Светлана Рощина - Ночная кукушка

Так зачем нужно было врать, приписывая себе несуществующие заслуги? Наверное, чтобы за счёт моего унижения возвыситься самим.

И когда я окончила школу с медалью, я до последнего момента не сообщала родителям об этом, чтобы у них не было возможности порадоваться, потому что их заслуги в этом не было. Я получила медаль не благодаря им, а вопреки. И потому они не имеют права гордиться плодами моих трудов. И дело было даже не в том, что они никогда не помогали мне в учёбе, а в том, в каких условиях мне приходилось делать домашние задания.

Наверное, излишним будет говорить о том, что у меня не только не было своей комнаты, но не было даже своего угла. Только кровать, на которой днём спали мои родители, не удосуживаясь потом даже постирать бельё. Тем самым они заразили меня грибковым заболеванием, от которого я до сих пор не могу до конца вылечиться, хотя потратила на это уйму денег и прошла через ряд крайне болезненных процедур по удалению ногтей. И ещё в своё оправдание добавлю, что за восемнадцать лет супружеской жизни я не заразила мужа этим заболеванием. Вероятно, из-за моей чистоплотности и постоянно проводимому лечению. Но сейчас речь не об этом.

Из-за отсутствия письменного стола, письменные задания мне приходилось делать на коленях, из-за этого я стала сутулиться, потому что необходимость сидеть несколько часов в неудобном скрюченном положении ничем хорошим никогда не заканчивается.

Я уже упоминала о том, что кто-нибудь из родителей всегда был дома, а порой они оба находились дома. И чтобы не скучать, они всегда включали либо телевизор, либо радио. Естественно, на полную мощность. И мои жалкие попытки снизить уровень шума в квартире под предлогом того, что мне нужно делать уроки, естественно, в расчёт не принимались. Стоило мне сказать родителям хоть слово, которое было поперёк их воле, отец тут же хватал меня за шиворот и выставлял из квартиры вон в той одежде, в которой я была. Иногда я оказывалась на улице босиком.

И со временем я поняла, что пытаться взывать к голосу разума родителей бесполезно. Они хотели, чтобы я училась на «отлично», но при этом делали всё, чтобы у меня не было никакой возможности заниматься дома. Поэтому я стала уходить делать уроки на улицу. Когда в лес, а когда на берег реки. Всё зависело от погоды.

Особенно долго мне приходилось бывать на улице, когда нам задавали выучить что-то наизусть. Я уходила куда-нибудь подальше вместе с учебником и там занималась. Мои одноклассники до сих пор вспоминают о том, что настолько привыкли видеть в моих руках книги, где бы я не находилась, что когда у меня с собой ничего не было, это их крайне удивляло.

А когда по физике или по химии задавали сделать лабораторную работу дома, то я брала с собой тетрадки и шла к какой-нибудь подруге, чтобы у неё в гостях оформлять свою домашнюю работу.

И из-за того что я всё время нервничала по поводу оценок, уже в тринадцать лет у меня начались серьёзные проблемы с желудком. Стрессы ни для кого не проходят бесследно и обычно ударяют там, где у человека слабое место. Вероятно, из-за постоянного недоедания у меня слабым местом был желудок. А к семнадцати годам у меня впервые открылась язва. Я тогда сдавала вступительные экзамены на юридический факультет МГУ, но не прошла по баллам. Я так сильно нервничала, что открылась язва.

Когда я говорила родителям о болях в желудке, они только отмахивались. В ответ папа называл меня «тунеядкой», «лентяйкой» и «дармоедкой», а мама просто смотрела на меня стеклянным взглядом. Мне же становилось всё хуже и хуже. И однажды я упала в обморок от боли. После этого мама заварила тысячелистник и велела мне пить этот отвар, заявляя, что денег на лекарства нет.

Как я тогда не умерла, не знаю. Боли были страшенные. Меня крутило так, что казалось, все кишки выворачивались. Меня постоянно рвало. Я не могла есть, и поэтому меня рвало желудочным соком. А родители даже не сочли нужным вызвать «Скорую помощь». Три недели я корчилась от боли, и лишь на четвёртую смогла подняться с кровати. Мне было очень плохо. Перед глазами всё плыло, а родители, обрадовавшись, что я уже встала на ноги, стали загружать меня всякой домашней работой. А мне хотелось убежать из этого дома куда подальше, но впереди предстоял ещё год до новой возможности поступления в ВУЗ, и нужно было как-то приноровиться к этому обстоятельству. На крошечную зарплату я устроилась на работу в Москве, и потому все дни я проводила там. И хотя это было очень утомительно и невыгодно в плане финансов, в этом был один большой плюс. Я практически не бывала дома и не общалась с родителями, и это обстоятельство окупало все остальные трудности и недостатки.

Вспоминаю всё это сейчас и думаю, как же я это выдержала и не сломалась? Не опустилась на дно жизни и не пустилась во все тяжкие назло родителям? Не знаю. Наверное, это была тренировка перед моей семейной жизнью с мужем и свекровью, которые пили мою кровь почти также или даже ещё сильнее.

Кстати, точно так же, как родители отказывали мне в еде, точно так же они отказывали мне в одежде. Весь мой гардероб составляла школьная форма. И спортивная, конечно же, так как без неё меня не пустили бы на уроки физической культуры. И всё. Другой одежды у меня не было в принципе. Поэтому я очень рано начала шить, покупая по дешёвке бракованную ткань в комиссионном магазине. Причём приобретала её за свои деньги, которые зарабатывала, работая на ткацкой фабрике с четырнадцати лет.

В советское время для школьников существовало такое понятие как производственная практика, проходить которую нужно было с 8 класса. И вот раз в неделю после уроков мы ездили на ткацкую фабрику, где работали наравне со взрослыми. Только наша смена была укороченной, да и платили нам за работу меньше, чем штатным сотрудницам.

А начиная с 9 класса, один день в неделю вместо уроков мы должны были работать. Причём нам предоставлялось право выбора. Те дети, которые имели обеспеченных и любящих родителей, шли на практику в медсанчасть, где в течение часа, максимум, двух, крутили ватные тампоны и мыли пробирки из-под анализов. Денег за эту работу они не получали, ну да они особо и не уставали от этих обязанностей.

Были ещё и занятия по радиотехнике, а также работа в магазине. Но я, как самая нищая и обездоленная, выбрала самую тяжёлую работу, за которую платили реальные деньги.

Но всё это было в старших классах, а до этого времени с одеждой у меня была просто беда.

Как-то раз, когда мне было двенадцать лет, моя подруга Алла сказала:

– Света, нельзя так плохо одеваться! Разве тебе совсем нечего надеть?

В ответ я лишь промолчала. Что я могла сказать? Да, мне совсем нечего надеть, потому что мои родители на все просьбы отвечали одной фразой: «У нас нет денег», что совершенно не мешало им каждый месяц баловать Лину обновками. И причём не какими-то дешёвыми тряпками, а красивыми импортными вещами, которые в то время стоили во много раз дороже советских.