Вара Поркулевич - Наш безумный мир

Они называют меня психопаткой и убийцей. Ладно, признаю, возможно, я сглупила. И я наконец-то вспомнила, в чём именно. Но я тогда только начала видеть линии. Во всём: в стенах, в мебели, в людях. И последние меня очень заинтересовали. Ведь все остальные линии были прочные и ровные. Предсказуемые. Человеческие же вились, размягчались, крепли, а порой – обрывались.

Я же просто хотела посмотреть, насколько мелких частей можно разорвать человеческую линию… я как-то даже не подумала, что это карается законом. Не подумала, что теперь меня будут ненавидеть везде. Может, они боятся, что я и их линию обрежу?

Да уж. Лучше бы я оставалась там, в гладкой комнате. Одна, наедине с моими линиями. Они меня точно осуждать не будут. И пичкать таблетками тоже. Кстати, уже пора их принять.

Горечь. Глоток. Линии медленно растворяются, и возникают цвета.

Кстати, точки перестали складываться в квадраты. Зато линии стали перестраиваться в крестики. А крестики – в квадраты. Линии, проведённые между точками квадрата – тоже в крестики. Крестик в крестике! Как я раньше до этого не додумалась?

Я сижу, откинувшись на спинку кресла. На столе лежит неровная стопка документов, состоящая из разнообразных свидетельств, грамот и договоров. В очередной раз я окидываю стопку взглядом, надеясь, что ничего не забыл.

Возле стопки стоят электронные часы. Из светящихся палочек сложено время. 12:27. Через три минуты я встану и выйду из бетонной коробки, что зовется моим домом. А еще через час я, наверное, помолюсь. Если смогу.

Еще на столе стоит свечка. Я не задуваю ее. Худо-бедно, но греет.

Сквозь дырку в шторе просачивается солнечный лучик. Вокруг полно мебели, но чувство пустоты никогда не покидает меня. Равно как и моих соседей. Равно как и тех, кто живет в домах рядом.

12:29. Еще минута осталась. Всего лишь минута… Целая минута! Не хочется её тратить на какие-то дела. Лучше просто посидеть и подумать.

12:30. Резко поднимаюсь со скрипящего кресла, сгребаю стопку бумаг. В дверь стучат, я открываю почти незамедлительно. «Ничего, на этот раз пронесет», – пытаюсь утешить себя. Но с каждым разом все больше сомнений.

Этот ад повторяется каждые пять лет, в мой день рождения. Вместо юбилея – вечное ожидание, сборы документов, надежда. И если повезет, то будет дальнейшая жизнь. Мне везет. Пока везет.

На стене моей спальни висят семь сертификатов. Каждый взят в рамку. На каждый из них я смотрю с благодарностью и благоговением. Каждый из них дался мне с огромным трудом.

13:30. Я сижу в кабинете крупного начальника и смотрю, как он перебирает мои документы. На стене кабинета висят часы. Их ход сводит с ума. Тик. Так. Тик. Так. Тик. Так. А начальник все смотрит, читает, думает.

Наконец, достает еще одну бумагу и что-то там пишет. Ставит печать. Я ёрзаю на стуле, чуть не подпрыгиваю. И вот он возвращает мне документы и бумагу, которую только что подписал. Я беру её дрожащими руками и читаю:

«Федеральная служба по надзору за естественным приростом и качеством населения

ЛИЦЕНЗИЯ №992559 от «3» июля 2056 г. на дальнейшую жизнедеятельность и проживание в данном регионе юридическому лицу Горобчук С. Д.»

Перепрыгиваю несколько строчек. Эту форму я уже успел выучить. Снизу стоит печать: «ПОДТВЕРЖДЕНО». От радости подпрыгиваю, рассыпаю бумаги. Начальник недовольно качает головой. Быстро собираю все документы и вылетаю из офиса.

Получилось! Я буду жить! И плевать, что большинство документов подделаны. И плевать, что зовут меня совсем не Горобчук С. Д. Лицензия у меня!

Я буду жить еще целых пять лет. Невероятно много!

Я чувствую запах старой книги. Сдуваю пыль с обложки тетради. Этой тетради много, очень много лет.

Она местами порвана, помята. То тут, то там видны кофейные пятна. Текст частично расплылся из-за кофе, частично выцвел от времени. Все мое тело мелко дрожит. Время заключено в этих страницах.

«День первый. Я решил вести дневник. Возможно, это как-то поможет. С чего обычно начинают запись? А, вот. Дорогой дневник! Уже месяц мотаюсь по врачам, от невролога к психиатру и обратно. Никто не может сказать, что со мной: расстройство психики или физическая болезнь? Крестился. Надеюсь, что мои молитвы помогут врачам поставить диагноз».

В ушах звенит. Простые строки, без кошмарных подробностей. От самих страниц веет страхом.

«День второй. (Хотя уже неделя прошла с первой записи). Мне не хватает сил и времени, чтобы вести дневник. Врачи спорят все яростнее. Голоса в голове громче и громче, да и сама голова раскалывается все сильнее. Скорее всего, правы неврологи – болезнь физическая. От „сдвигов крыши“ голова не болит. Хотя, кто его знает? Нет ничего проще, чем обмануть мозг. Думаю: уволиться с работы или уйти на больничный? Не могу работать».

Почерк угловатый, убористый, торопливый. Писавший это явно нервничал. Или торопился.

«День третий. (По факту прошла еще неделя). Появились видения, начал их записывать. На днях ко мне заходил бывший одноклассник. Прочитал и сказал, что у меня круто получается. Что быть мне писателем. Но я ряд ли я буду выставлять это напоказ. Слишком лично. Слишком больно. Слишком страшно. Завтра иду на МРТ. Все станет ясно. Я на это надеюсь».

Поднимается ветер, колышутся занавески. Тетрадь словно пульсирует. Ничего не понимаю. Продолжаю чтение.

«День четвертый. (Уже полторы недели прошло). Подозрения подтвердились – рак. Запущенный. Лечить фактически бесполезно. Начал выкладывать свои записки в интернет. Людям нравится. Хоть что-то хорошее сделаю в этой жизни. Сорвал крестик. Один хрен не помогает. Все равно сдохну, и даже бог не спасет».

Возникают подозрения. Слишком быстро развивается болезнь. Чуть меньше двух месяцев. Хотя, рак – болезнь непредсказуемая. Может быть, и так.

«День пятый. (Прошёл месяц). Вокруг летают какие-то твари, голоса в голове не стихают. Ноги парализованы, не могу ходить. Осталось мне совсем немного. На меня подписано больше трёх тысяч человек. Предлагают сделать сборник рассказов. Деньги переводят. А мне уже плевать. Последнее, что я совершу в жизни – гадость. Пусть тот, кто читает это, станет таким же… творцом».

Бьёт молния, озаряя все синеватым светом. Дочитываю последние строки. Последняя запись.

«День шестой. Я уже не могу шевелиться, пишет мой знакомый. Я лишь диктую. Прошло два месяца еще. Я вот-вот отойду в мир иной. Проклятье прошлой записи не отменяю. Надеюсь ты, читатель, сможешь совладать с ним. Лучше, чем это сделаю я. Рассказал в Сети о своей болезни. Собирают траур. Что-то около трехсот человек приедет. И все ради меня. Неужели мой бред реально кому-то интересен?»

Чувствую ноющую боль в затылке. Перед глазами все плывет. Проклятье. Проклятье! Как можно быстрее дочитываю.