Анатолий Рясов - Предчувствие

Только теперь он обратит внимание на лежащую у края стола, меж округлых винных следов, вероятно забытую кем-то газету объявлений. Зачем-то листая помятые страницы, наш герой снова задумается о том, насколько странен, насколько недооценен этот лаконичный жанр, который невозможно спутать ни с одним другим. Идиотские полуафоризмы, столь похожие и столь разные, станут развертываться в причудливые циклы. Суровые, информативные, раскрывающие самые причудливые потребности: «Куплю культиватор с прицепом», «Продам стальные вешалки повышенной прочности, 15 шт. Цвета – розовый (10 шт.) и хаки (5 шт.)», «Куплю чехол для саперной лопатки и компенсатор плавучести». Более человечные, с налетом сентиментальности, словно написанные несовершеннолетними: «Живые, настоящие рыбки. Красивые, пестрые, разноцветные (гуппи, меченосцы, неоны). Отдам в хорошие руки (меченосцы – в отдельном круглом аквариуме)». Не лишенные дидактики: «Продам недорого детские раскраски (почти новые, торг). Присматривайтесь к своему ребенку, развивайте в нем творческое начало, занимайтесь вместе с ним и радуйтесь новым успехам!», «Продам двухлетний архив журнала „Комфорт“ и книгу „Домашнее консервирование“. Не звонить после 22 часов». Заоблачно гротескные, сопровождаемые фотографиями: «Вот какая красавица Плюша! Отдадим добрым хозяевам! Вы только посмотрите на эти пухленькие щечки, только взгляните на нежнейшую бархатистую шерстку! А характер? – спросите вы. Абсолютно добродушная, очень ласковая и нежная девочка, к лоточку и когтеточке приучена! Ваша мечта – стать хозяевами такого чуда? Тогда не теряйте времени, звоните и приезжайте на смотрины!»

Должно будет пройти какое-то время, прежде чем глаза Петра заскучнеют и он наконец почувствует, что на данном этапе прочитанного вполне достаточно для погружения в загадочный жанр. К этому моменту гогочущая за соседним столиком шпана опустошит вторую бутылку крепкого напитка, разговоры об автомобильных шинах и футболе будут все чаще сбиваться на выражения столь непристойные, что вряд ли их стерпит бумага (и столь же скабрезные жесты). А сидящий с краю молодой человек в спортивном костюме и кепке с надписью «Динамо» [4] Про такого персонажа уместно сказать: не думающий о завтрашнем дне, умеющий беззаботно наслаждаться сиюминутностью. , отвлекшись от любопытного рассказа приятеля, воспевающего величину бюста своей возлюбленной, начнет посматривать на Петра с какой-то чрезмерно рьяной, не слишком обнадеживающей улыбкой. Как только они соберутся покинуть ресторан, спортсмен, не прекращая выковыривать ногтем мизинца (запомнится колечко из сушки, нанизанное на палец) застрявшие в зубах волоконца мяса, внезапно обратится к Петру с несколько провокативным вопросом: «Где здесь выход – направо или налево?» Наш герой, не слишком расположенный к общению, укажет в нужную сторону; гопник шмыгнет носом, кивнет и, поддерживаемый товарищами, будет направлен к выходу под аккомпанемент их звучного смеха (nuance forte). Отражения пошатывающихся тел на несколько мгновений задержатся в одном из стекол. Так Петру посчастливится избежать неприятностей, связанных с рукоприкладством (нетрудно догадаться, что, несмотря на существенную разницу в равновесии, исходы подобных схваток не всегда готовы складываться в его пользу; неловко признавать это, но наш герой немного струхнет).

Внезапно он впервые за все путешествие вспомнит о телефоне, этом средстве письма, отнюдь не речи, и, быстро осознав, что связи недостаточно для проверки почты и сообщений, начнет бессмысленно перелистывать старые послания, подумает, что уже завтра впервые увидится с той, кому адресованы все эти письма. С каждой мыслью о ней незнакомка будет представляться все более обворожительной. Но пока придется довольствоваться перечитыванием. Почти не сговариваясь, они изберут карикатурно-выспренний стиль, который станет чем-то вроде понятного только им двоим кода.

– Моя несравненная берегиня, правда ли, что в ваших краях люди вот-вот разучатся ходить, что они почти готовы летать, как птицы? Или это пустые толки?

– Отчего же? Именно так и будет!

– Но что же тогда станется с электрическими трамваями, постукиваниями тросточек по мостовой, шуршащими велосипедными променадами – всеми этими приметами большого города? Да и в полете ведь совершенно неудобно приподнимать в приветственном жесте шляпу – она того и гляди выпрыгнет из руки.

– Ах, сударь, перестаньте же рассуждать как ретроград. Ко всему этому быстро привыкнут, как когда-то к скрипу бричек или якобы непрактичным лорнетам.

– И все же я не готов к столь решительным новшествам, особенно по причине нежелания отказываться от конных прогулок, ведь, насколько я способен понять, в воздухе они окажутся невозможны. Пусть и взлететь, но превратиться в пешего – нет, к этому я пока не готов. Но соглашусь, все это не так важно в сравнении с тем, что уже через несколько дней я разгляжу мягкую улыбку под вашей вуалью.

– Я приду на первое свидание в маскарадной маске.

– Готов повиноваться, но только если это будет маска-лорнет!

– Подумаю.

– Лучше вслушайтесь в ветер. Ведь он у вас тот же, что и здесь?

– Он станет таким же только через день.

– Так вслушайтесь завтра, послезавтра.

– Непременно!

– Ах, вам наверняка помешает клацанье шпор.

– Странно, как речь способна отражать улыбку? Я едва ли смогу удержаться от того, чтобы прикоснуться губами к буквам.

– Вы будете измерять температуру письма?!

– Почему бы и нет? Но скажите, можно ли передавать мысли немотствованием?

– Конечно, и не только мысли, но и темноту, бледность, дыхание и еще уйму всего.

Как знать, возможно, позже мы прочтем еще несколько писем. Но сейчас пора вернуться в вагон-ресторан. Дело в том, что, на миг подняв голову, Петр обнаружит подсевшего за его столик гостя. Грузный мужик лет пятидесяти – без маски-лорнета, но с кустистыми бровями и широкими подглазными мешками, наотрез отказавшись от просьбы официантки просмотреть меню, без ненужных предисловий затянет (не)предсказуемый монолог (вероятно, приняв случайно поднятые глаза соседа по столу за приглашение на сцену). Почти без остановок, словно невыключенное радио. Прерываясь лишь на мгновения затяжек (вы легко сможете представить размятую толстыми пальцами папироску, прячущуюся в усах). Любитель покалякать, не иначе.

– Да, теперь все с телефонами. Вот и мой Петруха тоже. Хлебом не корми, а дай в экранчик поглазеть. А это ведь так просто не пройдет. Нет, я запрещать не стану, это не про меня, да и поздновато уже. Но вот что любопытно: он с каждой минутой столько новостей получить намерен, что не очень-то ясно, как они в голове-то его прямоугольной уместятся. Вот не дурак ли? Башка, она ж как шкаф: ну три тулупа туда впихнуть можно, ну десять, ну шубу еще, но всю-то меховую фабрику не вкрячишь же. Да и зачем? А заглянешь в этот экранчик, так там все туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда! Туда-сюда! Успевай моргать только. Черт его поймет, Петруху.