Кристен Соул - Сердца нет!

«Пора взять себя в руки и перестать жалеть!»

– Окей! Так, я писать, – Ларри наклоняется над тетрадью и усердно переписывает непонятные примеры, их решения и откуда-то взявшиеся ответы. Прямо как в жизни: он не может разобраться в том, что происходит, и найти ответы на возникшие вопросы. Пока списывает, Ларри думает о том, что нужно будет как-то попросить Мышку, чтобы тот помог ему понять написанное. Хотя бы разобраться с этим, а с остальным он сам справится.

– Кстати, как там Томас? – звучит неожиданный вопрос, и Ларри, не поднимая головы, отвечает:

– Да вроде всё с ним в порядке. По-прежнему меня сторонится, – пожимает плечами. Он ничего толком не рассказывал всё это время Мышке, потому как сам не уверен в том, что видел и слышал. И вообще, из-за проблемы со сном он иногда не понимает, что происходило реально, а что – лишь плод его воображения. Но вдруг Мышка подскажет ему? – Знаешь…

– Что? – сразу спрашивает Мышка, будто ожидая от Ларри какого-то разговора. Даже оторвался от книги. Но Ларри будто проглотил язык. Подходящие слова в голову не лезут. Сглотнув, отмахивается:

– Нет, ничего, – и, пониже наклонившись к тетради, прячется от пронзительных голубых глаз.

Ларри не раз пытался поговорить с Томасом, но тот вечно увиливает, посылает его и никогда не садится рядом в столовой. На уроках также отсаживается подальше, а как только раздаётся звонок на перемену – Томаса уже и след простыл. Ларри надоело за ним бегать, но тот самый вечер не выходит из головы ни на минуту. Остальные после посвящения ведут себя как обычно, другого отношения к себе Ларри не чувствует. На Томасе ни одного синяка не появлялось – по крайней мере, в д у ше Ларри не замечал. Возможно, метод удара через что-то и даёт такой эффект? Надо будет поискать в библиотеке… Если это так, то, похоже, это делается, чтобы лишний раз не было повода придираться медикам и чтобы эффективно затыкать рот… марионеткам. Ларри тоже марионетка? А кто в их компании не марионетка? Ларри рад, что он скоро поедет домой на свой день рождения. Нужно попробовать пообщаться с сестрой.

– Ты скоро? Сейчас уже свет погаснет, а ты всё ещё не переписал, – напоминает Мышка, вновь перелистывая страницу.

– Ах, да, я сейчас… – опомнившись, Ларри продолжает списывать.

Приехав домой и добравшись до своей комнаты, Ларри снимает с себя мундир и, кинув его в угол комнаты, стягивает резинку с волос. Потрепав их, падает спиной на мягкую уютную кровать. Кажется, что вот то, что происходит сейчас, и есть явь, а пансион, всякие там Курты, Тео и прочие неприятные личности – сон. Ларри и футбол? Да никогда бы не пошёл он туда, если бы ему не пригрозили… Кем? Томасом? Да ведь они уже и не друзья совсем.

Ларри хочется отвлечься от строгой атмосферы пансиона, и он, поднявшись с постели, вытаскивает из чехла гитару и принимается играть. Тихие, царапающие слух звуки кажутся ему прекраснее всего на свете. Он слышит, как играет! Играет ту самую мелодию, которую написал Мэриан. Интересно, как он там? Ларри слишком часто о нём вспоминает, но ничего не может с этим поделать.

– Ларри, – звучит голос матери из-за двери, и он, отложив гитару, поднимается открыть ей.

– Привет, ма… – увидев, что та стоит, покачиваясь на ровном месте, Ларри не верит, что с утра мать уже пьяна, – …ма.

– Сынок, ты такой хорошенький стал, – заплетаясь языком, проговаривает она, лениво улыбнувшись. – О, ты играешь на гитаре? – заглядывает ему за плечо. – Мэриан такой умничка, подарил тебе такую дорогую вещь. Кстати, вот, держи, это тебе от нас с отцом, – она протягивает небольшую коробочку, но Ларри даже не смотрит, что в ней. – Правда, он сейчас с Герольдом в другом городе решает вопрос один… Знаешь, наша Лиз выходит замуж. Ты только представь…

Дальше Ларри уже не слушает. Отца и Герольда нет, мать пьяна в стельку, Лиз вдруг выходит замуж…

– И за кого? – он перебивает мать. Та, вздыхая, пожимает плечами и, неловко опираясь о косяк, отвечает:

– Какой-то там Фредерик Гольский. Из Стоуна. Знаешь, он сын того самого Гольского, что управляет металлургией. У них там множество заводов и…

– Она улетит туда? – снова перебивает Ларри. Какого чёрта сестра собралась в другой город? Что за Гольский и как они вообще познакомились? Неужели отец с Герольдом решили за неё и просто выдают ее по контракту? Хотя чему удивляться… Но Ларри до последнего надеялся, что его родители не такие. Видимо, у Герольда слишком сильное влияние. Границы так до сих пор и не видны.

– Ну да-а-а, – заскулив, мать начинает рыдать, и у неё подкашиваются ноги. Ларри, подхватив её, отводит и усаживает к себе на кровать. – Это так внезапно, я не ожидала. Мою девочку… Куда торопиться? Я не понимаю. Ещё и так далеко…

– Тихо, мама, тихо… – Ларри гладит мать по светлым слипшимся локонам. Видно, что та давно не мыла голову. И вообще, выглядит довольно неухоженно. – Всё будет хорошо, не переживай ты так, – он целует её в мокрые щёки и крепко обнимает. – Всё будет хорошо.

«Всё будет хорошо».

Ларри повторял себе это каждый день, как только он перешёл на старшие курсы. Теперь эта фраза крутится в голове непозволительно часто. Она звучит как установка, будто если он не будет повторять её, то всё резко оборвется, станет нестерпимо плохо.

Ларри внезапно понимает, что он уже битый час сидит перед окном, развалившись в кресле, и пялится на небо. Пасмурное, снежное, низкое. В такую погоду небо всегда кажется очень низким – протяни руку и ты сможешь его погладить, просунуть пальцы в облака и слепить из них огромный снежок. Кинуть бы его в лицо Герольду, в лицо отцу, который потакает ему и слова не может сказать. И тут до Ларри доходит, что он и сам не лучше. Он так же потакает чужим желаниям, прихотям. От осознания, что он ничем не лучше, если даже не хуже других, ему хочется закидать себя этим снежным комом, зарыться в нём, проморозить голову, руки, ноги.

– М-м-м, – мычит Ларри и одёргивает от своего рта руку. Он снова кусает её. Даже не замечает уже, как делает это на автомате. Подскочив с кресла и вытащив из кармана мундира носовой платок, перематывает им рану, фиксируя резинкой для волос.

«У тебя точно не всё в порядке с головой, Ларри», – вздыхает он и утыкается лицом в ладони.

С улицы слышится голос сестры, и он, мельком глянув в окно, выбегает из комнаты. Вокруг как всегда идёт подготовка к празднику: рабочие таскают столы, стулья, различные блюда и выпивку. Гости подтягиваются, гуляя по окрестностям. Ларри быстро спускается вниз по лестнице, хватает с вешалки у входа пальто и, наспех накидывая его, выходит во двор.

– О, братик! С днём рождения, – улыбается Лиз.

«Улыбается, подумать только. Как у этого человека на душе может быть так хорошо, когда мать напивается от горя? Она и так никогда не отличалась стойкостью, а тут дошло дело до истерики. И эти двое тоже хороши, оставили её одну».