Нина Мухина - Сборник рассказов

Хорошо говорить: «не пасуй». Только он уехал, к Ирине подкатила Лида: «Хороший мужик, а ты вообще у нас красавица. Поживи всласть, хоть сколько осталось. Всю жизнь „пашешь“. А жена-то у него есть?».

– Я не спрашивала и не буду. Всего второй раз его вижу.

– А видать сильно запал. Неохотно расставался.

В ноябре семь погод на дворе. Ночью вдруг пошел снег. Он залетал в тамбур. Казалось, что эта снежная круговерть до весны не кончится. На перрон вышли только двое – Ирина и ее сосед Павел. Ирина огляделась. Вадима не видно. Окликнула Павла и пошла рядом. А Вадим бежал по платформе с большим фонарем, кричал и размахивал им.

Ирина остановилась, велела Павлу не ждать, пошла навстречу Вадиму. Он запыхался.

– Куда ты поперлась? Ели успел тебя перехватить. Нам в другую сторону. Обиделась?

– Нет.

Она шла за ним. Грязь и снег чавкали под ее белыми сапогами. Конец-то будет этой раздрызганной дороге? Он остановился около бревенчатого дома. Открыл калитку. Пропустил Ирину.

– Милости прошу. Осторожно: крыльцо высокое и сырое.

Дом большой, новый, можно жить круглый год, даже паровое отопление и вода в доме есть. Гостья села на стул на кухне. Стало светать. Снег немного убавил силу. Вадим показал взглядом на окно:

– Посмотри-ка.

Из трубы бани шел дым.

– Ты баню истопил? Всю ночь, наверное, не спал?

– Полпятого. Пойдешь погреться?

Она пожала плечами.

– Я об этом не подумала.

Он настороженно ждал.

– Как будто ты знаешь, что я люблю баню. Помещение большое, парилка отдельно, и вода в бане.

Ирина наливала воду, когда услышала, что дверь открылась и закрылась. Чуть повернула голову и увидела, что он стоит сзади. Голый. Повернулась к Вадиму лицом к лицу. Глубоко вздохнула. Закрыла глаза, наклонила голову назад, потому что он стал снимать бретельку черного лифчика.

– Вся в черном, эротично.

Она глухо ответила:

– Для тебя это только игра, а я, может, никогда себе этой слабости не прощу.

Каждая фраза и его, и ее давалась нелегко. Со стороны можно было подумать, что они шепчутся.

Продолжая ее раздевать, остановился:

– Что это?

– Где?

– Кружочки на груди могут быть коричневыми, фиолетовыми, а у тебя девственно розовые, влажные.

– Ничего себе девственные. После родов до трех лет кормила грудью. Если б мужа не застала с бабой и не стала после этого курить, может, до пяти лет бы кормила.

– Изнемогаю.

Он пригубил чуть-чуть, потом сильнее насладился.

– Я боюсь тебя разочаровать.

– Почему?

– У меня не было… близости почти десять лет.

– Все будет хорошо, маленькая.

Еще как хорошо! Это были и нежность, и сила, и страсть. Они как будто впрыгнули в последний вагон. Когда-то соседка по коммуналке призналась Ирине, что у нее с Ильей, в ихние-то 50 лет, все как у молодых и даже лучше. А Ирина тогда подумала: «Какая может быть любовь у стариков, а тем более страсть?». Теперь же сама, старая дурра, наслаждалась каждой клеточкой, отдаваясь этому зеленоглазому совсем недавно незнакомому мужчине.

Пришли в себя, когда совсем рассвело. Она лежала сбоку. Он гладил ее, потом тихо спросил: «Как ты?».

Она ответила не сразу: «Я хочу, чтоб так было всегда». Столько лет по ночам «выла на луну». Убеждала себя, что это не главное. Ведь мама осталась вдовой в 37 лет, посвятила себя семье. Да еще ее сварливая свекровь вечерами не отходила от окон, как-то прошипела: «Попробуй, польстись на кого. Все у тебя из ж… вывалится.» Она могла это запросто устроить.

