Лея Риелсвон - Корона Рико-Сантарио

– Я всегда мечтала, что однажды она украсит голову твоей матери, но она лишь единожды ее примерила, а после сказала, что она невероятно тяжелая и надо быть абсолютно сумасшедшей, чтобы даже думать о том, чтобы ее носить…

Бабушка замолчала, но отсутствие слов было еще красноречивее. Секунду поразмыслив, она взглянула на Вайолет и нерешительно протянула диадему ей.

– Примерь.

Вайолет зачарованно чуть наклонила голову вперед. Вес диадемы действительно был весьма ощутим, но ничуть не раздражал Ви, а наоборот, порождал в ней желание расправить плечи и выпрямить спину, став хоть немного достойной этого украшения. В ожидании реакции она подняла глаза на Джеральдин, которая завороженно смотрела на нее в ответ.

– Можно я взгляну? – Вайолет нерешительно протянула руку к шкатулке.

Бабушка взяла Вайолет за протянутую руку и, легко встав с кресла, направилась к завешенному зеркалу в углу, увлекая ее за собой.

Одним движением руки отодвинув ткань, Джеральдин сделала шаг назад, встав позади внучки, наблюдая за ее реакцией, а Вайолет во все глаза смотрела на свое отражение, пытаясь накрепко отпечатать в памяти тот момент, когда она наконец-то не скрывалась.

– Истинная Фаулер, – хмыкнула бабушка. – Такая же зеленоглазая и светловолосая.

«Истинная Фаулер… – повторила про себя Вайолет. – Зеленоглазая и светловолосая… Как мама». От этой мысли по ее телу словно прошел электрический разряд. Застукай их мама сейчас с этой диадемой на голове, она наверняка была бы в бешенстве.

Взглянув на себя в последний раз, чувствуя, как разочарованно сжимается сердце при осознании, что она наверняка больше никогда не увидит себя такой, Вайолет аккуратно сняла с себя диадему и протянула ее бабушке.

– Для тебя она тоже тяжелая? – спросила Джеральдин с легкой ноткой разочарования в голосе.

– Нет, вовсе нет, – покачала головой она, не отводя глаз от центрального камня диадемы, прощаясь с его бесчисленным количеством граней. – Не настолько. Я не понимаю, почему у мамы так.

Бабушка, вздохнув, подошла к шкатулке, и, большими пальцами поглаживая гравировку виноградных листьев с непередаваемой нежностью, убрала диадему вновь в темноту.

– Дело тут вовсе не в камнях, а в участи носящего. С этим она смириться не готова.

Вайолет ухмыльнулась.

– Дай угадаю, я этого никогда не пойму?

Джеральдин, не оборачиваясь, пожала плечами.

Она хотела задать еще много вопросов, в том числе и о том, как девочка, воспитанная наследницей престола, смогла допустить в своей голове даже мысль о том, что ее жизнь может пойти по иному сценарию, ведь обычно первым, что прививают подобным детям – чувство долга. Кто-то допустил в ее воспитании фатальную ошибку, с которой, наверняка, бабушка не может смириться до сих пор, но, продолжая оставаться к Вайолет спиной, Джеральдин явно дала понять, что на этом разговор закончен.

– Вайолет, ты можешь идти. Спасибо за продукты,– бросила она ей, по-королевски элегантно давая понять, что вдовствующая Ее Королевское Величество Герцогиня Санкстбургская не желает больше принимать никого на своем чердаке, и в доме в целом, и то, что антракт завершен, а исполнителей снова просят на сцену.

Никто так и не увидел, как по щеке Джеральдин скатилась слеза, которую та не собиралась смахивать с лица, позволяя себе оплакать последнее, что оставалось у нее от страны, в которую одним промозглым утром она въехала как невеста наследного принца, страны, о которой с невероятным блеском в глазах рассказывал ей любимый, сидя на каменной скамейке в саду их поместья, страну, где находится могила ее мужа, на которую она никогда не сможет прийти.

«Бихевиористский метод изучения политологии направлен на анализ систематически наблюдаемого поведения индивида, возможность изменения его мотивации…»

Рука Вайолет зависла над клавиатурой, послушно ожидая команды от мозга, но ожидание было напрасным, так как в ее голове под звуки порывов ветра в неизвестном направлении прокатывалось перекати-поле. Раздумья ни о чем были настолько глубоки, что вошедший и удобно расположившийся на кровати, Лео остался незамеченным.

– ..собираешься?

Уловив лишь конец фразы, она вопросительно посмотрела на брата, безуспешно пытаясь сосредоточиться.

– Я говорю, что спать с открытыми глазами перед ноутбуком это талант, но ты ложиться собираешься? – повторил Лео.

– У меня мозг кипит.

– Кипит, значит, котелок варит.

– Маловероятно. Кипит – значит, поднимает крышечку, а это другое. – Вайолет откинулась на подушки и уставилась в потолок.

– Какая температура кипения мозга?

– Две поругавшие родственницы, одна из которых неожиданно решила отряхнуть от нафталина скелет в шкафу.

– Безу-у-умно интересно, – без всякого энтузиазма протянул Лео. – Это из-за этого мама на взводе?

– Ну, она со мной не разговаривает, но я подозреваю, что да. – Вайолет несколько раз быстро моргнула и поджала губы. – Бабушка показала мне диадему. Точнее не так – бабушка дала мне примерить диадему.

– С желтыми камнями?

От удивления Вайолет подпрыгнула на кровати, моментально приняв сидячее положение.

– Ты откуда знаешь?

– Видел старые фотографии мамы на каком-то мероприятии в ней, у нее там такое недовольное лицо.

– Что?

– Папа показывал. Смеялся, что хорошо, что он стоял сзади и не видел этого выражения лица, а то неловко было бы отменять свадьбу.

– Так, ковбой, притормози, – Вайолет тряхнула головой, пытаясь этим движением, будто шейкером, смешать мысли в голове в какой-то внятный коктейль. – У нас есть какие-то фото?

– Дай угадаю. Ты все время сокрушаешь о том, что мама и бабушка не желают выдать крупинку знаний о Рико-Сантарио, но ни разу не догадалась поговорить об этом с папой?

Вайолет молча смотрела Лео в глаза.

– Знаешь в чем твоя проблема? – Лео придвинулся чуть ближе. – Ты все берешь измором, словно упираешься рогами и бодаешься до победного, а не ищешь обходного пути. Зайди с другой стороны. То же самое у тебя с Даниэлем, кстати. Ты до посинения будешь плакать ему вслед, но не скажешь ни слова в глаза. Сидишь и думаешь, догадается ли он, что…

– Замолчи… – Вайолет обхватила голову руками, пряча глаза, ей казалось, что от того, что она перестанет смотреть на него, его слова потеряют хоть долю правды. Но это оказалось напрасным.

– Я-то замолчу, но тебе это никто больше не скажет. Ви, если хочешь, чтобы что-то менялось, шевелись. Ты будто боишься любого движения. Люди идут, оступаются, ошибаются, падают, встают и идут дальше. А ты сидишь тут.

– Но ты ведь знаешь, что любая ошибка может быть чревата. Нас … – попыталась оправдаться Вайолет.