Стася Холод - Солнце в ежевичнике

Хотя новая учительница не отличалась красотой, в общем-то, рук и ног ей доставало, но Кимберли и у неё нашла изъян. Её боковые зубы немного выпирали. Так бывает, если коренные режутся раньше, чем выпали молочные, и суетной поспешностью подводят своих обладателей, а в особенности – обладательниц. Не то чтобы это было сильно заметно, но придавало улыбке мисс Хадсон некий зловещий шарм. Впрочем, улыбалась она редко, и даже тогда её взгляд оставался горьким, как хина.

– Хоть бы приоделась сначала, – неодобрительно произнесла мадемуазель Жувенэ, – а то ходит, как пугало, аж перед ученицами неудобно, а маменьки и хуже того, принимают её за служанку. Она зачем сюда пришла? Чтобы позорить нашу школу?

Действительно, в гимназии Сент-Элизабет коридорные девушки выглядели ухоженней и респектабельней. С платьем мисс Хадсон могли соперничать только её тупоносые башмаки, в адрес которых прозвучало немало колкостей, причём наставницы и ученицы наперегонки изощрялись в остроумии. Когда же кто-то из девочек, набравшись нахальства, передал мисс Хадсон одну из едких шуточек, та не расплакалась, как ожидалось, а спокойно сказала, что любит пешие прогулки, а для них нужна удобная и по возможности крепкая обувь.

Что касается насмешек, то она сама могла дать фору кому угодно. По крайней мере, лень впервые не встретила в гимназии Сент-Элизабет снисходительного отношения, а стоимость присылаемого за ученицей экипажа почему-то совсем не влияла у мисс Хадсон на оценки. Ей нравились живые осмысленные ответы, а не попугайский пересказ прочитанного, и девочки, которым был присущ пытливый ум и любознательность, оценили новую учительницу по заслугам.

Мнения класса разделились: одни обижались на неё за резкость, другие восхищались твёрдостью характера. Многие поддались её мрачноватому обаянию, и всё чаще диссонансом ноющему хору раздавались восторженные возгласы, как остроумна мисс Хадсон, как справедлива, а некоторые даже уверяли, что добра и гиеной только прикидывается. А вот наставниц она изначально настроила против себя, не пожелав делить с ними кров. На втором этаже школы жили девочки-пансионерки, там же располагались комнаты учительниц, и директриса посоветовала мисс Хадсон перебраться туда, но оказалось, что она уже сняла себе отдельную квартиру.

– Ну и зря, – покачала головой миссис Рэкхем, – лишние десять фунтов вам бы не помешали, да и тратиться каждый день на извозчика в вашем положении непростительная роскошь.

Но Гарриет любила ходить пешком. Ей по душе был деловой, кипучий, жизнерадостный настрой пробуждающегося Лондона, к тому же по вечерам она посещала женские курсы, после которых возвращалась затемно и, живя в школе, едва ли избежала бы грязных пересудов. Мисс Хадсон держалась обособленно, не торопилась обзаводиться подругами, никого не приглашала к себе, отлынивала от времяпровождения в учительской. Она экономила на всём, чтобы покупать книги, и, не желая сама тратиться на сыр и бекон, не могла принимать угощения других, кроме того, её тяготили пустые разговоры и перемалывание сплетен.

– Что же получается, – как-то раз возмутилась мисс Шру, – эта девица с неясным происхождением пренебрегает нами? Какое она имеет на то право?

– Возможно, она мнит себя выше нашего общества, – ухмыльнулась мисс Перкинс, – или хуже того – боится сболтнуть лишнего. Ведь что мы о ней знаем? Ровным счётом ничего.

– Ни то и ни другое, – сказала мадемуазель Жувенэ. – Просто гиене нужно своё логово.

Миссис Рэкхем, получившая выгодное место лишь благодаря связям, недолюбливала наставниц грамотней себя, но понимала, что они нужны, что школу делает престижной не только качество мебели в директорской приёмной. Вместе с тем она по опыту знала: пригретые ею недалёкие посредственности покладистей и сговорчивей, у них лучше развита верноподданническая жилка, а потому образованность мисс Хадсон не имела в её глазах высокой цены, и всё же она углядела в этой хрупкой и горькой девице нечто такое, что могло пойти на пользу гимназии Сент-Элизабет.

Заносчивость и дерзость избалованных учениц миссис Рэкхем пережёвывала с хрустом, поскольку на её место они не претендовали и были безопасны, матерей же она предпочитала горделивых и щедрых, готовых оплачивать своим дочерям привилегированное положение в школе. С ними раздражительная, желчная миссис Рэкхем становилась похожа на смазанный мёдом пряник. А от прилежания и любви к учёбе, на её взгляд, не было никакой пользы.

Немудрено, что при таком подходе к воспитанию смышлёные, старательные девочки чувствовали себя в гимназии лишними. Отношение миссис Рэкхем к ученицам всецело определялось достатком и степенью влиятельности их родителей, но порой этот подход поворачивался своей изнанкой: богатые девочки теряли чувство меры, и с ними не становилось сладу. Тут удобна была наставница вроде мисс Хадсон – умная и твёрдая. От неё ученицы впервые услышали принципиальное слово. Может, это и неплохо, по крайней мере, патокой здесь уже и так все сыты. Однако у директрисы возникли некоторые вопросы относительно Гарриет. Кто оплатил сироте блестящее образование? Зачем ей снимать отдельную квартиру, когда можно было бы жить в школе и экономить?

Миссис Рэкхем избегала всего, что не вмещалось в её карманный мирок, расширять границы которого не считала нужным: её вполне устраивала синица в руке. Она попыталась даже, вразрез со своими правилами, снизойти до дружеской беседы с мисс Хадсон, поговорить с ней по душам, однако Гарриет уходила от прямых ответов. Не добившись успеха и списав это на скромность мисс Хадсон и её вполне объяснимый трепет перед собственной значительностью, директриса поручила мисс Шру и мисс Перкинс вызвать её на откровенность, но те пожаловались, что из неё слова не вытянешь. Она невероятно замкнута, никогда не задерживается в учительской дольше пяти минут и наотрез отказывается пить с ними чай.

Удивительно, как мисс Хадсон удалось в таком платье поставить себя, но у неё быстро появились юные почитательницы. В затхлую атмосферу гимназии она привнесла глоток свежего воздуха. Другие наставницы либо считали необходимость работать здесь главной неудачей своей жизни, либо так рьяно цеплялись за место, что от их подхалимства всех тошнило, а мисс Хадсон неожиданно завоевала авторитет и стала пользоваться искренним уважением. Если бы она заискивала перед девочками, стараясь понравиться, им бы не было с ней так интересно. Мисс Хадсон же ни перед кем не лебезила, но была деятельна, неутомима, и, казалось, не существовало области, в которой она не разбиралась бы. Даже обыкновенная разминка у неё проходила с выдумкой: класс не просто махал руками, а перевоплощался в журавлей. На перемене она могла затеять весёлую подвижную игру, причём сама принимала в ней участие и была чрезвычайно легка на ногу.