Эрос Евгеньевич - Конгруэнтность

Вместо послесловия.

–Я запуталась. Ничего не понимаю.

–Чо ты не понимаешь? Мы же не обратное преобразование Лапласа обсуждаем… Всего лишь кросс-функциональный процесс обеспечения всеобщего счастья.

Здесь все как в жизни. Изнуряющая жара, доведшая до безумия многих, и явившаяся причиной проявления немотивированной агрессии у тех немногих, кто не успел окончательно сойти с ума, куда-то пропала. Температура упала, начались затяжной дожди, и появилась возможность не прятать взгляд, а наблюдать жизнь широко открытыми глазами.

Безусловно, не существует немотивированной агрессии. У нее, как и у всего сущего есть исходная точка. Но вот безумие… Все как в жизни. Дальше будет только хуже. В смысле, жара будет длиться все дольше и дольше. Безумие примет массовый характер, и в какой-то момент, когда она исчезнет, и придут дожди, некому будет наблюдать жизнь – именно ту ее часть, которая является общей для всех нас. Именно ту часть, которая и придает некий смысл существованию человека.

***

А если все не так. Если нет эмоционально напряженных диалогов, если в них нет изощренных логических конструкций, нет борьбы за то, что было твоим прошлым? А если все гораздо проще: кто-то касается выключателя и свет гаснет, или наоборот, зажигается. А жара – одна из переменных.

***

Впрочем, нам не положено знать, что происходит там, за горизонтом событий.

***

Впрочем, ни что не происходит незаметно. Каждый наблюдал происходящие изменения и догадывался, что “сия чаша не минует его”.

***

Мелодия входящего вызова. Она несется из точки пространства в которой сейчас находится женщина. Густая сеть морщин относительно недавно легла на её руки и лицо.

Мышиного цвета куртка с черными вставками на рукавах, на которых белым принтом повторяется фраза:“Kiss sexy baby”.

Мелодия выдернула ее откуда-то издалека, и она начала копаться в черной сумке размером с ее голову, где на торцах обильно установлены жёлтые заклепки.

Звякнул металл, скрипнул целлофан, прошелестело еще нечто неведомое. Мелодия иссякли.

– Куда же я его засунула? – вновь звякнул металл, скрипнул целлофан, прошелестело нечто неведомое.

Из сумки высунулся край бутылки с прозрачной жидкостью, на которой надпись голубым: “Святая вода”.

Женщина чуть подалась вперед и смогла засунуть руку в карман.

– Дура, бля…

Телефон шлепнулся в сумку, край бутылки последовал за ним.

Женщина вернулась обратно, куда-то далеко отсюда.

***

Яркий неон. Интенсивное движение работающих. Столкнувшись, они шепотом перекидываются короткими фразами и активно жестикулируют. Отскакивают друг от друга. Исчезают за многочисленными декорациями и снова неожиданно появляются.

Их от меня отделяет какая-то невидимая граница, которую они не смеют пересечь.

– А в чем, на Ваш взгляд, чаще всего проявляются первые признаки безумия?

Громкий голос, четко проговаривающий каждый слог, был полной неожиданностью. Ход мыслей резко прорвался, и детали их конструкций разлетелись в разные стороны. Ничего. Я почувствовал себя голым и начал крутить головой – кто есть свидетель моей неожиданной наготы.

– И каковы же, на Ваш взгляд, эти первые признаки?

Этот академический голос бросил мне то, чем можно прикрыть свою наготу. Не имея под рукой ничего более, пришлось воспользоваться и этим.

– Сложно сказать, все настолько индивидуально. У большинства сложилось мнение о том, что базовым признаком является агрессия.

– Для наших слушателей, хотелось бы уточнить, агрессия по отношения к определенным людям, или объектам?

– Агрессия вообще, к первому, что попадется на пути. Главное, она не проходит. Жара ни куда не девается. Но повторяю – все индивидуально.

Далее началась игра в “Почему”. Которая продолжалась все оставшееся время.

***

Как выжить безумным в безумном мире? Возможно ли это? Вот такие вопросы весь оставшийся вечер будоражили мое сознание.

***

Задняя площадка. Здесь гораздо чаще пусто, чем в любом другом месте. Она идеальна для тяжелого и объемного, избытка гормонов, отсутствия морали и стыда. Здесь можно только стоять.

Все изменения на задней площадке крайне органичны – они нерастянуты во времени, так что видна вся их эволюция, и не сжаты до предела большого взрыва. Вы их просто замечаете и как долгое послевкусие – мысль о том, что эти изменения уже имеют срок давности, но какой именно, не вспомнить. И вы говорите себе – недавно.

Женщина. Грубый голос с неприятными “липкими” нотками. Она нарочито громко выкрикивает мужское имя.

Это вопрос самоутверждения. Вызов дна, брошенный с задней площадки, тем, кто находится выше. Смотреть на нее неприятно – все в грязи.

Призыв услышан. Сначала скрипящий такой же вызывающий голос: “А чо не села?!“.

– Осторожно.

Облако медуз подчиняясь импульсу плавно задвигали многочисленными щупальцами и голубоватый свет по очереди зажигая каждую из них распространился вглубь, окутанного сумраком пространства.

Мужчина и костыли. Последнее – самая добротная вещь. Они даже блестят.

Некоторое время они так же громко, противопоставление уже их часть, несвязно обсуждали, то, чего здесь нет, но с чем сюда приходят. Уловить смысл – бессмысленно. Это просто кусочки мутного стекла, ранее бывшим чем–то осмысленным. Но в этой россыпи тусклости, о которой они громко заявляли, еще остались следы общего. В какой-то момент она даже проявила акт заботы, содержащий в себе чувственный жест, что, пожалуй, и было последним признаком общего и что придало их присутствию некоторый интерес. В ответ он породил мысль, которую немедленно ей озвучил: “Нам нужны рабы, чтобы зарабатывали для нас деньги.“

***

– Выворачивай карманы – непонимающий взгляд отдаляет мгновение, до несбыточного, когда безумное желание овладеть мнимым ключом мимолетного облегчения от гнетущей жары станет фактом бытия. Это несовершенство человеческого, которое мгновенно превращает его в страх полный непонимания.

– Выворачивай карманы! – приходится прикладывать дополнительные усилия, что бы это уродство подчинялось, а откуда их брать? Только из прошлого. Тут же всплывает противное ощущение липкой от пота кожи, шершавого неба и непрерывной головной боли.

– Быстро!

– Да, да… Сейчас – теперь понятно, его ненависти нужна пища, но в моих карманах бесплодная пустота. Чуть, чуть злорадства, кривой улыбкой разрезает лицо.

– Ну… – злорадство как и страх трудно скрыть. Злобное шипение и движение рукой вперед для более наглядной демонстрации блестящего лезвия Сантоку.

– Да, сейчас – карман один за другим вскрывают свою пустую сущность. День был изнуряющим – сил нет, а в моем прошлом только картины насыщенные зеленью – пестующей любопытство.