Айгуль Малахова - Я, Ангел

Отец. Высокий статный мужчина. После аварии его образ помутнел и поблёк, приходилось напрягать память, чтобы оживить родные черты. Мама же, напротив, стояла перед глазами. Красивая и яркая.

Что помнила я о них? Человек склонен идеализировать образы близких, ушедших раньше времени. Смутно помнилось, как по вечерам отец приходил усталый и молчаливый, садился у телевизора. В выходные мы были все вместе, ходили в кино, кафе-мороженое, зимой на каток, летом на речку. Большую часть времени я проводила с мамой, а чуть повзрослев, с книгами… Возможно, поэтому в памяти почти не осталось воспоминаний о папе, даже сам образ его был безликим, словно память услужливо подсунула идеального героя из некогда прочитанной книги. Сейчас, глядя на проходящие мимо счастливые семьи, на весёлые лица детей, я вдруг осознала, что и образ мамы поблёк, истёрся, стал отстранённо-книжным, не пробуждая той теплоты, что раньше. Пыталась вызвать в памяти мамину улыбку, но всплывала лишь небесная голубизна полных грусти глаз. Почему ты всегда грустила, мама? Утомлённая воспоминаниями, я вернулась в гостиницу разбитая, растянулась на кровати и прикрыла веки.

В последние лет пять мне часто снился один и тот же сон. Всегда накануне дня рождения. Просыпаясь утром, я отчётливо помнила каждую деталь ночного видения.

Шагаю по длинному безмолвному коридору, ряд безликих одинаковых дверей уходит в непроглядную темноту. Кажется, вереница входов бесконечна. Тусклый свет ламп на потолке не позволяет разглядеть больше. Вижу свои босые ноги, иду, замедляя шаги. Безотчётный страх охватывает всё моё существо. Сердце начинает стучать всё сильнее и вот уже, кажется, грохочет на весь коридор.

Одна из дверей, ничем не примечательная, с ощутимым скрипом открывается. Не вижу, что за ней, но понимаю, что мне необходимо войти. Сердце замирает от страха, но, собрав волю в кулак, делаю шаг за дверь.

Проваливаюсь в бездну. Лечу, в тоске осознавая, что падение будет бесконечным… Ощущение безнадёжности охватывает меня.

Но… Оказываюсь в комнате с белоснежными стенами и потолком. Такое ощущение, что сами стены источают пронзительный свет. Сижу в мягчайшем белом кресле из непонятного материала, нежного, как человеческая кожа. Тело утопает в нём. Кресло слегка колышется и массирует, убаюкивая меня. Напротив в таком же кресле сидит мужчина. Лицо его подвижно, ежесекундно меняется лик. Это страшное и одновременно завораживающее зрелище. Через некоторое время лицо становится неподвижным. Красивое мужественное лицо незнакомого человека.

На этом месте сон обычно обрывается. Просыпаясь в обильном холодном поту, долго не могу прийти в себя. Видение это остаётся в памяти. Кажется, в конце его ответы на важные вопросы. Пока в сознании оседают лишь непонятные обрывки.

Перед приездом в Россию сон стал являться почти каждую ночь, сея в душе сумятицу. Впору идти к психологу, думала я, проснувшись в номере. Липкий пот неприятно холодил кожу. Свет фонаря с улицы падал на стену, оставляя причудливый узор. Я пошла в ванную комнату. Набрала пригоршню ледяной воды, плеснула в лицо. Кожа зажглась от холода. Из зеркала на меня смотрела измученная бледная женщина с тёмными кругами под глазами. Что не так с тобой, Ангелина? Может быть, гложет изнутри какая-то болезнь? Всегда боялась сойти с ума. Более того, мне часто казалось, что я уже не в себе, особенно после картинок-предзнаменований. Я могла бы изменить судьбу человека или даже спасти его от смерти. Но… Либо человек шарахался в сторону с диким взглядом, либо меня охватывал ступор, паралич языка. После очередной сбывшейся картинки меня начинала мучить совесть, подобно зубной боли.

Я вернулась в комнату, включила телевизор. Под успокаивающий монолог ведущего телепрограммы закрыла глаза. После недолгой борьбы охотно погрузилась в пучину сна…

Проснулась поздно, около одиннадцати часов утра. Долго валялась в постели, решая, чем бы заняться сегодня. Не было определённой цели, когда как угорелая мчалась сюда. Поэтому сейчас находилась в некоторой растерянности. С чего начать? Так и не решив, встала, попила в номере чай, привела себя в порядок и отправилась на пешую прогулку. Город явно обнищал, это было заметно по ухабам на дорогах, даже на центральной улице. Хрущёвки уныло и безрадостно смотрели на меня, такую нарядную, тусклыми стёклами окон. Дыхание осени чувствовалось по неповторимым ароматам созревших яблок в парке и на аллеях города…

Погружаясь в атмосферу детства, я вспоминала этот давно забытый запах. Слёзы зарождались глубоко в душе, но глаза оставались сухими. Душа погрузилась в гнетущую осеннюю печаль… И всё же люблю осень со всей её сыростью, грязью и холодами. За её красоту, непредсказуемость, за лёгкую грусть, которая остаётся в душе долгой протяжной прощальной нотой. Каждая осень прекрасна своей неповторимой красотой…

Воздух прогрелся, стал сухим и шершавым, как в июле. Скинув тренчкот, перекинула его через руку, пошла в одном платье из тонкой итальянской шерсти. Вскоре вышла к окраине города. Увидев раскинутые шатры передвижного цирка, охваченная любопытством, решила зайти. Купила билет, прошла вглубь. Цирк представлял из себя несколько шатров, расставленных полукругом, с наибольшим в центре. Внимание привлёк самый маленький из них, с надписью: «Гадания цыганки Розы». Непонятно, чего захотелось больше: погадать на будущее или просто очутиться в спасительной прохладе шатра, – но я сделала шаг навстречу гадалке. Входя в шатёр, невольно поёжилась. Так разителен был переход от летней жары в сумрачный холод. Решительно сделала шаг вперёд. Из прохладного таинственного полумрака на меня внимательно смотрела черноволосая полная женщина примерно моих лет. Цыганка.

– Проходи, красавица, – нараспев протянула она с типичной цыганской интонацией. – Всю жизнь твою расскажу, что ждёт тебя, будет ли в любви счастье…

– Здравствуйте. – Испытывая непонятную робость, я села напротив неё. Опасливо покосившись на хрустальный шар, внушительно стоящий на столе, я целомудренно сложила руки на коленях.

– Сейчас скажу, что тебя тревожит. – Профессионально перетасовав колоду, женщина быстро разложила видавшие виды карты на столе.

– На сердце у тебя великая печаль, – начала она и внезапно нахмурилась. – Послушай, подожди. – Вскочив с места, цыганка стремительно выдернула откуда-то из-под полы мобильный телефон и встревоженно затарахтела что-то на непонятном языке. Лицо её выражало тревогу и напряжение. Сердце моё замерло. Что же такого ужасного увидела цыганка? Договорив, она отключила телефон и посмотрела на меня.

– Что… там? – сдавленным шёпотом спросила я. Во рту стало сухо и противно.