Марк Сова - Дары Доры

обоим. Все шло к разрыву, кому-то надо было сделать первый шаг и уйти из этих не нужных не приносящих радости отношений. Начавшись на чужом Дне рождении, он так и не перерос во что-то большее, чем встречи на чужих праздниках. И особенным половым влечением не назовешь их единичные ночевки в снятых квартирах, Танином дачном домике или даже в соседской пустующей квартире, ключи от которой были на хранении у Таниной коллеги. Коллега этот малоэффективный роман не одобряла, но понимала, что для 43-летней Тани эта интрижка как стандартный пакет медицинской помощи первой необходимости. Разнообразие мест встречи только размывало и так не складывающуюся идиллическую картинку, усугубляло всю пошлость ситуации. Два не любящих друг друга человека. Он, по его словам, неудачно женат, она, разведена и живет с уже взрослым сыном. Что им нужно друг от друга? Надежды получить тепло и радость от человеческого общения, от встреч мужчины и женщины, превратились в тривиальный не интересный никому, и им самим, роман без любви. Красивый узор не сплелся. Знаки, знаки… Сын? Да нет. Уже взрослый самодостаточный человек, студент, влюбленный и не без взаимности. За него Таня была спокойна. Нет, знаки хотят ей сказать что-то другое. Работа? Там все стабильно и спокойно. Обычная работа в колл-центре. Ну, не совсем обычная. Все-таки руководитель подразделения по работе с персоналом. Каждый день люди, много людей. Обучение, поиск самых особенных и не очень, найм, увольнения, снова поиск. Но Тане нравился этот круговорот людей вокруг нее. Новых, ищущих себя молодых лиц или заслуженных опытных специалистов. Каждый человек для нее был особенным, интересным. Редко, когда Таня не заинтересовывалась кем-то, даже чисто по-человечески, какой-то деталью в биографии или личной чертой, указанной в резюме. Да, работа занимала в ее жизни главную часть. Но такая профессиональная и увлеченная в работе, она совершенно не видела никого для себя или рядом с собой из проходящих мимо нее по жизни. Да, есть интересные люди и каждый имеет что-то свое и неповторимое интересное для Тани с профессиональной и человеческой точки зрения. Но для глубокого живого интереса ей все время в человеке чего-то не хватало. В компаниях или личных встречах ей было уже на пятой минуте скучно, часто предсказуемо. Разговор держался только благодаря искусственному подогреву со стороны самой Тани. Да и те же отношения с Димой, чего уже там, тоже еще как-то вяло-шатко тянулись благодаря только Тане. Инертный, скучающий по жизни без особых амбиций Дима явно не тянул на роль запевалы. И Таня подозревала, что и семья-то его держится видно тоже на той, другой женщине. Друзья? Их не много, две лучшие подруги, и при этом совершенно разные. Одна, еще со школы, до сих пор такая же шебутная, бросающаяся на все новое в моде и душевных практиках. Заводила с детства, до сих пор периодически залетающая в жизнь Тани разноцветным фейерверком новых историй, идей и планов. Другая, старше Тани, гораздо старше. И подругой не назовешь, по возрасту в матери годится. Познакомившись десять лет назад очень запросто на даче, – здравствуйте, я ваша соседка два дома отсюда. Она стала открытием, для Тани возможностей человеческой души, ее самых высоких нот. Которые не то, что взять, услышать дано не каждому. Пример ничего не ждущей взамен человеческой щедрости, забытой нами простоты и молчаливой мудрости. Обычная женщина, пройдешь мимо, не заметишь. Но сколько у нее внутри драгоценных потерянных нашим миром даров.

Помогать, не спрашивая, отдавать, не ожидая ничего взамен и просто уметь быть рядом. Казалось бы, что проще. Но Таня знала, сейчас это редкость. Часто вспоминала их дачные посиделки с неизменным черным чаем вприкуску со свежей, пахнущей концом лета малиной. Ценила их телефонные по часу и больше городские разговоры. О чем говорили? О той же малине, о людях, о жизни. 11—11 – знакомо подмигнули опять часы на рабочем компьютере. Да, странно это. Не страшно, но как-то тревожно. Таня решила без отрывочно смотреть на часы пока цифры не покажут 11—12. «Что за глупость. Можно подумать, это что-то изменит», – промелькнуло в голове.