У широкого, во всю стену окна, пили чай. Ирина рассказывала анекдот, когда Вадим взял ее руку, ловко перекинул Ирину к себе на колени, целовал волосы, лицо, зарылся носом к грудям и промурлыкал: «Две пуховые подушка» и опять «изнемогаю» и до истомы, – а потом полуголые побежали в баню.

Когда в ее саду укорачивали трубу у скважины, Вадим поранил руку. Ирина стала перевязывать рану. Вот закончила, он остановил ее: «Прости меня. Я формировал события, боялся, что еще целую зиму не увижу те6я. Я видел, как ты тревожишься. Наверное, боялась, чтоб о тебе плохо не подумал, или кто-то подумает».

– Я не думала, что тебе ведомы такие тонкие чувства. Последнее время моя жизнь настолько плохая, что я перестала анализировать «что такое хорошо», все плохо. И вдруг ты… Как луч надежды. Я не боялась тебя, много раз видела тебя.

Она сказала ему, что впервые после их знакомства она не захотела выпить горькой. За последние годы она выпила, наверное, цистерну. Когда муж был здоров, он не давал ей ни с кем дружить и сам не общался, а когда умер, она осталась одна. Во всех углах стояли «пузырьки». Время, когда «пьешь – умрешь, не пьешь – умрешь, а выпьешь – снова оживешь», это время прошло, выпивка не спасала. И дел было много, и времени мало. В любом состоянии она работала, вычеркивая потом на бумаге «прополола», «пересадила», «полила». После смерти мужа пошел большой перебор. Дети ее ругали, но у них своя жизнь, ни делом, ни словом не поддержали даже когда рыдала на кладбище над его могилой. Наоборот, дочь сказала: «Если свалишься, я к тебе не подойду также, как к отцу».

Вот и спасибо. Ни на что не рассчитываю. Кто я такая? Серая мышка. По мне, если что, можно и дорожным катком проехать, я все прощу и вытерплю. Горестно думала, что свет погас и на сцене, и в зале, и в фойе. Несколько раз задумывала наложить на себя руки, но бог не дал. С детства молилась, вот бог не дал совершить этот грех, а подарил встречу там, где начинается асфальт.

Она ничего не спрашивала у Вадима про жену. Видно, что он больше живет на даче – отопление работает. Женщина ничего здесь не делала, мужское жилье. Чисто, но очень аскетично – ни безделушек, ни картинок, все только самое необходимое. Ирина была так счастлива, что не боялась спугнуть. Часто приезжала к нему, а утром он провожал ее на поезд со своим фонарем. Иногда вместе приезжали и уезжали. А снег сошел. Они вдвоем вырезали сухую малину, подвязали здоровую.

Почему же они так скучали друг без друга, нежно касались друг друга губами, руками, с трудом отрывались после ласк и близости и оба хотели больше всего, чтоб не нарушилось их счастье. Потому что они среди людей были одиноки друг без друга.

Как случилось, что он жил отдельно от семьи? Это началось в далеком 72-ом. Мать его умерла, отец женился на другой. Вадим остался один. За стеной пожилая соседка Анна не находила себе места: парень непьющий, хорошо зарабатывает, дом ведет. Да и дом вот-вот снесут. Нельзя упустить. Анна сорвала из какой-то глуши племянницу Галинку, та как раз техникум окончила. У соседей всегда найдутся причины, чтобы сблизиться. У Гали был день рождения. Пригласили Вадима якобы, чтобы фотографировать. Он честно выполнил работу, но «виновнице» торжества внимания больше, чем другим, не уделил, сослался на дела, вскоре ушел. Анна обиделась. Ну да, великовата Галя, выше Вадима, он высокий, и в объеме ее не сразу обхватишь, ни юмором, ни интеллектом не блистала. Сказывалось провинциальное воспитание. Но совсем они всполошились, когда к соседу приехала двоюродная сестра с подругой и познакомила ее с Вадимом. Втроем они хохотали весь вечер, девчонки учились в другом городе в институте. Почти всю ночь не спали, делали фотографии. За дряхлой стеной тоже не спали. Анна решила: надо ему секс с Галиной устроить. «Чего хочет женщина – того хотят боги» – такого принципа придерживалась она. Анна все «обтяпала» как нельзя лучше.