Станислав Малозёмов - Откуда я иду, или Сны в Красном городе

На рыбалке выходные пролетали как истребители. Нажрёмся с утра водяры – так времени, цык, и не чуем. Под «балдой» тухнет время, прячется, цык. Потом девок стали с собой таскать. Нас-то, орлов, шестеро и поварих-молодух из столовой рудоуправления, падла-жисть, шесть штук на всё согласных. Кто-то из них, шалав, жене моей, Таньке, меня и продал. Она в управлении так и пристроилась, цык, парикмахером. Её вроде как бы ждали там. Нужен парикмахер был, чтобы людям, падла-жисть, легше стало себя соблюдать. Никуда бегать не надо. Вместо обеда в перерыв иди да делай причесон или обкарнайся, падла-жисть, под полубокс. Лафа, цык!

Танька меня с марухой словила, цык, когда я её с работы на мотоцикле домой отвозил. Дома, падла-жисть, допросила крепко. Шваброй по «котелку» тырснула так, что в больничке мне, цык, на бестолковку мою аж три шва наложили. Потом ещё два-три месяца меня грызла, да ещё, видать, тётки столовские её подначивали, падла-жисть. Короче, забрала она летом шестьдесят третьего дочку и слиняла в Зарайск. В старый большой хороший город. В ателье мод устроилась, цык. Там и шьют, там и причёски делают. Ну, столица области! Комфорт, падла-жисть, кругом.

– Ты, Жора, после этого пить не завязал? – спросил иерей.

– Ну да! Хрена в зубы! Наоборот! Кирять с горя так начал, цык, что с работы шустро попёрли. В том же шестьдесят третьем. В ноябре. Рудоуправление! Всесоюзного значения, падла-жисть, контора. Таких козлов – бухариков им позорно у себя содержать, цык! Я с тех пор дурак дураком живу. Разгружу что-нибудь в магазинах за трояк. Нажрусь и сплю, где упаду, цык. Вытрезвителя нет. Валяюсь за городом летом в траве. Тепло, падла-жисть. Никто не трогает. Утром иду трояк зарабатывать. С такими же оборванцами, каким я стал за год, нахрюкиваемся, где попало и шарахаемся, цык, по городку. То подерёмся с бывшими зеками, которые по УДО на вольном поселении в общаге живут, а работают за гроши чернорабочими на карьере. То по бабам, падла-жисть, разбредёмся кто куда. Ну, захочешь бабу отшерстить – так найти маруху как не хрен делать. Желающих одиночек – море. Вот же падла-жисть, цык!

А пятого августа на следующий год, в день рождения свой надрался я как скотина. Сел дома на завалинку, думал чёй-то. Не помню. И как оно потом вышло, не знаю, цык. Короче, слил я из мотоцикла бензин, окропил хату и, падла-жисть поджёг на хрен. В зюзю был кирной, не помню, чего это я её спалить озлобился. Потом плюнул, цык, и ушел дружков искать по пивным. Ну, дом сгорел быстро. День. Никого вокруг. Все на работе. Остался, падла-жисть, фундамент и печка. Как после бомбёжки, цык.

Вот когда я маленько протрезвел. День не пью и думаю: куда теперь? А некуда. На второй день опять нахреначился портвухой под горло, цык. Нашел верёвку, мыло украл в магазине и пошел за город вешаться. Там на въезде штук десять деревьев. Намылил, связал петлю, залез на первую ветку, привязал, падла-жисть, конец и медленно по той же верёвке, цык, сполз с петлёй возле подбородка. Уже почти подох, но, блин, в город как раз заезжал водовоз с птицефермы, которая от города в трёх километрах. Ваня Силовский подогнал, сучара, прямо под дерево и ножом с подножки веревку срезал. Цык, падла-жисть! Отлежал я в больнице неделю. Там меня медсестра, тётка одна, ей за пятьдесят уже, послушала пока капельницу сторожила, мою историю узнала и сказала так, что я вздрогнул и головой просветлел.

– Ты, говорит, Георгий, иди в церковь. Иди прямо к иконе Христа Спасителя.

