Валерий Пушной - Надломленный мозг

– Беги, беги!

Подхватившись с дивана, прижимая к груди младенца, она кинулась к дверям. Ударив Коршуна по голове, ее муж прыгнул на Сихонова. Тот выхватил пистолет, но не успел воспользоваться. Муж Инги поймал его руку и вывернул. Тимур ожесточенно рванулся, но лишь больше причинил себе боль. Пальцы разжались, пистолет выпал. С остервенением смяв Сихонова, муж Инги не оглядываясь, запнувшись о Коршуна, ринулся к входной двери. Там копошилась его жена, трясущимися руками пытаясь открыть замок. Он повернул ключ в замке, распахнул дверь, вытолкнул ее вперед:

– Беги! – крикнул ей в затылок.

Она без оглядки пустилась вниз по лестнице, муж несся следом, прикрывая собой. В комнате с громкой бранью поднялся на ноги Сихонов, подхватил с пола пистолет, зло глянул на Коршуна и решительно кинулся вдогонку. Выскочил из квартиры, когда муж Инги находился на межэтажной площадке. Его спина в зеленой рубахе в полутьме подъезда расплывалась перед глазами Тимура. Он выстрелил не целясь. От удара в спину ноги парня стали подкашиваться. Провожая взглядом жену, которую не видел Тимур, он выдохнул:

– Беги! Не останавливайся! – Схватился за поручни лестницы, но не удержался на ногах, рухнул.

Не оборачиваясь, Инга летела сломя голову по ступеням, как сумасшедшая, к дверям подъезда, не видя, но чувствуя, что пуля поразила мужа. От двери Тимур заметил, что попал в беглеца, услышал, как упало его тело, и тут же вернулся в квартиру. Презрительно смерил с ног до головы раскосым взглядом стонущего Коршуна, поднявшегося с пола, приказал:

– Не выжимай слезу! Топай, прибери на лестнице! Бабу догони. Да не зашиби смотри – она мне еще нужна будет!

Боком Коршун выскользнул за дверь.

После падения с моста в воду Квазимодо остался жив. Он вынырнул, не веря, что так удачно все получилось, притом что одна рука совсем неуправляема. Видимо, злое желание жить вытолкнуло его наверх. Пыхтя, глотая воздух и выплевывая воду, стал загребать здоровой рукой. Он и при двух руках пловцом был не ахти каким, а тут вдруг откуда что взялось – смог одной рукой удерживать тело на плаву. Иногда вода захлестывала с головой и чудилось, что все, ему крышка. В глазах начинали двоиться и троиться черные круги. Но он, сцепив кривые зубы, ногами толкал тело из воды и продолжал загребать рукой, которую почти не чувствовал. На мосту продолжалась перестрелка, до Квазимодо в те минуты не было никому дела. Выбиваясь из сил, он подгреб к берегу, с трудом выполз из воды, давясь рвотой. Потом дополз до первых кустов, забрался внутрь, лег, отдыхая и смотря на солнце в небе. Чуть отдышавшись, закусив губы, пополз дальше на берег. Нужно было скорее смываться отсюда, пока не появилась полиция. Добрался до первых деревьев, огляделся. Стрельба на мосту прекратилась. Квазимодо поднялся на ноги и торопливо, хромая, побежал вон. Вдоль реки располагались старые частные, с завалинками, заборами и огородами дома, выстроенные, наверно, еще во времена Ильи Муромца. Выбрав взглядом ближайший дом, Квазимодо вошел в ограду. Во дворе – никого. Он машинально здоровой рукой провел по карманам, нащупал нож, вытащил, ступил на невысокое крыльцо без перил. Миновал небольшие сени с обувью при входе и одеждой на вешалках, и распахнул скрипучую дверь в дом. Внутри его встретили удивленно-настороженные взгляды двух женщин и девочки лет десяти. Квазимодо, закрыв за собой, придавил дверь спиной. Глазам открылась небольшая тесная горница с окном, столом, стульями, тумбочкой, зеркалом и печкой. Дощатый крашеный пол устлан цветным половиком. Квазимодо был страшен: исковерканное природой лицо, бешеные глаза, мокрая лохматая голова, мокрая одежда, кровь, стекающая на пол вместе с каплями воды, нож в руке. Женщины и ребенок напуганы. Ноги Квазимодо подкосились. Прижавшись спиной к дверному косяку, он сел у порога, подал голос:

– Не шебаршиться! Убью! Тихо!

