Алия Агисова - Игра с нулевой суммой

– Это зрелое решение. Мы его приняли с мамой вместе, – Владимир Иванович только один раз глянул сыну в глаза, а все остальное время смотрел в сторону.

Сын бросил взгляд на мать. Его детская душа после долгого вопрошающего изучения отца автоматически искала ответа у матери. Но та не смогла ответить ему. Она молчала и в итоге опустила глаза. Игорь Владимирович понял, что не отрешенность и равнодушие это были, как ему показалось еще полчаса назад. В ее глазах он увидел разочарование, смешанное со старой, глубоко запрятанной болью. В убийственной тишине несколько секунд никто не произносил ни слова и можно было различить, как капала в раковине с крана вода в наполненную той же самой водой кастрюлю.

Игорь Владимирович не мог выдавить из себя слов. Даже не пытаясь сформулировать свои мысли, он резко встал и направился к выходу, снял с вешалки свое черное пальто и стремительно его надел, а вслед за этим и натянул ботинки, не застегивая боковой молнии на них. Дверь распахнулась. Свежий воздух ударил ему в лицо, но легче от этого не стало. Он шарил в карманах пальто и быстро нашел маленький пульт. Машина снова щелкнула.

– Игорь, стой, – кричал ему отец, который выбежал сразу же за ним, не надев ничего поверх красного свитера. Игорь уже открыл дверь, повернулся к отцу, а потом произнес:

– Это все из-за нее, да? – по лицу пробежала нескрываемая конвульсия. Он стиснул зубы, и поджал губы, – скажи, из-за нее?

Владимир Иванович опустил голову. Он молчал и будто изучал сырую землю, которая увлажнилась дождем, которого они не заметили, пока были дома. Потом он решился и поднял голову и посмотрел сыну в глаза.

– Да, – ответил он.

Несколько секунд Игорь Владимирович смотрел на отца, опустившего голову и не смевшего посмотреть сыну в глаза. Но всё же через мгновение он взглянул на Игоря Владимировича и увидел на его лице нескрываемое презрение, которое исказило все его еще достаточно моложавое лицо без каких-либо морщин. Сын, удостоверившись в своей догадке, сел в машину и завел мотор. Автомобиль вздрогнул, ручник пошел вверх. Владимир Иванович перегородил дорогу автомобилю: его рука хлопнула по капоту, давая понять этим жестом Игорю Владимировичу, что разговор еще не окончен. Отец обошел машину и быстро запрыгнул в салон, сев на пассажирское сиденье.

– Игорь… – опять он повторял его имя.

– Да что Игорь? – вскричал сын, – тебе сколько лет? – голос его срывался на высокие ноты, – а я скажу! Пятьдесят девять! Ты из ума выжил? А как же мама? Как она будет одна?

– Я прошу тебя, успокойся, – Владимир Иванович, повернувшись к сыну вытянул перед собой правую ладонь, – мы с твоей матерью все обсудили. Она давно уже все знает.

– И что же тебя останавливало все эти годы? – он повернул к отцу голову и посмотрел ему в глаза.

Отец молчал. Сын тоже.

– Выходи, – повернув голову влево, к окну, сказал Игорь Владимирович.

– Игорь, – тяжело произнес отец имя сына в сотый раз, а потом выдохнул и сказал, – я буду жить в городе в нашей старой квартире, а дом останется матери.

– Выходи, – безапелляционно повторил сын, не поворачивая головы.

Отец послушался и вышел.

Машина сделала движение задним ходом в сторону. Игорь Владимирович боковым зрением еще видел отца, стоящего у калитки, но не посмотрел на него в упор. Педаль газа приняла нажатие, и машина быстро стартовала, впоследствии так же быстро исчезнув за поворотом.

Владимир Иванович проводил автомобиль сына глазами, потом постояв еще минуту, зашел во двор, закрыв калитку, и двинулся в дом.

3.

Он гнал. Надавил на газ, как только вывернул из родительского переулка. Гонимый злостью и возмущением он не замечал ни марок машин, которые обгонял, ни цвета этих автомобилей, а только улавливал периферийным зрением объекты, которые стоило обойти на трассе. Внутри жгло – выедало все внутренности кислотой. Образовавшаяся вдруг дыра поглощала всю привычную ему стабильность, которую Игорь Владимирович собирал год за годом и по кирпичикам всю свою жизнь. Теперь фундамент рушился у него на глазах: почву размывало грунтовыми водами, дом слишком быстро проседал, стены пошли трещинами, а крыша начинала протекать. Игорь Владимирович чувствовал, что из него словно вынули стержень – так он ощущал своё нутро. Мир не рухнул, но какая-то его часть все же умерла. В тот год, когда ему должно было исполниться сорок, Игорь Владимирович теперь не понимал, кто он, в какой семье вырос и правдой ли в итоге оказалось то, во что он верил всю свою жизнь? И все, что у него есть сейчас – его ли это жизнь или все надуло ветром стереотипов, убеждений и пресловутого принципа «все так живут».

Ему нестерпимо хотелось курить, но как назло по пути не встречалось ни одного магазина и даже заправки.

Он решил проверить бардачок, потому что, помнилось ему, там иногда встречались неожиданные и давно забытые им вещи и, возможно, после последнего раза – посиделок со старыми друзьями пару месяцев назад – он, как ему казалось, бросил пачку где-то в машине. В бардачке сигарет не оказалось. Там прятались давно забытые им бумаги, небрежно смятые, табличка с мобильным номером на случай неудобных парковок, маленький шуршащий, но абсолютно пустой пакет с белой наклейкой и штрих-кодом на нем, плоскогубцы, непонятные пластмассовые детали, оставшиеся после чего-то, и оранжевая зажигалка. От неудовольствия Игорь Владимирович сжал губы. Чем недоступнее был табак, тем сильнее ему его хотелось. Он чиркнул зажигалкой, удостоверившись, что та работала, а потом открыл ящик между сиденьями, в котором предметов оказалось ещё больше, чем в бардачке. Он шарил там правой рукой, не заглядывая глубоко в ящик, а левой рукой держал руль и контролировал дорогу.

Пачка нашлась. Чуть измятая – от груза, ее придавливавшего – пачка все-таки сохранила свою форму. Она оказалась практически полной – не хватало всего пары-тройки сигарет. Игорь Владимирович вытащил одну и закурил. Сизый дымок потянулся наружу через небольшую щелку в окне. Уже от первой затяжки голова его сладостно закружилась, во рту появился давно забытый неприятный вкус, а горло обжигало ядовитым дымом. Серебристый пепел, сбиваемый им в окно, летел обратно и опускался то маленькими соринками, то большими комьями на полы его чёрного пальто. Салон наполнился отравленным воздухом, но Игорь Владимирович уже этого не ощущал. От расслабления он даже немного снизил скорость, пристроившись, незаметно для себя, за длинным грязным грузовиком. Злость разжимала свои сжатые кулаки, оставив свою громоздкую, рельефную печать на сердце. Игорь Владимирович сам не заметил, как уже подъехал к городу и как показались вдалеке длинные развязки, напоминавшие своими съездами детские горки и аттракционы в аквапарке. Он увидел слова «Мойка» и «Шиномонтаж» на крыше двухэтажного белого ангара и почувствовал, что был бы не прочь остановиться и передохнуть немного, потому что возвращаться домой в расшатанном состоянии ему совсем не хотелось, и машину, следовало уже давно помыть, размышлял он, хотя, стоило ли это делать при отсутствии снега и бесконечных дождей, плодящих грязь, он не был уверен.