Татьяна Коршунова - Земля святого Николая

Дрёмин приехал первым из гостей – в парадном кавалергардском вицмундире красного цвета с чёрными бархатными воротниками и обшлагами.

Дом наполнялся. Экипажи подъезжали и подъезжали к воротам. И, наконец, в зале появилась Ольга. Пепельно-белые локоны гроздьями падали ей на виски из-под золотого очелья. Она надела самое дорогое платье, привезённое Заряницкими ей из Парижа прошлой осенью: белое с персиковым отливом, со шнуровкой на лифе в виде буквы V, с валиком по подолу и атласным пояском чуть выше талии.

Любовь Алексеевна подарила имениннице колье с жемчужной каплей-подвеской. Оно подошло к Ольгиным длинным серьгам и тут же перед зеркалом у окна украсило её декольте.

Она обернулась на дверь – и протянула руки навстречу…

Матвей приехал! В чёрном фраке и белом жилете, вышитом красными петушками, а на галстучной булавке вместо бриллианта сидел рубиновый жучок. Привёз букет полевых ромашек. Тяжёлые сердцевинки пахли пресным мёдом и июльским пастбищем – но белые лепестки так забавно щекотали нос!

– Поздравляю, дорогая! – ласково сказала Аграфена Васильевна и по-родственному поцеловала в щёчку.

На банкетке в углу копились подарки: открытки, бумажные ангелочки, музыкальные шкатулки и вазы, веера и гребешки с именем «Ольга»…

Граф Будрейский привёз золочёную клетку с канарейкой. Именинница так и ахнула, прижав руки к груди.

– Канарейка! Живая! – воскликнул Матвей. – Надо отнести её к вам в спальню, Ольга! Здесь ей страшно и шумно! Не кричите так! Не пугайте!

Алёна с Палашей сделали шаг: отнести так отнести…

– Не подходите! Позвольте – я сам! – Матвей подхватил клетку и, подсвистывая птичке, понёс во внутренние покои. – Лучше покажите мне, где комната Ольги Фёдоровны!

За столом Евдокия не видела Будрейского, он оказался где-то на противоположном конце за рядом начёсов и кудрей. Дрёмина усадили в торце напротив именинницы – в благодарность за музыкантов. Когда подали щуку в грибной подливке, Ольга заметила, как отламывал он вилкой по кусочку, не размазывая соус по тарелке. В рюмку токайское вино наливал по чуть-чуть и сразу выпивал – не оставлял и капли на донышке. Должно быть, как в Зимнем дворце привык. Ведь он не мог не бывать на царских обедах.

За столом только и слышалось:

– Хороши беленькие!

– C'est bon!

– А буженинка-а…

Но едва гости принялись за телятину на косточке с черносливом, как в залу вошла Палаша в белом переднике, шепнула что-то над плечом Ольги Фёдоровны – и через весь стол пробежало: «Музыканты едут!» Барышни повскакивали со стульев, и вслед за ними толпа гостей хлынула в гостиную. Дрёмин улыбнулся Ольге глазами, приложив к губам салфетку.

– Ну, Марья Аркадьевна, давайте-ка мы с вами откроем бал! – Александр Александрович Бакшеев пригласил хозяйку на польский. За ними пошли Ольга и Матвей.

Гремел оркестр, люстры и канделябры ярче обычного освещали гостиную. Слышались тихие разговоры по-французски, шуршали платья, и гостиная пропахлась духами.

Граф Будрейский прошёлся вдоль стены. Мимо окон. Остановился около зеркала.

В его «защитный круг» вторглась одна из помещиц уезда.

– Взгляните: там, среди танцующих – моя дочь. Вот в той паре, – тихо сказала она. – Во-от, там – видите? В голубом, с тёмными локонами. Вот – сейчас мимо нас пройдёт…

Арсений прищурился – и встретил думающий взгляд Евдокии. Девица в голубом платье с тёмными локонами двигалась за ней и Дрёминым.

« Одинокий – среди множества людей. Не похожий ни на кого… Словно из другого мира». Пары мелькали и закрывали его. Но Евдокия успела заметить, как соседка что-то говорила ему, а он поглядывал на танцующих и загадочно улыбался.

– Между прочим, – дама снова качнулась к графу, – у неё мазурка покамест свободна.

– Я полагаю, ваша дочь слишком красива, чтобы остаться никем не приглашённой, – Арсений глядел с улыбкой и отгонял её порхающими ресницами. Дама замолчала, через силу улыбнулась с показной любезностью и покинула его круг.

Верх неприличия – не танцевать на балу, когда трём девицам у окна не хватило кавалеров.

Верно.

Их взял в свой кружок ещё один вызывающе-нетанцующий – князь Владимир Превернинский. И как же хотелось каждой положить ручку на его высокое плечо!

– Отчего вы никого не приглашаете на польский?

– Помилуйте! – Владимир улыбался. – Как я могу сделать выбор, когда одна из вас краше другой? Но ежели вы признаетесь, все ли танцы у вас расписаны…

– У меня свободны три кадрили, – сказала носатенькая блондиночка.

– А я никому покамест не обещала мазурку, – ответила веснушчатая.

В завершении полонеза распускалось шествие – барышни возвращались к папенькам-маменькам.

– А вас, – Владимир склонился над ушком самой сладко-хорошенькой, Марии Матвейцевой, – я хотел бы иметь счастие пригласить на вальс.

Первый танец с Дрёминым был станцован. У Евдокии оставалось для него ещё два дозволенных. И на вальс, как нежених, он не мог её позвать. «Благодарю за полонез», – он поклонился и за левую руку подвёл её к отцу.

Вместе с ними подошли Бакшеев-старший с Марией Аркадьевной и Матвей с Ольгой.

– Сергей Павлович! – глаза именинницы светились, как полярные звёздочки. – Благодарю вас за этот бал! У меня никогда не было такого праздника! Это самый счастливый день в моей жизни!

Послышался хор скрипок – начинался немецкий вальс.

– Тогда позвольте пригласить вас, – и Дрёмин протянул Ольге руку в белой перчатке.

Она оперлась о его прямое плечо под эполетом. Матвей забрал на вальс Евдокию.

Обнимая друг друга за талию, пары закружились по гостиной, как фигурки музыкальной шкатулки.

– Не люблю вальс. В наши молодые годы этакие объятия в танцах почитались неприличными, – поморщилась Мария Аркадьевна.

Фёдор Николаевич поднял бровь:

– Позабыли вы, Марья Аркадьна, как, бывало, мы с вами…

Ольгины туфли-лодочки качались, как по волнам, поднимаясь на носки; каблуки бальных туфель Дрёмина прищёлкивали скрипкам. Она сделала рукой радугу над головой, вторую положила ему на пояс. Он повторил за нею. И валик подола раскрылся колесом – Дрёмин прокрутил Ольгу под рукой. И дальше повёл по гостиной – лицом к лицу.

– Как вы легко вальсируете! – прошептала она.

– А вы право рождены танцевать в Аничкове, – ответил Дрёмин ей в глаза.

На придворном балу… И она полетела в его руках, как бумажная балерина. Вихрь в глазах раскидал в брызги свечи, зеркала, картины, драгоценные камни, платья, фраки. Высокий кавалергард в красном и белокурая сельская красавица… Не видела Ольга разинутых ртов.

– И когда же она успела научиться так танцевать? – проговорила Мария Аркадьевна. Фёдор Николаевич молчал: глупости – все по молодости любят поплясать.