к концу вечера, боясь, что её кампания уйдёт из кафе, пригласил. Даже сейчас по телу прокатилась волна тепла от осознания того, что не ошибся. Алина с братом отмечала день рождения – один на двоих. Потом она скажет мне, что я стал её самым лучшим подарком.