Ольга Клауд - Это случилось 17 февраля

– Вот дурында! Самая настоящая дурында!

Семён смотрел, прищурившись, на блондинистую девицу с кристально-чистыми голубыми глазами. Пожалуй, он никогда не видел такого цвета. Даже с небом невозможно сравнить. Глаза у девчонки похожи на полевые незабудки, которые распускаются в конце мая, но радуют красотой совсем не долго, в июле их уже не встретишь. Так и глаза у Жени затянулись пеленой, поменяли цвет, превратившись в серо-голубые, и слёзы в любую минуту были готовы вырваться наружу, намочить щёчки с детской припухлостью и синюю ситцевую блузку, облегающую сбитую фигурку своей хозяйки. Сеня вдруг подумал, если девчонка разрыдается, единственным плюсом будет то, что тушь не потечёт, как обычно случается у его сверстниц. Косметики на лице девушки не было совсем, даже светлые волоски бровей и ресниц ни капли не подкрашены. Все девчонки, с которыми Семён знакомился на улице, щедро пользовались тушью, обязательно тенями бирюзовых и синих оттенков и, конечно, коралловой помадой. Женя – одна из немногих девушек на его пути, пренебрегающая всякими женскими штучками. Почему-то Сене стало жалко эту неудачницу-комсомолку, хотя все её проблемы несравнимы с его бедами, но он захотел поддержать Женю так же, как она поддержала его там, на станции метро «Авиамоторная».

– Ты с ума сошла?! Ну умрёшь ты и чего добьёшься этим?! Только того, что быстрее бабушку, а заодно и мать в могилу загонишь! Думаешь, тебя подружка-стукачка пожалеет или Серёженька ненаглядный?! Да они забудут о тебе на следующий день! И декан не вспомнит завтра уже, и препод, который собрание проводил. А вспомнят о тебе только мать и бабка. Хоть понимаешь, как тебе повезло?! У тебя семья есть! Хорошая семья. Пусть без отца, но всё равно хорошая. Мать работает, деньги зарабатывает, чтобы тебя прокормить, на ноги поставить. Бабушка пылинки, небось, сдувает, кормит, поит, убирается. Ты работала хоть раз в жизни? Знаешь, как деньги достаются?! Да не черта ты не знаешь!

– Я летом работала! – заикаясь, пролепетала Женя. – Мороженое продавала.

– Мороженое она продавала! – засмеялся на всю столовую Семён, не обращая внимания на повернувшиеся в его сторону головы студентов, осуждающих поведение рыжего невоспитанного чужака. – Много заработала? Рубль или два? Не смеши меня! Хочешь, расскажу про жизнь, от которой действительно вздёрнуться хочется или из окна выпрыгнуть? Не хотел рассказывать, но как такую бестолковку образумить.

Сеня опустил глаза и замолчал на время, видимо, готовясь к неприятному разговору, потом выдохнул и начал.

– Мы жили в коммуналке в центре Москвы, в пятнадцатиметровой комнате вчетвером. Мне было тринадцать, а Юрке – десять, когда батя спьяну мать убил. Он тогда стал часто прикладываться к бутылке, говорил, что мать ревнует. Постоянно её обзывал разными грязными словечками. Не буду при тебе их произносить, а то уши в трубочку свернутся или в обморок грохнешься. Ты барышня нежная! – И видя, что Женя не стала перебивать и спорить, продолжил: – В тот вечер батя был пьянее обычного. Он пришёл с работы подшофе и хотел было продолжить дома. С собой принёс чекушку «Русской». Мать пыталась отнять, но куда ей с батей тягаться! Он распил в одно лицо чекан, а потом начал мать поносить на чём свет стоит. Мол, её с соседом кто-то видел. Говорят, что она изменяет ему направо и налево. А мать у меня больно красивая была. Это я в батю пошёл, ни кожи, ни рожи, а вот братец мой – копия матушки. У них у обоих русые волосы, только у матери вились, а у Юрки – нет, и глаза такого цвета, что не передать словами. На мёд липовый похожи. На мать, правда, все мужики всегда пялились, а она ни-ни, работа-дом, дом-работа. Отец всё равно бесился от ревности.

