Андрей Томилов - Год волка

По рогам текла, сплывала волчья кровь и заливала глаза лесному великану, а по бокам, по животу тоже текла кровь, только уже другая, – кровь лося. Она будоражила нападающих волков, и они еще дружнее, ещё напористее нападали, вонзали свои острые зубы в тёплую плоть. И снег вокруг всей битвы был пропитан густой кровью. И глаза волков горели неукротимой яростью и решимостью. И хотелось отвернуться от этой страшной картины. Хотелось прикрыть уши, чтобы не слышать обречённый, предсмертный хрип лося и беспрестанное клацанье волчьих зубов. Даже нам, природным охотникам, становилось не по себе.

Мы поняли, что с таким количеством волков мы не справимся, они не испугаются нас. И когда огромный лесной великан с каким-то диким, предсмертным стоном упал на колени и волки смогли запрыгивать ему на спину, когда они облепили его так, что лося уже не было видно, а бешеная воронка всё крутилась и крутилась, вздымая клубы снега и пара, мы потихоньку удалились. Мы отступили.

Старик ещё что-то бормотал, бормотал бессвязно, потом повёл головой по сторонам, словно пытался увидеть того, кому он всё это рассказывал, но рядом никого не было. Никого не было, он разговаривал сам с собой.

Ребята играли, бегали стайкой по льду реки и кричали, гонялись друг за другом. Он чувствовал, что они бегают недалеко, иногда даже пробегают совсем рядом. Это внуки Мэмыла. Он их всех знает и любит. Вот они выбежали на тропинку, возле которой сидел старик и, пробегая мимо, легко сдернули с него малахай, со смехом убежали туда, где взрослые копошились, разбирали чумы, собирали вещи и укладывали все пожитки на нарты.

Совсем белые, седые, жидкие волосы затрепетали на лёгком ветру, голову обдало холодом и отвисло в сторону разорванное медведем, ещё в далёкой юности, правое ухо старика. Он так и сидел с опущенной головой, даже не повернул её в ту сторону, куда убежали дети.

– Ох, озорники…. Какие добрые, какие счастливые времена у них впереди.

Кто-то строго окликнул их. Старик понял, что это его сын. Он остановил ребят и строго спрашивает, зачем они забрали у деда шапку. Старший внук отвечает, робко отвечает отцу:

– Ему не нужно. Он совсем старый, зачем ему малахай.

Вот скрипит снег по тропинке. Старик слышит, понимает по шагам, что это подходит сын, старший сын. Мэмыл совсем ослеп, но слух у него ещё есть, он ещё может понять, кто шагает по тропе. Сын подошёл близко, положил руку на голову старика, пригладил белые волосы. Рука тёплая, сильная. Рука сына. Он чуть склонился:

– У тебя всё хорошо? Тебе не холодно?

– Да, всё хорошо. Всё хорошо.

Сын медленно, осторожно надел на голову старика шапку, поправил её. Ещё подержал руку на плече старика, погладил по спине. Было приятно. Было очень приятно.

– Сейчас скажу, чтобы тебе развели костёр. Будет тепло.

– Спасибо тебе. Ты всегда был заботливым сыном.

Сын у Мэмыла, правда, заботливый. Старший сын. А младший не такой. Уже три кочёвки старик не ходит сам, у него совсем отказали ноги. Всё это время его носит на руках сын. Старший сын. Он выносит его из чума, приносит обратно, усаживает на нарты, укладывает спать. Младший сын живет в другом чуме, у него молодая жена и много забот о детях. Это ни его дело ухаживать за стариком. Не его это дело.

Вот и теперь, старший сын принёс его сюда, на берег реки, чтобы перед ним открывался красивый вид и даль. Принёс на руках, осторожно и бережно. Постелил собачью шкуру, удобно усадил. А скоро будет костёр. Как много костров горело подле него за эту длинную жизнь…. Как много тёплых костров.

Снова прибежали дети. Они ногами откинули снег и сложили туда, в образовавшееся углубление, принесённый хворост. Старший внук принёс на коре угли, подсунул их под хворост и стал раздувать. Потянуло лёгким, щекочущим ноздри дымком. Появился робкий огонь, старик почувствовал его лицом, тёплый, ласковый огонь.

– Пошли, ещё соберём. – Это старший из детей зовёт всех за хворостом. И все послушно и быстро убегают. Через какое-то время они дружно возвращаются и сваливают возле старика небольшую кучу сухих тальниковых веток.

Взрослые уже закончили сборы, уже увязали груз в нартах, уже собаки встали в упряжки и нетерпеливо взлаивают, хотят быстрее показать свою силу, хотят мчаться навстречу ночи. Начиналось великое кочевье, стойбище полностью переселялось. В этот год было решено встречать тёплые дни на берегу озера, но для этого надо много-много дней провести в пути. Сначала по замёрзшей реке, до самых верховий, потом перебраться через горный перевал и спуститься по другой реке далеко-далеко, к самому устью, потом перейти огромную пойму и почти десять дней идти открытой тундрой на самое начало дня, на то место, где солнце начинает улыбаться новому дню. Потом снова надо подниматься в горы. И вот за ними, за этими горами есть большое и красивое озеро. Своей огромной лагуной озеро соединяется с морем, а значит, там всегда много рыбы, много тюленей, много еды. Там хорошо.

Старик просунул руки в рукава и медленно, спокойно ощупал хворост. Он понимает, что дров для костра очень мало. Дети и не могли собрать много, они же дети. И такие дрова…, это просто хворост, он пропыхивает в костре так быстро, оставляет после себя такие мелкие угли, которые быстро остывают и превращаются в холодный пепел. Холодный, никчёмный пепел.

Он снова ощупывает охапку дров, оглаживает её старческой, дряблой ладонью. Старик понимает, что этих дров ему не хватит, чтобы пережить приближающуюся ночь.

Со стороны стойбища доносятся голоса. Кто-то требует трогать, торопит людей, напоминает, что впереди ночь и до её наступления нужно успеть выйти на тропу, чтобы собаки и при свете звёзд не сбились с пути. Нужно успеть. Успеть.

Дёрнулись и заскрипели по морозному снегу первые нарты. – Гой! Гой! Гой-го-го… – закричал погонщик. Старик представил, как погонщик бежит рядом с гружёной нартой и погоняет собак, как покрикивает на них и свистит, помахивает над их головами длинным, тонким шестом, – хореем. Дёрнулась и заскрипела вторая повозка, третья. Собаки взлаивают и напрягают все силы, чтобы начать движение, чтобы взять разбег. – Гой! Гой-го-го… – доносилось уже из-за первого поворота реки. Старик чётко, до мельчайших подробностей представлял, как движется кочевье. Вот первый поворот, потом длинное плёсо реки, которое всегда замерзает ровно, без торосов, по нему собаки наберут хорошую скорость. Задняя упряжка, двигаясь по укатанной тропе, начнёт поджимать передних и начнётся гонка. Потом будет крутой поворот реки влево, там нужно придержать собак, чтобы не опрокинуть нарту на крутом вираже. Дальше снова ровное, длинное плёсо.

Старик подложил в костёр несколько сухих палок. Прислушивался. Прислушивался. Но скрип полозьев по снегу удалился и смолк. Только лёгкий треск обгорающего хвороста, и ни одного лишнего звука, ни одного.