Казимир Туровский - Миллениум

Дежурный в пагонах, сконфуженный неожиданным столпотворением, не раздумывая, набрал номер специального отряда. И не успел дежурный выслушать рассказ «про паспорт», как люди в масках и оружием наперевес ворвались в помещение, всех поставили лицом к стенке, руки настойчиво попросили поместить за голову, ноги – на ширину плеч, и без заслушивания сторон, начали тривиальный обыск.

Когда содержимое злосчастной сумочки было высыпано на стол, к всеобщему удивлению, кроме селедки, завернутой в газету – не было найдено, ровным счетом, ни-че-го.

Подумав, постановили привлечь сержанта-женщину – для более «глубокого» и пристрастного осмотра; но к вышеупомянутой селедке присовокупить было нечего.

Сыскные мероприятия закончились – «злодейка» оказалась чиста и непорочна: паспорта при ней, конечно, не было.

ОНА вышла из участка на улицу. Утомительный день подходил к концу; так хорошо начавшись, обещая живописную горную дорогу и встречу с морем, день заканчивался не просто в минорных тонах – заканчивался ужасно, катастрофически, чудовищно. В душе царила совершенная пустота… и не только в душе: в карманах эта пустота была очевидной и горькой.

Тяжело вздохнув, ОНА решила вернуться на вокзал и любыми правдами и неправдами добраться до гостиницы на побережье, где был забронирован ее номер.

Чем примечательно смутное время, так это тем, что старые непреложные правила канули в небытие, тогда как новые – либо еще не написаны, либо написаны недавно, не успев дойти до широких масс. Но еще более отличительной стороной является совершенное запустение положенного надзора за соблюдением порядка, или же его производят те, кто кровно заинтересован в его отсутствии, – вот тогда в сердцах наступает полный хаос.

Недолго думая, ОНА вскочила в первый попавшийся автобус в надежде проехать по старому билету хоть какое-то расстояние, пока не высадят кондукторы, а если повезет – то и до конечной станции.

На ее счастье, количество билетов, проданных на рейс, может быть и соответствовало количеству посадочных мест, но уж точно расходилось с количеством вояжеров. Безбилетные путешественники толпились в проходе, прижимаясь друг к другу, испытывали всяческие неудобства, вздыхали, иногда постанывали, но зато ехали к своей заветной цели и при этом еще приносили ощутимый довесок не столь высокому жалованию водителя.

Проезжая мимо поста автомобильной инспекции, водитель просил безбилетных пригнуться или сесть на корточки, и данная комедия, по большому счету, устраивала несчастных людей, не имеющих средств ехать комфортно; не говоря уже о том, как положение устраивало водителя. Те же редкие штрафы, которые приходилось платить, когда пассажиры не очень активно включались в игру, были приемлемыми и покрывали с лихвой незаконный провоз. Кондукторы же, периодически появлявшиеся в пути, если и собирали свою дань с водителя, то и это случалось редко.

Наперекор формальностям и официальным инструкциям, тарифам и расценкам – прагматичные граждане, понимая всю бестолковость навязанных обстоятельств, не откладывая решения проблем в долгий ящик, очень быстро установили свои правила и жили, будто не в государстве самом, то есть внутри него, а двигались как бы параллельно, на некотором отдалении. И если даже такой порядок вещей не устраивал отдельных законопослушных подданных – в нормальном демократическом обществе правила обычно устанавливают те, кто имеет деньги их устанавливать.

Переминаясь с ноги на ногу, ОНА стояла в промежутке между рядами кресел, спрятавшись за чужими спинами. Автобус держал курс на юг. За окном мелькали маленькие красивые деревни. Стройные тополя, будто торжественный эскорт гвардейцев, провожали проезжавших, выстроившись в ряд у дороги. Справа и слева на горизонте показались очертания гор, и виноградники на склонах напоминали о южных широтах и близком море.

Нельзя сказать, что перипетии сегодняшнего дня оставили ее в покое, и мрачные мысли улетучились совершенно. Нет, они продолжали кружиться, но уже не как разъяренный ночным вторжением рой диких пчел, от которого бежишь без оглядки до ближайшего сарая, а как детская карусель с неприятностями вместо лошадей и бегемотов, монотонно плывущих по кругу и не желающих останавливаться. Лишь изредка ОНА забывалась и вслух поминала черта, делая затем непринужденный вид, будто соседям, стоящим рядом, все послышалось. ОНА думала не только об утраченном паспорте и сбережениях, да о невеселом начале путешествия, но и, вероятно, безрадостном его продолжении, опять же по причине пустых карманов. Еще ее мучала эта некрасивая история с дамой в белой шляпе. «Как я могла так ошибиться! Приволокла приличную женщину в участок и прилюдно обвинила в воровстве! Нехорошо получилась! Очень некрасиво!» – думала ОНА, и эти, пусть и мелкие, угрызения совести будут мучить ее до конца дней… Хотя, по правде говоря, ОНА не ошиблась.

Дама из декораций дореволюционного фильма действительно выполнила свою привычную работу. Монета с заточенным, как лезвие бритвы, краем, которой похитительница профессионально разрезала сумку, была сразу выброшена, а паспорт с деньгами тотчас переданы подельникам; пошлина полицейскому, не раз встречавшему ее при тех же странных для обывателей инцидентах, была доставлена уже вечером и разделена в участке, естественно, не забывая о доле, положенной начальнику. Паспорт же в настоящее время лежал в кармане одного из трех мужчин крепкого телосложения, облаченных в черные кожаные куртки. Все трое ехали не торопясь за автобусом на дорогой машине, и судьба ее уже принадлежала им; и была ее участь, мягко говоря, не очень завидной.

В кармане другого, – бывшего ветеринара, – лежали ампулы со снотворным. Лихие люди ждали только сообщение по новомодному устройству – пейджеру, – чем-то напоминающему пажа, что носит секретные письма. И через это устройство бандиты держали связь с успешными дельцами нового склада, у которых человеческие органы торговались так же бойко, как эти самые аппараты, с той лишь разницей, что покупка последних не требовала определенной группы крови. Если та не совпадала с потребной, что могло с первого взгляда показаться как счастливый случай, – «счастливым» данное обстоятельство можно было назвать с большим трудом, потому что жертва, как правило, попадала в притон.

Настала эпоха прохиндеев!

Настала замечательная пора для всякого рода проходимцев, тунеядцев и прочего сброда. Это был их черед, и это была их страна! Мошенники всех сословий, бандиты и головорезы, продажные чиновники и вся остальная мелкая шушера – нашли для себя «землю обетованную» и жили в полном благоденствии и процветании. Эти трое в машине, будь возможность перенести их лет на двадцать в прошлое, и учитывая их энергичный и решительный характер, несомненно были бы передовиками производства, или умелыми хирургами, или знатными сталеварами… Но смута открыла более легкие пути к достатку, социальному уважению и претворению в жизнь своих природных задатков. А если эти новые сферы деятельности несколько расходились с моралью, так мораль, очень часто, это то, что диктует толпа; а толпу, как оказалось, так же просто обвести вокруг пальца, как отдельно взятого индивидуума, каким бы нравственным и просвещенным индивидуум не был.