Алекс Тарн - Девушка из JFK

Как правило, погрязшие в беде люди рады открыть душу любому случайному чурбану – но лишь при двух непременных условиях. Во-первых, они должны быть более-менее уверены, что чурбан тут же не покатится на площадь трубить на весь мир об услышанных секретах. Во-вторых, необходимо, чтобы их встреча выглядела одноразовой: встретились, выговорились и разбежались в разные стороны, раз и навсегда – как тот греческий царь, который поведал свою тайну специально вырытой ямке. Устроил себе ямку, рассказал ей все, что просилось наружу, забросал землей, хорошенько утоптал, придавил для верности камнем и ушел с твердым намерением никогда больше не возвращаться в это место.

И точно так же, как царь копал и закапывал не во дворе своего дома, а на дальнем берегу дальнего берега дальней реки, и мои собеседники остро нуждались именно в проезжем, чужом, туго соображающем, не слишком понимающем их речь слушателе, который уже назавтра, выкинув из головы случайный разговор, исчезнет из поля зрения, улетит в свои дальние дали.

– Ты идеально подходишь для этой роли, – говорил Мики. – Молодая красивая чужестранка, глуповатая на вид и готовая, особо не вникая, выслушать любую исповедь. Никто не видит в тебе угрозу даже самые упертые параноики. В крайнем случае твои собеседники всегда могут утверждать, что ты неправильно поняла их из-за незнания языка…

– Глуповатая на вид? Ну спасибо…

Он смеялся:

– Чем глупее ты будешь хлопать глазами, тем лучше. Умники опасны, перед ними не раскрывают душу. Зато с дурачками можно ни о чем не беспокоиться. И еще: подпускай побольше страдания. Они ведь там молятся на страдальцев и мучеников. У них и Бог такой – страдающий. Красивый, страдающий и прощающий. Типа, страдание все искупает. Очень удобно: тот, кто страдал, может потом получить прощение за любые пакости. Вот и ты изображай страдалицу…

– Мне для этого притворяться не надо.

– Тем более! – восклицал Мики. – Тем более! Пусть видят в тебе своего Джизуса. Не позволяй им догадываться, что перед ними совсем другой Бог…

– Другой – это беспощадный?

– Другой – это с весами и со скребком. С весами, чтобы хорошенько все взвесить, и со скребком, чтобы счистить со своего благого мира приставшие к нему нечистоты. Грязь не подлежит прощению, Бетти. Грязь подлежит уборке.

Нужно сказать, что в результате произведенного нами «взвешивания» грязью обычно оказывались заказчики, а не заказанные. В таких случаях мы красиво упаковывали улики и анонимно пересылали их в полицию. Там, как правило, наши клиенты раскалывались на первом же допросе и получали по заслугам. Но время от времени приходилось заниматься уборкой мусора и нам самим. Я не испытывала по этому поводу никаких угрызений совести – напротив, всегда приятно сознавать, что мир стал чище благодаря твоей работе.

Мой Бог родился в квартале Джей-Эф-Кей, где не приживались ни жалость, ни прощение. Он точно знал цену любому страданию и умел отличать глупость от злого умысла. А еще Он знал, что боль никогда не бывает красивой или полезной. Боль отвратительна и нестерпима, а страдание не учит добру и уж тем более не очищает душу, но лишь умножает грязь. Бог из квартала Джесси Каган видывал виды, привык платить по счетам и ничем не напоминал крестного страдальца Джизуса, оптом и в розницу отпускающего грехи вонючим фалафельщикам.

Первое самостоятельное задание для Бога из Джей-ЭфКей выглядело совершенно очевидным. Наверно, именно поэтому Мики согласился доверить его мне от начала до конца – за исключением самого последнего этапа. Это исключение немало взбесило меня – настолько, что мы чуть не поссорились. Я хотела своими руками пристрелить козла, который безнаказанно издевался над несчастной женщиной – точь-в-точь как покойный Мени Царфати надо мной.

– Не сейчас, девочка, – отрицательно качал головой Мики. – Ты еще не готова. Да и зачем тебе это? Дело Бога – вынести приговор, остальное уже мелочи. И в этих мелочах я намного опытней…

Я запальчиво возражала:

– Если уж говорить про опыт, то я убила своего первого мерзавца в тринадцать лет! Дай мне отработать это дело целиком, полностью.

После долгих споров он согласился на временный компромисс:

– Ладно, Бетти. Перенесем обсуждение этого вопроса на потом. Еще неизвестно, придется ли его наказывать, этого козла. Больно ты кровожадна, милая…

– Где родилась, там и научилась, – хмыкнула я. – А насчет козла не сомневайся. Судя по материалу, он вылитый Мени Царфати. Должна же я когда-то почувствовать, что отплатила своему бывшему за все хорошее? Почувствовать хоть так, если уж кое-кто отнял у меня возможность поквитаться с самим Мени…

Собранные мною материалы действительно не оставляли повода для сомнений. Подонок избивал и насиловал жену на глазах их единственной дочери и при полном попустительстве местной полиции, где сам же и служил. Неудивительно, что доведенная до отчаяния женщина поделилась своим несчастьем с виртуальными подругами на форуме LFH. Там-то я и выудила ее по всем правилам Микиной рыбалки. Бедняжку звали Лотта Вотерс, а жила она в пригороде Сиэтла – если, конечно, этот непрекращающийся кошмар можно было назвать жизнью.

Мое расследование облегчалось тем, что одна из жалоб Лотты дошла-таки до суда и таким образом попала в газеты. Конечно, я не ограничилась статейками репортеров и докопалась до протоколов судейских заседаний с показаниями дюжины свидетельниц и соседей. Картина вырисовывалась поистине устрашающая, хотя все улики против мерзавца были из категории косвенных. Поэтому судья ограничился лишь выговором в адрес местного шерифа, который продолжал покрывать Вотерса, и запретом для последнего приближаться к Лотте, ее дому и рабочему офису.

К ужасу бедняжки, это не только не помогло, но и еще больше усугубило ее отчаянное положение. Теперь она жила в постоянном страхе. Бывший муж мог напасть в любом месте и в любое время дня и ночи. Опытный коп, он умел вскрывать замки, уничтожать улики и не оставлять следов. В результате Лотта чувствовала себя абсолютно беззащитной. Она наверняка давно покончила бы с собой, если бы не мысли о дочери. Физическое устранение мерзавца и впрямь казалось единственно возможным выходом из тупика.

В принципе, этого было более чем достаточно для однозначного приговора, но Божественные правила Мики Шварца требовали еще и обязательного личного знакомства с обеими сторонами. Обычно мы всюду ездили втроем или вдвоем, поручая малыша надежной няне или моей тете Мали, но в тот раз я настояла, чтобы Мики остался дома. Мне хотелось полной самостоятельности, без намека на чью-либо опеку. Бога не опекают, особенно Бога из Джей-Эф-Кей.