В это же время.Пульсирующий колокол бил в голове с ночи. В полудреме, изнывая от головной боли, Леня крутился в смятой постели уже несколько часов. Тяжелый сон, начиная с первых признаков рассвета, держал его все время на грани яви. Спал не спал. Грязно-серые когда-то очень давно бывшие салатными обои создавали ощущение нахождения в темной камере. В которой Леня никогда не был, но представлялась она ему именно так. Тюремный эффект дополняли скудный свет от зашторенных окон и пустая практически без мебели комната. В углу старый советский шкаф без антресоли как без головы, коричневый пуфик весь в прожженных дырках от сигарет и разбитый с вмятинами диван, на котором собственно Леня и находился. Вот и вся обстановка, открывавшаяся Лене каждый раз после очередного алковпрыска. Как он его сам называл. Впрыскивал он часто, почти каждый день. Один запой переходил в другой. Пенсия 53-летнего Лени, бывшего водителя пожарной службы МЧС, позволяла не задумываться об источнике пропитания и пропивания. Пил Леонид Иванович всю жизнь, но как-то сдержанно, в компаниях или по праздникам, редко сам. Перед рабочими днями не злоупотреблял, но немного накатить мог, не страшась на следующий день за баранкой пожарной машины проверок ГАИ и всякой подобной нечисти. Организм был сильным, здоровым, справлялся со всеми неприятностями практически без сбоев, в т.ч. и с перегаром. З апил, что называется, Леонид Иванович, в последние 3 года. Уже перед пенсией, расслабившись, перейдя с водительского места на слесарные гаражные работы в своей же пожарной части. Начал пить много, каждый день, запоями, иногда оставаясь ночевать в гараже. И утром опухший, но уже опохмелившийся, выползал глотнуть во двор свежего воздуха, закурить сигаретку. А после нырял уже до вечера под капот, выкручивая свечи, паяя радиаторы и подтягивая троса. Вскоре, не выдержав этого алкомарафона, ушла жена, с которой отношения и так были не цветущие. А тут, что называется, накипело. Ни ее уговоры, ни угрозы не помогли. Перестала звонить взрослая, обзаведшаяся своей семьей дочь. Большому начальству на работе было по фени, оно никогда в упор не замечало, кто такой этот Леонид Иванович, и что там делается в гараже. Но мелкое начальство быстро и тонко почувствовало постоянные потусторонние запахи от помято-мордого сотрудника в разгар рабочих перекуров. Само мелкое начальство, лет пять как закодировавшись, себе такого уже не позволяло. И начало подмечать – опаздывающего через день на работу, а то и два-три дня не приходящего на нее Леонида Ивановича. То у него давление, то сезонно респираторные напасти, а то и кишечно-желудочная инфекция. В итоге, по результатам вялотекущего начальственного мониторинга, Леонид Иванович был мягко без скандалов выдворен в первый же возможный срок на пенсию. Слава богу, его возраст был любому начальству в помощь. Отправленный со всеми почестями, обмывший это дело с коллегами, потом с бывшими коллегами, потом с соседями, какими-то новыми знакомыми и в конце концов сам и опять какими-то новыми и старыми знакомыми, Леонид Иванович месяц пропивал свою первую пенсию. Вскоре одинокие пьянки под треск от телевизора стали ежедневной жизнью Леонида Ивановича. Или, уже просто Лени, для всех новых и старых случайных собутыльников. На похмелье сердце барахлило, не давая заснуть и тревожа мысли Лени. Трезвый сон уже легко не давался, становился долгожданным, но коротким призом, за который приходилось бороться. Бессонница, приходившая вместе с тяжелыми мыслями, изматывала, навевала тоску, душила безысходностью. Заснуть Леня мог только после бутылки водки, а то и больше. Закусывал мелко, без аппетита, тем, что покупалось только под бутылку. Почти не готовил, ничего не хотелось. Никому не нужный, ни жене, ни дочке, ни на работе, ни себе. Одно счастье – остатки водки после вчерашнего, чтобы опохмелиться и дай бог, почувствовать хоть какое-то облегчение и опять в магазин. Если «лампочка внутри зажглась», это счастье, но не долгое. Приближающееся дно бутылки не давало спокойно ему пить, крича «Пора, пора, Леня, сгонять еще за одной. А то будет плохо. Выпьешь, поспишь, а там и вечер, телик с новостями и какими-то еще пресностями заэкранной жизни. Все пустое. Беги еще за одной, пока похорошело и уже не так трясет. Беги в тот магазин, что за углом, он ближе. Может хоть хлеба купить?» И Леня бежал.