Вадим Егоров - Дыхание того, что помню и люблю. Воспоминания и размышления

Лето… Малышева 101 – будущий свердловский ВНИИТЭ, директором которого стал папин, а в дальнейшем и мой друг Ролен Андрианович Шеин. Бульдозеры и ветер вздымают золотистую песчаную пыль. С включенным двигателем стоит большой экскаватор. Экскаваторщик на минутку спустился из кабины на землю о чем-то переговорить со своими. Папа просит разрешения подсадить меня в кабину. Водитель смеется: «Давайте!«И вот я сижу в кабине, держусь за вибрирующие рычаги, вдыхаю запахи бензина и солярки. Называйте как хотите – кайф, даже оргазм, если это допустимо в отношение мальчишки младшего дошкольного возраста! Мне больше нравились экскаваторы с ковшом от себя, чем с ковшом на себя. Наверно, потому что эта разновидность встречалась реже. Впрочем, это намного реже не только у машин, но и у людей. А еще мне нравилось, когда экскаватор качал на тросе тяжелую кувалду. Уж потом мне стало жалко старые сносимые постройки. А тогда я был в восхищении!. Я мечтал, когда вырасту, стать экскаваторщиком. Меня восхищало, когда я видел работающий экскаватор или бульдозер. Иногда, идя с папой мимо встречавшихся чуть не на каждом шагу стройплощадок, я просил папу посидеть в кабине экскаватора. И папа, спросив разрешения у водителя, поднимал меня в кабину, где меня распирало от восторга сидеть на кожаном сиденье и сжимать рукоятки вибрирующих гудящих рычагов, вдыхать запах бензина и солярки. На катке было не так обалденно, но тоже чертовски приятно!

Однако иногда техника и пугала. Как мы с папой по утрам шли в садик. Это надо видеть! По Восточной сплошной лавиной неслись большегрузные кразы, мазы, газы – самосвалы, лесовозы, краны и конца им было не видать. И папа каким -то непостижимым образом вел меня за ручку сквозь это мессиво самосвалов. Как в какой-то технократической антиутопии то ли Кинга, то ли другого творца ужасов когда наступала эта грозная броня и гул стоял невообразимый, казалось, что спасенья нет. А папа, взяв меня за руку, каким -то чудесным образом оказывался на противоположной стороне проезжей части. Долгое время движение на перекрестке происходило совершенно стихийно. При этом никаких серьезных аварий не происходило. Потом появился регулировщик. Он стоял по центру на булыжной квадратной -полметра на полметра- подушке. Потом на этом месте появился маленький подвесной светофор, а милиционер переместился в стеклянно- металлическую в виде тубуса будку. И только много позже появились четыре светофора в почти современном их виде. Но наши препятствия некоторое время усугубляла параллельная проезжей части довольно глубокая и широкая канава. Некий ров перед замкового вида домом, где был расположен садик. Мне эта канава казалась опасным препятствием. У наших ног разверзалась пропасть! «Прыгаем!» – уверенным тоном с капелькой азарта восклицал папа. И мы брали это второе и последнее препятствие.

Папе тридцать пять: голубоглазый, в очках, стройный, худощавый, при этом стильный, литой, привыкший гнуть в каркас из стальных прутьев чуть не в палец толщиной… с четким, легким баритоном, в начищенных узконосых штиблетах. В ту пору он не носил еще замшевых и кожаных пиджаков, а просто отгаженный темно- серый костюм, узкие брюки со стрелками. Я вхожу на площадку садика, где уже играют другие дети, а папа по ту сторону чугунной ограды идет по Ленина в мастерскую. Утренняя прохлада отступает под лучами солнца. Мы с папой движемся по разные стороны ограды. Почти как Самойлова в еще неувиденном мной фильме «Летят журавли» машет уходящему на фронт любимому, я машу ручкой папе, говоря ему какие придется ласковые или просто вежливые слова:" До встречи, папочка! Доброе утро! Приятного аппетита! Будь здоров!..» Папа улыбается своей лучезарной улыбкой и машет мне в ответ. Ай, сейчас закончится ограда, и мы расстанемся почти на целый день. Как мне несколько часов прожить! И вот папа исчезает из виду! Я буду ждать тебя, папа!..