Испуганно отступив к столу, женщины и девочка сели на стулья и притихли. Квазимодо подышал, прохрипел:

– Перевязать плечо!

Боязливо переглянувшись, женщины пошевелились. И одна из них – та, что старше, плотная, с большой грудью, гладкими короткими волосами, которые никогда не знали особенных причесок, в цветном фартуке поверх домашнего неяркого халата, – поднялась с места. Настороженно подошла к неожиданному и нежелательному гостю, притронулась к его мокрой рубахе. Он поторопил:

– Ну! Давай!

– Надо рубаху снять, – испуганно отозвалась она. Квазимодо откинул голову к двери, выдохнул:

– Рви, не жалей!

Подхватившись с места, женщина, которая моложе – худая, в просторном домашнем платье, с волосами, собранными на голове в пучок, с лицом молодым, но каким-то рано потускневшим, с морщинками у глаз и губ, – сунулась в тумбочку, достала ножницы и протянула старшей:

– Вот. Возьми.

Взяв ножницы, та стала аккуратно резать рукав, но Квазимодо прикрикнул:

– Стриги, баба, быстрее! Не тяни резину!

Заспешив, женщина быстро срезала рукав и располосовала половину рубахи. Вторая вытащила пузырек с йодом, кинулась помогать, стала легонько смазывать рану. Квазимодо заскрипел зубами и пробурчал:

– Лей больше!

Вздрогнув, молодая женщина брызнула прямо из пузырька. Квазимодо вытаращил глаза и выругался. Женщина отступила к девочке, прижала к себе, как бы закрывая ее уши, чтобы не слышала мата. Квазимодо хмыкнул:

– Пусть слушает! В жизни пригодится!

Потом женщины откуда-то из-за печки вытащили тряпки и, как смогли, перевязали рану. Квазимодо после этого некоторое время сидел и молчал, прикрыв глаза. Когда открыл, молодая женщина проговорила:

– Мы все сделали. Можете идти. – И тут же пожалела, что произнесла эти слова, потому что Квазимодо глянул на нее таким бешеным взглядом, что у нее все внутри оборвалось, она готова была взять их обратно. Однако вылетевшее слово уже не поймаешь.

Ответ огорошил ее. И не только ее, но и ту, что старше. Они содрогнулись, плюхнулись на стулья и обомлели, когда Квазимодо выдал:

– Я останусь здесь! – И воткнул нож в пол. – Не двигаться! Убью! Сам решу, когда уйти! А сейчас закройте все двери на засовы и зашторьте занавески! И чтобы – ни звука! Никто не должен знать, что я здесь!

– Да кто ж узнает? – успокоила та, что старше. – У нас никого не бывает. И кто из-за забора увидит, что в доме делается? – Между тем вскочила, задвинула занавески на окне и, проскользнув мимо Квазимодо в сени, закрыла на засовы двери. Вернулась на свое место.

Потянулись минуты, потом часы, в течение которых женщины ждали. Слабея, Квазимодо то терял сознание, то, приходя в рассудок, собирал себя в кулак, угрожал женщинам. И часто просил пить. Ему давали воду. Он хрипел, дышал сбивчиво. В это время оперативники обследовали мост и берег – искали тело Квазимодо. Вызвали водолазов, но ничего не обнаружили. Прошли по близлежащим домам. Дважды заходили во двор, стучали в двери и окна дома, где прятался Квазимодо, но тот, сжимая нож, показывал его женщинам, чтобы те молчали. И они молчали. Вечером Квазимодо запретил включать в доме свет, попросил лист бумаги с карандашом, в полутьме царапнул несколько слов и прохрипел молодой женщине: