Сергей Суворов - Волшебная маска

Аманурель дружелюбно улыбнулся и продолжил, философствуя:

Жизнь – мерзкая штука, так что прожить её надо ярко. Берите от жизни всё, Анатолий Михайлович, не стесняйтесь, а если чего-то не будет хватать или помощь какая потребуется – обращайтесь к нам. Это делается очень просто: назовите трижды Имя нашего господина, и я прибуду. Я прикреплён за Вами. И не забывайте, что эту маску я Вам по-да-рил. – Сказал он по слогам.

Он закинул руку за спину и, кряхтя от удовольствия, почесал себя между лопатками:

– Ну, мне пора господин Смирнов. Пока. – И демон мгновенно исчез.

Смирнов был крайне подавлен. Он тихо двинулся в сторону выхода на свежий воздух. Он испытывал слабость и головную боль. Протиснувшись среди веселящихся пар, он вышел в фойе, зашел в пустой угол и прислонился к колонне спиной. Он был опустошён. Ему совершенно не хотелось понимать, что же с ним всё-таки произошло. Подняв взгляд, он увидел своё отражение в зеркале стены фойе. На него смотрел измученный тридцатилетний мужик в отличном сером костюме и замечательно переливающемся галстуке. Простояв несколько минут, поправляя волосы перед зеркалом, его вдруг осенило:

– Постой, а кто же тогда я!?

Он поспешно полез в карман и достал волшебную маску. Развернув, он быстро натянул её на голову и стал смотреть в зеркало… В зеркале он ничего не увидел. Он снял маску, увидел своё отражение.

– Да, есть!

Затем он снова надел маску и опять никого не увидел.

– Нет!

Он проделал это несколько раз, под разными углами изучая свое отражение, но…

Он снял маску и задумался:

– Так вот значит, что – его осенило. Я – никто? Не человек и не тварь, я – никто.

Он вышел на улицу, взял такси и поехал домой. В дороге он стал думать, так, кем же ему быть: человеком или тварью? Выбор оставался за ним.

Я постучался.

– Войдите!

– Извини, я немного опоздал из-за дороги.

Она приветливо улыбнулась и тихим, бархатным голосом и сказала в ответ:

– Ничего. Все люди часто опаздывают или не успевают.

В комнате было не светло и не сумрачно, было как-то привычно, обыкновенно. Была полная уверенность, будто этот дом из прошлого, и он нашей семьи.

Присев в кресло у стола, я отметил, что оно казалось очень уютным и вообще, обстановка в комнате была какой-то до боли знакомой, хотя я был здесь в первый раз.

Она сидела напротив меня, поставив локоть на стол и изящно оперев своё милое личико на руку. Я посмотрел в её серо – голубые глаза, в которых был виден интерес и внимание.

– Ну, и про что мы будем говорить? – спросила с хитринкой она.

– Не знаю – ответил я – наверное, про любовь и чувства.

– Ты уверен?

– Да. Мне кажется, мы ведь для этого… собрались. Без любви нет жизни. Но можно сказать и, наоборот: «без жизни – нет любви».

Она мило улыбнулась.

– Хорошо. Ну, а какой смысл ты вкладываешь в слово «жизнь»? Это некая альтернатива слову «блага»? Или это, по-твоему, процесс во Вселенной?

Я невольно ухмыльнулся:

– А ты, оказывается, ещё и очень любишь пофилософствовать и вообще рассудительная.

– А как же, – её глаза стали еще более выразительными, а улыбка больше – для того мы и встретились, чтобы понять друг друга полностью.

– Ну, да. А, «без жизни – нет любви» объясняется просто: если человек не будет полноценно, насыщено жить – не будет любви, да и, собственно, других человеческих чувств. Но любовь, я думаю, это – главное, основа жизни…

Она прикрыла свои красивые глаза и произнесла как-то тихо, почти шёпотом:

– Да, любовь это и есть сама жизнь, это непреодолимая тяга к духовному и физическому слиянию, это «поле счастья» в результате которого и рождается новая жизнь и прогрессирует текущая. От того, какая это любовь и зависит понятие «сама жизнь».

– Как ты точно определила.

Я задумался. Она молчала и, мило улыбаясь, поглядывая на меня: «Мол, твой ход»…

– Но ведь любовь может быть разной! – воскликнул я в озарении. – Это, может быть просто кратковременный порыв страсти или чувства на всю жизнь любимых. Это может быть просто близость тел или это духовное слияние душ! В конце концов, это может и просто родительская, дружеская, родственная любовь, которая у всех нормальных людей есть.

– Конечно. Но это тоже движение жизни, тоже великая созидательная энергия, в отличие от «стирающей» энергии ненависти, зла…

Она посмотрела прямо мне в глаза, и я увидел, словно саму бесконечность звёздного неба, которая заканчивалась где-то там, вдали, чёрным, приближающимся в моё сознание зрачком… Я выключился.

Это продолжалось уже почти час. Лаконичные и чёткие команды раздавались в отделении реанимации как-то по-особому напряженно. За пределами медицинского блока слышался ритмичный, тревожный звук аппарата искусственной вентиляции легких.

Зоя Васильевна устало поставила ведро и подошла к Машеньке, к столу медсестры реанимационного отделения.

– И как он? – спросила она медсестру.

– Да тяжелый он, тёть Зоя, – говорят: пятьдесят на пятьдесят. Такой удар и ожоги…

Зоя Васильевна, уже в который раз за час, почти скороговоркой, рассказала подробности Маше:

– Надо же, ведь двоих спас. Говорят, четырёх и пяти лет ребятки. Мальчик помладше, а девочка старшенькая… Прямо с полымя их выхватил… Вытащил из-под кровати, обмотал одеялами и в окно их и только пожарникам передал и сознание потерял, еле вытащили…

– Тёть Зоя, да знаю я.

– Молиться надо за него. – Зоя Васильевна перекрестилась уходя. За тихим шарканьем её ног было слышно тихое бормотание слов молитвы.

*

Таня стояла одна в коридоре. Слезы то и дело набегали на её лицо, и она тихо утиралась платочком.

«Господи, помоги, нам… Спаси его, он же спас детишек…» – мысленно думала она.

Её серо – голубые глаза потускнели от слёз и горя. Буквально позавчера, они решили стать мужем и женой. Они думали о бесконечном счастье во взаимной любви и согласии. Они встретились случайно, но во время первой встречи, её сердечко ёкнуло и заволновалось. Она почувствовала особенное чувство общности, чего-то близкого и родного рядом с ним. И чем больше они встречались, тем сильнее были её чувства. А когда выяснилось, что эти чувства взаимны, то её радости не было границ. Это и было окрыляющее, вдохновляющее, счастливое чувство нежной и трепетной долгожданной любви.

«Я согласна, сама отдать жизнь, Господи, если никак по-другому не получится, за его жизнь…», – плакала Танечка.

Я вновь увидел её… Да, точно это она. Сидит за столом и мило улыбается. Я бы сказал: с любовью. Её ласковый взгляд серо-голубых глаз из-под пушистых ресниц как-то успокаивал и вселял какую-то уверенность. Я мучительно думал, почему именно уверенность? Мы же с ней говорили о жизни и о любви?