Выучи молитву «Отче наш», я тебе завтра, цык, молитвослов принесу. И проси Господа помочь всё вернуть, говорит. Себя к нормальной жизни, работу, семью вернуть и помочь обрести жильё проси на коленях. Ходи, молись, проси, пока не посинеешь. Сразу он не откликнется. Он Бог. У него забот – всё, что на земле происходит, цык, и люди все. Но он тебя услышит. И поможет только Господь. Никто больше. Знаю что говорю.

Ну, выписался я и пошел, цык, в церковь вашу. По три раза в день ходил. Месяц, падла-жисть! Встану на колени, помолюсь и всё ему пересказываю. А потом одно слово произношу: «Помоги!» Ухожу и жду. А сам думаю, что дрянь я, и наклепал бед себе выше крыши сам. Сучара! По тупости пьяной и зазнайству. Деньги меня, цык, испоганили и слабая душонка да скотская падла-жисть. Жил как «бичара» последний. Тепло – в степи ночую. Холодно – На чердак школьный лезу и сплю возле трубы печной. Истинно говорю тебе, отец Илья! Оскотинился. А сегодня бес в меня втиснулся. Душу смял в комок и нагадил на неё как в сортире. Остальное ты видел и слышал. Цык. Вот всё. Как на духу. Не слукавил ни одним словом, падла-жисть. Всё. Больше сказать нечего, цык.."

– Значит, говоришь, Господь ничем не помог тебе? – Илия поднялся, подошел к Жоре вплотную. – Ты месяц целый ходил к иконе. Молитву читал. Просил Бога вернуть всё как было до того как ты сорвался с цепи. Ждал помощи. Так вот и скажи мне. Месяц целый ты спиртного капли не проглотил. Ты пить бросил, Георгий! Воля сильная? Нет. Была бы воля, так давно бы и прекратил. Значит, помог кто-то. Кто? Отвечу за тебя: Господь тебе и помог. Он услышал тебя. И это первое, что он сделал, чтобы и дальше помогать вернуться к прежней хорошей жизни. Господь помог! Слышишь ты меня?!

– Ну, выходит, падла-жисть, что так оно, – задумался Жора. – Ведь точно. Как стал ходить к вам и просить Бога о помощи, цык, так на следующий день уже и не пил. Да как-то и не подумал об этом раньше. Выходит, что не случайно всё, цык, вышло. Значит и в остальных бедах не бросит он меня?

– Я подумаю, как помочь беде твоей с Божьей помощью. Убирать беду вместе будем. Господь, я и ты. Он через меня укажет правильную дорогу и растолкует как нам поступать, чтобы скинуть эту тяжкую гору вины с плеч твоих и чем душу излечить, – иерей Илия приобнял Георгия. – Ступай с миром. Жду тебя через день в это же время. Нет такой беды, от которой нельзя избавиться с Божьей помощью. Верь мне. Иди.

Он поднял мокрую тряпку с пола, открыл окно и сбросил на фундамент.

– Подсохнет маленько, потом постираю. Делов-то…

Вечером отец Илия переоделся и уже Виктор Сухарев сходил в буфет, перекусил да лёг на кровать в номере. Стал думать. Лежал в странном забытьи без сна до рассвета почти. А, может, и сон это был. Но без видений, а только с мыслями, которые за ночь оформились в одну. Главную. И часа в четыре утра вскочил он, потому что сам себе не поверил. Ну как же! Невероятно, но ведь придумал, как вернуть доброго, но потерявшегося человека, в жизнь, из которой он по неразумию и заблуждению уже почти ушел насовсем.

– Пожар! Горим! – испуганно, оттого особенно громко, кричали в коридоре гостиницы. Женщина, дежурная по этажу, стучала, похоже, каблуком туфли в дверь номера, где жил Сухарев. Он глянул на часы. Перевалило едва за половину пятого. Он быстро натянул трико, майку, кеды на босу ногу, успел ещё раз повторить мысленно всё, что он придумал для возрождения жизни Жоры Цыбарева за ночь без сна или за сон, в котором кроме мыслей не было ни одного видения, хлебнул воды из крана, плеснул на волос и лицо.