Глава четвертая. Люда Чащина и другие

В начале посещения средней группы нам представили новеньких. Это были сестры – двойняшки Люда и Оля Чащины. Тоненькие, голубоглазые, с подстриженными обыкновенной квадратной скобкой светло-желтыми волосами. Люда была покрупнее своей миниатюрной сестренки и как-то потверже, она родилась чуточку раньше и вела себя именно как старшая сестра. И если первое время сестры Чащины никак не заинтересовали, то потом Люда возникла предо мною крупным планом. Она первая сделала шаг к нашему неформальному общению, посмотрев своими веселыми, но при этом внимательными глазами и предложив вместе играть. Да, глаза ее были именно васильковыми. Я всегда был разборчив в общении с детьми и не общался с кем ни попадя. Купиться лишь на внимание симпатичной девчонки и ее красивые глаза я не расположен. Ни сейчас, ни тогда! Довольно бесполезное дело добиваться интереса какой-то не обращающей на тебя внимания девушки, она все равно в ответственный момент тебя кинет, предпочтя другого или некую собственную выгоду. И часто люди, особенно мужчины с положением и средствами этого не видят и даже видеть не хотят. Любовь нельзя купить! То есть, конечно, можно, но это уже из другой оперы. Пушкина Наталья Николаевна тоже по-своему любила благодарностью почти что бесприданницы знаменитого поэта и яркую личность. А что из этого вышло? У Антона Павловича и Ольги Леонардовны острой драмы не было, но все равно невесело. Алфред Нобель и его жена, Шуман и Клара… и тысячи, миллионы историй жизни самых обыкновенных людей! Только вспыхнувшая пусть не с первого взгляда живая искра может быть единстренным естественным основанием счастливой любви. Неразделенная любовь тоже прекрасна, но стань она взаимной и все разрушится. Если люди влюблены друг в друга на расстоянии в силу неких внешних обстоятельств, то это не неразделенная любовь! Если объект твоей любви о тебе попросту не знает, то это может иметь хоть абстрактную перспективу. А вот если знает и сердце его молчит, то не ходите, девки, замуж …за него. Я прекрасно знаю, что жизнь многообразнее, что сердцу не прикажешь, что даже в одном цвете есть тысяча оттенков. Но без каких-то пусть общих ориентиров, императивов просто пропадешь! Влюбленный, как и поэт, может создать свою орфографию, может послать к черту все писаные и неписаные законы и нормы жизни, но знать об их существовании на земле и в небесах надо все равно!

Что ж до нас с Людой, то мы обратили друг на друга внимание почти одновременно. Она чуть-чуть опередила меня, как некогда опередила и сестричку Олю, самим фактом своего рождения. Моя мама накануне нашла мне прекрасную подружку, как-то забирая меня из садика домой, увидев это чудо и познакомив нас поближе. Это была Верочка, из нашей группы, с сияющими на беломраморном кукольном лице умными черными глазами. Она была крупная, высокая, чуть похожая на дорогую немецкую куклу. Приятный мелодичный голос выдавали ум и добрый характер этой прекрасной барышни. Верочка Миллер (кажется, так или почти так звучала ее фамилия) с удовольствием со мной сдружилась, и мы играли с ней даже под столом, но это роскошное созданье меня не увлекало. Не магнитило. Все ж-таки влюбленность и тем более любовь – это действительно химия. Можно предварительно прикинуть, даже отчасти рассчитать исходные параметры уготованных к встрече друг с другом на множестве перекрестков судьбы людей, но возникнет ли из всего этого нечто – никто не знает. Натуры одномерные эту химию или божью искру признавать не хотят, вопрошая:" Ну что ей еще надо, я ж далеко не урод, почти непьющий, на капитанской должности?«Действительно, вроде все как надо или даже лучше, а искомого контакта при контакте нет. Но в этой иррациональности есть и своя прелесть, человечность. И непродажность, Иначе все б перебежали к более стройным и высоким, более белозубым, кудрявым и т. д. А так все более неоднозначно, более интересно и непроизвольно!