Олег Белоусов - Сборник из двух рассказов, повести и романа. Том 2

– Маша, я не хотел тебе говорить, но мы всем офисом ходили в ресторан по приглашению одного коллеги. Ты его не знаешь. Ему стукнуло пятьдесят. – Теперь Печников смотрел виновато, и это несколько смягчило жену. Она молча ушла из прихожей и скрылась на кухне, где в ожидании мужа читала книгу при свете настольной лампы. Мария была не красавица и любила мужа с первого дня знакомства, а за десять лет совместной жизни её чувства к Виталию только усилились. Первые признаки того, что муж стал остывать к ней, появились пять лет назад, через год после рождения сына. Виталий противился тому, чтобы жена рожала ещё детей, чего, напротив, очень хотелось Марии. Где-то глубоко в душе Виталий не желал ещё детей, потому что предполагал, что всё-таки встретит более интересную женщину, и в случае развода один ребёнок не будет большим препятствием. Являясь дочерью бывшего московского чиновника, Мария перед выходом замуж за Печникова уже имела собственную трёхкомнатную квартиру в Хамовниках, на Фрунзенской набережной, что и сыграло главную роль в решении Печникова жениться на ней. Если до родов Мария вызывала некоторый интерес у Виталия, как женщина, то после она изменилась по ощущению мужа в худшую сторону. У Марии после вскармливания обвисла грудь, а между ног выше коленей появился неприятный ему большой просвет, чего не было до родов. Если таз у женщины после родов расширился, то ягодичные мышцы, напротив, ослабли и теперь не возбуждали Виталия, как прежде. Однако самым раздражительным в Марии было то, что во время полового акта она требовала неглубокого проникновения для получения удовольствия. Виталий же всегда предпочитал грубое и предельно глубокое погружение в женскую плоть. Если до появления ребёнка Виталий терпеливо удовлетворял прежде жену, а потом получал удовольствие сам, то после того, как жена подурнела, Виталия стали раздражать сексуальные особенности жены. Печников чаще стал удовлетворять прежде себя, а о жене забывал. Мария готова была терпеть все, лишь бы муж был доволен ею. Женщина предполагала, что Виталий, возможно, стал изменять ей, но убедиться в этом, и выгнать Виталия для неё было большим злом, да и муж неизменно отрицал свою связь с другими женщинами. Мария, как многие любящие жены, любила в муже все – от запаха его нижнего белья до прикосновений его крупных и сухих ладоней к её телу. Маша тешила себя надеждой, что со временем муж ослабнет, как мужчина, и она неминуемо станет для него единственной и незаменимой. Таким образом, брак между Виталием и Марией теперь сохранялся больше в силу любви жены, расчёта мужа и наличием общего ребёнка.

Перед тем, как пойти спать, Виталий зашёл в ванную комнату, чтобы умыться перед сном. «А если этот человек станет больным на всю жизнь от черепно-мозговой травмы?.. Но ведь всё-таки он спровоцировал меня… он мог не оскорблять меня, а спокойно уйти… Но почему он показался мне мерзким со своим приставанием?.. Нет-нет… Он показался мне не мерзким, а человеком, который, возможно, хотел мной воспользоваться, не только как мужчиной, но и, возможно, как женщиной и именно это взбесило меня и унизило», – подумал Виталий и тут же ненароком глянул на ванну. «Если я уберу эту простую ванну, а взамен установлю угловую, гидромассажную, то здесь будет, несомненно, тесно… А может, мне стоит поискать такую ванну, которая по размеру окажется одинаковой с этой обычной ванной? Да-да, надо походить по магазинам сантехники», – решил Печников. Он помыл руки с мылом и почистил зубы, затем постоял перед зеркалом и, не желая скорее ложиться с женой в постель, разделся и встал под душ, чтобы потянуть время. Необходимо было дождаться, чтобы жена задремала, и у неё не возникло желания близости.

Прошли сутки как Николая Васильевича Могилевского переместили из операционного блока в отделение нейрореанимации и интенсивной терапии научно-исследовательского института скорой помощи. Могилевский очнулся и не мог вспомнить, что с ним произошло, почему он в больнице, почему у него голова и подбородок в бинтах. Его подташнивало и ему хотелось пить, а в нос бил лекарственный запах. Могилевский не мог открыть глаза полностью, потому что бинты плотно покрывали его брови. Николай Васильевич чуточку приоткрыл глаза и увидел над собой молодую женщину в белом халате, у которой под прозрачной марлевой шапочкой виднелись мелированные волосы.

– Больной, у вас была операция после черепно-мозговой травмы. Пожалуйста, не шевелитесь – вам пока необходимо сохранять неподвижность. Вы можете говорить?

– Да, – с трудом хрипло проговорил Могилевский и почувствовал боль в голове от хрипоты голоса, который не только не узнал, но ему почудилось, что кто-то рядом стоящий ответил за него, настолько сильно поменялся его голос. В этот момент Могилевский краем глаза заметил, что его кровать имеет высокие ограждающие перила. Николаю Васильевичу на миг показалось, что врач на него смотрит словно с палубы огромного железнодорожного парома, на котором Могилевский сорок лет назад переплывал Керченский пролив на пути в Крым.

– Вы помните, что с вами произошло? – тихо спросила врач.

– Нет, – постарался на этот раз шёпотом ответить Николай Васильевич, чтобы хриплость голоса не отдавалось опять болью в голове.

– «Скорая помощь» подобрала вас на улице поздно вечером в бессознательном состоянии с проникающей черепно-мозговой травмой. Полежите, пожалуйста, спокойно. Я поговорю с вами позже, когда вам станет лучше, – сказала врач и отошла к соседней койке. Могилевский закрыл глаза и больше не пытался их открыть. Странное, но уже когда-то знакомое ощущение он вдруг начал испытывать при неподвижности и закрытых глазах, словно что-то раскручивалось с ускорением в его голове. Николаю Васильевичу очень хотелось пить, но он решил дождаться, когда исчезнет это неприятное ощущение чего-то крутящегося в голове. Могилевскому вдруг отчётливо вновь вспомнились события сорокалетней давности. В то время ему было только шестнадцать лет, и у него впервые перед потерей сознания возникло подобное же ощущение чего-то медленно вращающегося в голове, но постепенно это вращение ускорялось и пугало.

Началось все в середине августа 1971 года, через неделю после возвращения из пионерского лагеря домой, в Москву. Коля Могилевский и его одноклассник Паша Редькин по прозвищу Каша (из-за любви к гречневой каше), неожиданно получили телеграммой приглашение от своих новых подружек. Ребята сблизились с сёстрами близнецами в пионерском лагере, с которыми учились в одной школе, но в параллельных классах. Как иногда случается, в школе в старших классах мальчики вдруг начинают замечать «округлости» у девочек. Одним словом, пришло неожиданно время, когда природа вдруг просыпается в учениках и ученицах общеобразовательных школ.