Саёшка Тихонов - Действующие лица

Понимаете, я уже каждого отключаю, каждого, каждого, каждого. У меня слов нету – каждому сказать, что надо беречь мужское здоровье. Сказать, что надо идти в семью и рожать детей, все мне показывают, да-да-да, приезжает машина, стоит, выходит мужчина вот в таком виде, я договорилась, вы знаете, неважно, выходит мужчина, открывает заднюю дверь, я тоже не дура, я понимаю, что задняя дверь что-то значит больше, чем передняя, я так сама себе кумекаю, стоит-стоит-стоит, вот в такой одежде, как у вас, в этих коротеньких, я понимаю, к чему идет речь. Через некоторое время он достает ребенка, я думаю – боже мой, слава богу! Ко мне спиной, долго-долго, думаю – слава богу, ну наконец-то они уйдут. То есть они возьмутся за, извините, за голову. Ну хоть это прекратится, понимаете, вот это насилие над мужским организмом – это прекратится.

Конкретно не будем объяснять, вы и сами всё знаете. Машина уезжает, всё хорошо, я ему хлопаю, уехал. На следующий день опять такое же, твою мать. Молодой человек, я не вам, я не вам, я уже просто не выдерживаю. Вот ходите в таком виде, ходили в шлепанцах – да, совсем плохо было, кроссовочки – уже лучше, штанишки опустили пониже – слава богу, хоть штанишки опустили, хоть кто-то, чего-то, продвижение. Но это такие единицы! Я же не могу к каждому подойти. Когда это закончится? Ребята, давайте это как-то заканчивать. Сегодня в полпервого ночи я не спала, я вышла и с ними поговорила. Я сделала ошибку – они все обиделись и закрылись, вот так. И опять всё по новой. Это идет чуть ли не с весны, я не могу с этим бороться. Как мне быть. Вот вы все стали ходить в наушниках. Либо вы меня не слышите… Просто так не может – вся Москва одеть наушники. Я не дура всё-таки, ну не настолько.

Эмоциональная, да, я знаю. Я хотела их одеть, я хотела – но вы представляете, в моем возрасте воткнуть сюда эти? Меня не раздражают, меня беспокоят. То, что я сейчас эмоциональная – это не значит, что я возбужденная. Я эту версию много раз уже получала. Сейчас буквально в некотором ээээ пространстве я тоже получила эту версию. Живите своей жизнью, не обращайте ни на что внимания. Я могу не обращать внимания даже на мотоциклы, я могу не обращать внимания на те пять машин друг за другом, не обращать на внешний вид. Я хочу одно, я не договорила: я хочу понять, когда – я – могу – быть спокойной. Могу понять, что это игра, как она, я вычитала, игра престолов, не знаю, что это такое, но я поняла, что это да. Когда она закончится? Они когда-то опустят не опустят – это их дело, вы оденетесь не оденетесь – ваше, сумочки опустят не опустят – тоже. Допустим, я не буду на это обращать внимания. Где признак, что эта игра закончится, где признак? Вот это главное, что меня волнует.

Один раз, опять в очередной раз я тогда ошиблась, опять всё закрутилось по новой. Вот проехала мимо моего дома – такой праздник был, ой ребят, мало не показалось, честное слово! Я увидела совершенно нестандартное, в рамки разумного человека не влезает. Я увидела – едет две машины, ну машина какая, в смысле с прицепом, платформа, на ней стоит большая такая не конура, а как комната, большая такая – и почему-то две, не поняла, почему две. Одна за другой. Едут. Самое интересное, у одной комнатки с одной стороны стена отсутствует, и там такие стеллажи, стеллажи там, спальные места, то есть жилая комната практически. Когда повернули, я увидела, что у второй машины, такой же точно конурки, открытая другая стена, понимаете? И там точно такие же эти. Это повод – для радости! Истолковала именно это так, что я, ну допустим я, могу выйти из какой-то своей конурки в какой-то большой мир. Там был выход.

Отбиваешь от груди мячик: тебя зовут – Юра! Коля! Миша! Придурок! Леша! Валера! Сабжá! – на слове «сабжа» все вздрагивают. Мячик отбит на автомате. Теперь тебе выберут имя пообиднее.

Московские прятки от обычных отличаются тем, что ты поворачиваешься ко всем спиной, и тебя по ней кто-нибудь бьет. Теперь ты должен угадать, кто это сделал. «Я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я!» – кричат наперебой и тычут в себя большими пальцами. Кто-нибудь, например, помалкивает. Ты давно уже знаешь, что это для отвода глаз: скорее всего, не он. Ты делаешь предположение. Оказалось, как раз таки он: положите вещь, которую хотите спрятать, на видное место.

Теперь тебе нужно бежать вокруг дома – чем быстрее его обежишь, тем меньше времени останется им, чтобы спрятаться. Идешь шагом. Можно схалтурить: подглянуть из-за угла. Но если тебя слишком долго не будет, это вызовет подозрения. За домом грядки, объеденные вишни – аккуратно, не споткнись о водосточную трубу.

Из подвала пахнет сырой каменной пылью. Там сидит дядя Молодя, у него солидол и паяльник, у него водка в граненом стакане, тельняшка и голые девушки на стенах. Дядя давно уже дедушка, такая вот вечная володость. Он называет всех «суткин ты кот», для связки слов использует оборот «забодай тебя комар» и запрещает обносить виноградники.

Ты монах в синих штанах, на лбу шишка и мертвая мышь в кармане гниет, теперь никто никого не найдет, тебя послали по синей дорожке на одной ножке, ибо тебе позарез нужен цвет, которого нет в ассортименте, и ты прыгаешь нелепым циркулем, раздумывая о том, что вокруг юго-север.

Пока девчонки разрывают стебли одуванчиков на волокна и делают что-то вроде шиньонов, опуская их в дождевую воду и наблюдая, как те скручиваются в тугие спирали, ты с помощью увеличительного стекла фокусируешь солнечные лучи на муравейнике. Я, мы – ямы. Без номеров – бездна миров.

Ты сидишь на орешнике, выведенный из игры в выбивалы. Выше земли, я в домике. Христик толкает Нельку – скорее всего, не нарочно – она падает с качелей, и те догоняют ее сзади. Настик, брат Христика, в ужасе бежит за бабушкой. Море волнуется три, рекламная фигура на месте замри. Разбойников в наших краях больше нет, всех извели: казачья станица как-никак. Хозяин голубятни умер, и она опустела, – а ведь раньше он частенько показывал через сетку белого голубя или снесенное им яичко. И говорил, что корочки от болячек очень вкусны, если насобирать много и зажарить в масле.

Как, играя в крокодила, показать жестами загаданный тебе «график»? – надо просто очертить воротник, горделиво выпрямившись, и икнуть. Тили-тили-тесто, скандируют друзья, и оркестр играет Yesterday, поздравьте друг друга, мама торжественно крепится, ты движешься невпопад, и расписываешься неловко, и невесту целуешь как-то вскользь.

Гриб прилип, отлип, стоп.

– Поца, приколитесь, Котя сёдня трубу ебал. Котя, покажи как!

– Пошел ты.

– Ну покажи-и-и, покажи!

– Да вот так и ебал! – Рома вскочил с лавочки, схватился обеими руками за столб и подвигал тазом в его сторону. – Ах, ах, ах.