Александр Михан - Мистика. Рассказы

– Вот те крест, не видел. У нас в доме -то одни лавки да табуреты. А больше ничего отродясь не было. Ай, здорово, как качели, только еще лучше!

– Смотри, чтобы голова с непривычки не закружилась, – сказал Мартин. – Я как-то имел неосторожность на нем покачаться – потом полчаса на полу лежал, чтобы прийти в себя.

– Не боись, я к такому привыкший. На ярмарке выше всех на качелях раскачивался, а под конец еще и спрыгивал на ходу. Показывал молодецкую удаль, – вытягивая вперед ноги, поджимая их под себя и раскачивая таким образом скрипучее кресло, успокоил его Егор.

– А я вот не люблю, когда не могу контролировать ситуацию. Мне нужен полный контроль. А на качелях этого нет, следовательно, они отпадают, как предмет моего интереса, – закончил мысль Мартин и посмотрел в окно. – А это еще кто к нам пожаловал? Я никого не приглашал вроде бы?

Егор, шатаясь, встал с кресла и подошел к окну: «А-а, это?.. Это литератор со своей книжицей похабных стишков, а с ним рядом, я не знаю, кто. Первый раз вижу. Интересно, что им здесь нужно?».

– То же, что и тебе. Видимо, от скуки ходят по домам и предлагают общение. Общение – великая вещь. Можно поделиться мыслями, можно познакомиться с новыми людьми, а можно и сыграть в картишки, – сказал Мартин, разглядывая потолок. – На интерес…

– Ну, какой в картишках интерес? Печаль одна, да и только, а не интерес. То ли дело качели – мурашки по спине от удовольствия. И барышни визжат от страха, когда…

– Я и вижу, что шею себе свернул, – перебил Егора Мартин.

– Что есть, то есть. Это я однажды не рассчитал и со всей дури башкой о землю приложился. Вот смеху-то было! Иные до сих пор мне вспоминают тот день. Говорят, как, мол, этот Егор себе голову не разбил о камень? А голова у меня крепкая, она сама любой камень – в труху. А вот шея, – Егор потрогал рукой шею и, встречая взглядом гостей, добавил: «Так это же критик из литературного журнала! Я его просто сразу не узнал. Лев Палыч Прокуроров. Плащ у него новый: видимо, выиграл в споре. Ох, и любит он спорить!».

Двое господ вошли в помещение, и тот, кого Егор назвал Львом Палычем, произнёс: «Прошу прощения, что смели вас потревожить. Но вы просто обязаны разрешить наш спор с этим вот недопоэтом».

– Да как вы смеете сомневаться в моем таланте писать стихи, – воскликнул тот, кого назвали недопоэт. – Мое имя уже звучало несколько раз на собрании. И многим понравились мои зарисовки. Я помню, как говорили: «Эдуард Пасечников, вы гений!». И буквально купали меня в овациях!

– И я помню, – ответил критик. – Это была ваша маменька с сестрой, которых вы с собой привезли. Кроме них, никто вам не аплодировал.

– Позвольте, это уже не важно: кто и как? Важно, что в тот вечер я смог донести до публики свое видение, свое слово, свои мысли.

– Итак, господа, в чем суть спора? – прервал их перепалку Мартин. – У меня ограничено время для общения с вами. Будьте любезны, по существу…

***

Она ушла, испив обиду —

Давно не видели такой

Её. Но не подала виду,

Кивнув слегка лишь головой…

Эдуард Пасечников закончил читать свое стихотворение и резко откинул голову назад, чтобы убрать непослушную прядь волос с глаз.

– Неплохо, неплохо, – медленно произнес Мартин.

– Неплохо? Вы точно в этом уверены? – обрушился на Мартина критик. – Это отвратительно! «Кивнув головой»! Понятно же, что головой! Чем иным она могла еще кивнуть? Это просто какое-то масло-масляное.

– Ну, почему же? Вот, к примеру, у Гоголя читаем: «кивнул рукой». Кивнул, значит, сделал некий знак, – начал вступаться за поэта Мартин.

– Нет, это невообразимо! И так понятно, что кивнула она головой. Он бы еще написал: «Она кивнула своей головой»! Чтобы полностью отпали вопросы, чем был произведен кивок, и чья голова его сделала. Из-за таких графоманов полностью сошла на «нет» вся литература: он надел свое пальто, он взял свой зонт. Он сунул руку в свой карман…

– Да успокойтесь вы! Он же не написал: «своей головой». А просто: «кивнула головой», – теперь уже свой голос с кресла в защиту литератора подал Егор.

– А вас ни о чем не спрашивали, – отрезал критик. – У меня вопрос к хозяину этого дома, а не к вам, милостивый государь. Итак, вы считаете, что стихотворение этого господина звучит должным образом?

– Да, я считаю, что оно хорошо сложено. И ваши придирки к нему не имеют никакого отношения. Помню, у Горького читал давеча: «Мужик кивнул головой в сторону, где стоял я и двое босяков». А Горький, смею вас заверить, классик, признанный во всем мире. И если ему, великому, можно уточнять, чем же кивнул тот мужик, то и литератору позволительно писать подобное, – ответил Мартин.– И вообще странно, что вы обратили на это внимание.

Эдуард Пасечников улыбнулся и, протянув руку, произнес: «Теперь этот плащ по праву принадлежит мне».

– Какая наглость! Это неслыханно! Меня, литературного критика, так унизить?! И кто? Кто? Этот недопоэт! – срывая со злостью плащ, раскричался Лев Палыч. – Ну, ничего-ничего. Я подожду, когда вы напишете новый пасквиль и тогда уж, поверьте мне, я разберу по косточкам весь ваш труд и камня на камне не оставлю!

– С превеликим удовольствием жду следующей встречи с вами, – застегивая плащ, произнес поэт. – Спасибо, господа, за помощь. Мне пора. У меня еще поэма незаконченная осталась на столе, да и маминька заждались. Всего хорошего!

Поэт вышел из комнаты. Через окно было видно, как он шел, подпрыгивая от радости, что в этот раз удача была на его стороне. А критик присел на корточки возле камина и, задумчиво посмотрев на огонь, произнес: «Видимо, пора остепениться. Сколько ж можно?».

– Может, чаю? – предложил гостям Мартин.– Егор, тебя не затруднит мне помочь?

– Конечно, конечно, – парень вскочил со своего места и сразу же упал на пол, ударившись о него головой. – Я в порядке, я в порядке.

– Говорил же я тебе, укачает. Вот и укачало, – кивнул в знак сожаления Мартин и глубоко вздохнул.

***

Только Мартин с Егором и Львом Палычем присели за стол, как дверь настежь отворилась и, переступая через порог, кряхтя, в комнату вошла старая женщина: «Я его ищу везде, а он чаи гоняет!».

Софья Юрьевна, извольте объясниться! – поставил чашку с чаем на стол критик.

– Это ваша жена? – спросил Мартин. – Так зовите ее за стол, чая на всех хватит. Егор, будь добр, достань еще одну чашку!

– Сию минуту, – произнес Егор, вскочил из-за стола и, споткнувшись о ножку стула, снова упал на пол. При этом вновь сильно ударился головой. – Я в порядке! Я в порядке!

– Мать честная! – хлопнула в ладоши Софья Юрьевна. – Так и голову недолго расшибить. Аккуратнее нужно, молодой человек.

– Я уже к этому делу привычный, – ответил Егор. – Неуклюжесть, видимо, у меня в крови.