В тот день мать устала слушать пьяную брань в свой адрес и начала у бати отнимать бутылку. Говорила ему: «С ума сошёл совсем от водки!» А он взбесился. Подошёл к ней, ударил по лицу. У неё из носа кровь потекла, и бутылка из рук выпала. Водка, что была на донышке, вылилась на пол. Отец совсем взбеленился, замахнулся снова, но не успел стукнуть мать, я подбежал, начал его оттаскивать. Он орал: «Уйди, щенок!» Меня толкнул так, что я к окну отлетел, прямо головой об батарею. Мать хотела ко мне подбежать, а он ещё сильнее разозлился, схватил пустую бутылку с пола и со всей силы ударил ею мамку. Попал прямо в висок.

Я лежал на полу и хорошо запомнил этот момент. Сейчас рассказываю, и будто замедленные кадры кино проносятся перед глазами. Страшного кино. Ноги у матери сразу подкосились, она рухнула на бок. Я ещё несколько минут сидел на полу. Не понял, что произошло. Батя тоже стоял, не шевелясь. Протрезвел даже. Потом в комнату ворвались соседи. Дверь была не заперта. Они крики и шум услышали, но поздно. Надо было раньше в комнату врываться и батю останавливать, а они все спрятались по углам и выжидали, убьёт, не убьёт, как крысы трусливые. Хорошо, Юрка ничего не видел. Он в это время был в гостях у одноклассника. А я видел всё. И лужу крови на полу, и стеклянные глаза матери. Они были уже не медового цвета, а тёмные, почти чёрные, и мне казалось, что это не моя мамка, а какая-то чужая женщина лежит на полу в странной позе и не двигается.

Сеня сглотнул, горло пересохло. Никому ещё он так подробно, в деталях, не рассказывал печальную историю своей семьи. Посмотрел на Женю и увидел, что по её щеке катится маленькая слезинка. Вдруг она встрепенулась и с невероятным порывом схватила его ладонь и сжала в своей. Семён на мгновенье опешил от проявления нежности и сочувствия от незнакомой девушки, но быстро пришёл в себя, вырвал руку и продолжил:

– Отцу дали всего восемь лет. Восемь лет за убийство жены и матери двух несовершеннолетних детей. Через три года выйдет на свободу. Будет жить и ни в чём себе не отказывать. Так же жрать, пить, возможно, ещё кого-нибудь убьёт. Если я раньше не доберусь до него. А я очень хочу добраться! Поговорить с ним с глазу на глаз. И пусть потом меня посадят. Мне всё равно! Только, чтобы отца больше не было на этой земле! Чтобы не было человека, который жизнь детей испоганил и жену на тот свет отправил. Я с этими мыслями засыпаю и просыпаюсь с ними!

– Сеня, разве так можно говорить?! Так даже думать нельзя! – У Жени от волнения задрожали губы. – Желать смерти отцу – это большой грех!

– Ты и впрямь святая! Её из комсомола собираются выгонять за веру в Бога, а она всё долдонит: «Грех, грех!» Где был Бог, когда батя мамку убивал?! Почему не остановил его?!

– Я всё равно верю в Бога! И он не виноват, что многие люди выбрали путь воровства, убийств, насилия. Он всех людей любит, даже заблудшие души.

– А я – не Бог. И всех людей не люблю, а многих ненавижу. И не только отца. Например, воспитатель детдома, куда мы попали с Юркой после смерти матери, Лев Константинович – такая мразь, каких на свете мало. Он меня мутузил почём зря. Один раз застал в туалете с сигаретой. Лёвушка начал орать: «Откуда сигареты взял?!» А дальше матом. Непереводимый русский фольклор. Тебе ни к чему знать, как в детдоме разговаривают. В общем, Лев Константинович понял, что я сигареты у него украл.